Ореховый Будда - Борис Акунин

– Радость быть наедине с собой.

Сияние в глазах потухло. Ресницы разочарованно захлопали.

– Разве это радость? Я не понимаю…

– Чего ж тут непонятного? Если единственное несомненно живущее на свете существо – ты сама, значит, важнее и интереснее тебя самой во вселенной ничего нет. Всё главное – а может быть, вообще всё – происходит внутри тебя. Вникни в это, и тебе никогда не будет наедине с собой скучно. Ты помнишь время, когда тебя в мире не было?

– Как же я могу такое помнить?

– Значит, ты была всегда. Как только ты начала себя осознавать и помнить, появился мир. Это его до тебя не существовало. А когда тебя не станет – если тебя не станет – исчезнет и вселенная. Где находишься ты, там и жизнь. А где тебя нет – нет и ее. Вот посмотри вокруг. Что ты видишь?

Ката-тян оглянулась. Меж облаков очень кстати проглянула луна.

– Большое небо… Большое озеро… Большое поле…

– Это ошибочный взгляд. Тебя приучили думать, что мир большой, а ты маленькая. Не верь тому, что тебе говорят другие. Помни про первую ступень: все подвергай сомнению, верь только собственным чувствам и собственным глазам. Закрой-ка один глаз, а вторым посмотри на небо еще раз… Небо занимает собой лишь верхнюю часть того, что ты видишь, верно? Значит, оно всё помещается в половинке твоего глаза. Оно вот такусенькое. – Он сдвинул два пальца. – Это не ты внутри мира, а мир внутри тебя. Ты – больше.

Ученица задумалась. Прищурилась, поглядела на ширь Ладоги, померила ее щепотью.

Он подождал, потом продолжил.

– Есть люди, которые мучают себя, думая про мир, что он жестокий, страшный, некрасивый. Но это они сами делают его таким. Мир таков, каким ты его хочешь видеть. Он – твой. Хочешь, чтобы был красивым – красивый. Добрым – добрый. Всё внутри тебя, всё в твоей воле.

Девочка взялась руками за виски, будто хотела умять свою голову, чтобы в нее побольше втиснулось. Конечно, вместить такое знание непросто.

– …До сих пор мы с тобой попеременно говорили и молчали. Теперь же, до конца седьмой ступени, будем только молчать. Считай, что меня рядом нет. Ты одна. Научись разговаривать с собой, задавать себе вопросы и получать на них ответы. Святые старцы, достигшие наивысшего Жилья, годами сидят на одном месте и не произносят ни слова. Им никто не нужен, им не нужны внешние события. Им хватает себя… Я тоже хочу побыть наедине с собой. В «яме» я устал от того, что рядом все время другие люди. И устал от учительства. Всё, Ката-тян. Отныне я сам по себе, а ты сама по себе.

Симпэй отвернулся от спутницы, посмотрел, как мерцают под луной черные воды, и улыбнулся, предвкушая пиршество мысленного полета.

Чем бы себя порадовать? О чем бы подумать?

Пожалуй, о том, что всю жизнь волновало князя Голицына, главной радостью которого было записывать разговоры с собой на бумаге. Этого русского конфуцианца больше всего занимало Дао государства, а не Дао личности. Размышлять об идеальном обществе Симпэю было скучновато. Как-то оно мелко, подумал он. Уж если придумывать, так идеальный мир.

Каким должен быть мир, чтобы мне в нем всё понравилось? Согласно Библии, завершив мироздание, Бог иудеев и христиан сказал: «Это хорошо», – но хорошо у Него получилось далеко не всё. А какою бы сделал Землю я, чтоб с ее просторов исчезло всё скверное и безобразное, а осталось лишь хорошее и прекрасное? Чтобы появиться здесь в следующем рождении, посмотреть вокруг и сказать себе: «Как хорошо я всё придумал!»

И он начал обстоятельно, с удовольствием выстраивать мир по Симпэю.

Пейзажи, так и быть, пусть останутся такими же. Небо, горы, море, реки, леса, поля. С этим в нынешнем мире неплохо. Но летней жары пусть не будет, равно как и зимнего холода. Зимы и лета вообще не нужно. Только весна с цветением сакуры и сливы, а потом сразу осень с красно-золотой листвой. И никакого снега. Это пускай Ката, если хочет, оставляет снег для своего мира, а миру Симпэя белой холодной гадости, спасибо, не нужно.

Он немного пожил на такой чудесной, но пока еще пустой Земле. Стал воображать дальше.

Так. Что с животными?

Мух, комаров, ядовитых змей и прочую зловредную пакость – к акуме. Ладно, красивые змеи могут остаться, но чтоб не кусались. Медуз тоже оставлю лишь тех, которые не обжигают. Крыс не надобно, хватит мышей. Неплохо бы придумать новых зверей, каких сейчас нет. Побольше пушистых, толстых, с меховыми ушами и доверчивыми глазами.

И сразу стал изобретать такое животное. Туловище, как у медведя; голова, как у быка, лапы мягкие, щенячьи; круглое барсучье пузо; мех пятнистый, как у леопарда.

Полюбовался на свое творение – рассмеялся.

– Ты что, дедушка? – послышался испуганный голос.

Симпэй вернулся в ночь, на берег Ладожского озера – и увидел, что ночь уже закончилась, и озера тоже не видно, дорога ушла от воды в сторону, вокруг лес.

Лицо у ученицы было исстрадавшееся, брови сдвинуты, губа закушена.

– Не тужься так, – посоветовал он. – Просто слушай себя, следуй за мыслью и воображением.

Небо издало рык. Симпэй посмотрел вверх. Приближалась гроза. Собственно, она уже начиналась.

Из туч вызмеилась молния, ударил гром, от которого вздрогнула земля.

– Видишь? – спокойно сказал учитель. – Ты придумала гром – и всё затряслось. Придумай что-нибудь еще, поинтереснее. И не мешай мне жить в моем мире.

Снова отвернулся, рассеянно смахнув со лба капли – хлынул обильный дождь.

А как быть с человечеством?

Непростой вопрос.

Ладно, пусть люди останутся. Но только в небольшом количестве. Сто, много двести. Чтоб все всех знали и берегли. И чтоб не рождалось таких, кому нравится мучить и подчинять себе других. Никто никогда не будет болеть, и каждый будет жить столько, сколько захочет.

Он принялся заселять Землю людьми, начав с тех, кого когда-то знал и любил. Всем им нашлось место. Потом стал придумывать новых, одного за другим.

Так появился храбрый густобровый Дандзиро, покоритель огненных вулканов и морских глубин.

Потом веселый рыжеволосый Иоганн, распевающий звонкие песни и изобретательный на потешные шутки.

Златокожая Айеша, немного похожая на ту деву, что Симпэй видел на острове Цейлон, но только не глупохихикающая, а нежноулыбчивая.

Население Земли из двухсот и даже ста человек – это много. Создатель нового мира увлекся, потерял счет времени и, когда очнулся в следующий раз, день уже клонился к вечеру, гроза давно закончилась, дорога опять прилепилась к озеру.

Симпэй взглянул на ученицу. Она шла с полузакрытыми глазами, что-то сама себе нашептывала.

Чтобы проверить, насколько девочка увлечена внутренней беседой, он нарушил молчание: