Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905 - Любовь Ульянова

Расходится с историографическим образом и трактовка политической полицией упомянутых в записке Н.Д. Зайцева «освобожденцев»: если в научной литературе под ними понимаются участники леволиберальной организации «Союз освобождения», которая, в частности, инициировала издание журнала «Освобождение», а в дальнейшем стала весомой частью либеральной Конституционно-демократической партии, то в политическом сыске «освобожденцами» называли только участников журнала «Освобождение», издававшегося за границей П.Б. Струве, и его постоянных читателей в России и считали это явление самым опасным из всех «легальных» общественно-политических течений585.

Реконструкция представлений чинов политического сыска о взаимоотношениях «конституционалистов», «освобожденцев» и «либералов» требует определенного исследовательского усилия, т.к. в самих документах такого соотнесения практически нет. Иная ситуация с термином «радикалы» – это, видимо, самоназвание определенных общественных групп, неамеченных историографией дореволюционного общественного движения. Между тем «радикалы» постоянно соседствовали с «либералами» в делопроизводственной переписке чинов политического сыска, а описание их взаимодействия показывает и разницу в восприятии этих двух общественно-политических явлений. Служащие политической полиции неоднократно упоминали «либеральные и радикальные кружки», «либеральную и радикальную публику», «либеральную и радикальную группы», «либеральную часть общества и радикальную молодежь», «либерально-прогрессивную и радикальную фракции» и пр.586 Начальник Санкт-Петербургского охранного отделения так характеризовал столичное «общество» в 1898 г.: «За последние несколько месяцев состоялось значительное сближение между обеими враждовавшими сторонами. Это обстоятельство чрезвычайно характерно для переживаемого либералами и радикалами момента. Обе группы сознают, что им необходимо временно сойтись во имя интересов, общих им обоим. Связующим звеном в этом деле явилась мысль о нелегальном, то есть негласном съезде литераторов, возникшая в голове К.К. Арсеньева и поддержанная некоторыми из радикальной группы»587.

Служащие Московского охранного отделения на рубеже XIX–ХХ вв. также описывали «либералов» и «радикалов» через их отношение к легальному/нелегальному, причем «либералы» оказывались в легальном пространстве, а «радикалы» – за его пределами. Московский обер-полицмейстер Д.Ф. Трепов и руководитель охранного отделения С.В. Зубатов сообщали в 1901 г. в Департамент полиции о «близоруких либералах» в обществе взаимопомощи лиц интеллигентных профессий: «Дабы образовать так или иначе прочный и сильный комплот, радикалы, прикрываясь идеей взаимопомощи, привлекли к содействию некоторых близоруких либералов, политическая благонадежность коих не могла бы внушать подозрений, а затем, оформив при их помощи дело и собравшись в достаточном числе, сначала устранили на чрезвычайном общем собрании 16 марта прошлого года учредительный декорум и ввели в совет общества своих сторонников, а потом, к концу года окончательно завладели его административными органами»588.

В приведенной цитате «либералы» трактуются как политически благонадежные, что совпадает с восприятием «либералов» и «радикалов» у современников. Один из общественных деятелей В. Кранихельд в 1917 г. так описывал «радикалов» 1890-х гг.: «Казалось, я попал в общество людей, которым жизнь уже не сулила в будущем ничего неизведанного, заманчивого, не открывала перед ними никаких перспектив. А между тем это были в большинстве люди молодые, студенты, только недавно еще потерпевшие на своем жизненном пути некоторую и, в сущности, незначительную аварию. Несчастие их заключалось, однако, в том, что вместе с этой личной аварией терпело крушение также их миросозерцание – рушились их идеалы, их вера в будущее. И чем круче подламывала жизнь их старые верования, тем нетерпимее относились они ко всем инакомыслящим, по-сектантски замыкаясь в свой маленький тесный кружок. Они добывали себе пропитание грошевыми уроками, называли себя “радикалами” и с особенной брезгливостью отзывались о местном культурном обществе – о либералах и либералишках»589.

Еще одно понятие, которое использовалось в делопроизводственной переписке для характеристики легального общественно-политического пространства, – «легальная оппозиция». Чаще всего этот термин встречается в документах за подписью служащих Департамента полиции – директоров С.Э. Зволянского и А.А. Лопухина, заведующего Особым отделом Л.А. Ратаева, руководителя 5-го делопроизводства В.К. Лерхе, сотрудника 3-го делопроизводства Н.А. Пешкова590. При этом «легальная оппозиция» могла быть «радикальной» (этот эпитет чаще всего использовал заведующий Особым отделом Ратаев) и «крайней» (этот эпитет обычно употреблял сотрудник Особого отдела Зайцев). Термин «оппозиция» немедленно возник в документах бывшего заведующего Заграничной агентурой П.И. Рачковского, когда он в 1902 г. оказался в непосредственном контакте с чинами Департамента, приехав в Санкт-Петербург из Парижа591. То же самое произошло и с терминологией С.В. Зубатова, когда он перешел из Московского охранного отделения на должность руководителя Особого отдела Департамента полиции592. Историография политического сыска в качестве обобщающего термина использует формулировку «революционное и оппозиционное движение»593, видимо почерпнутую из источников по истории этой государственной структуры и действительно популярную в ее документах, однако подробный анализ самой формулировки в литературе отсутствует.