Мечтавший о солнце. Письма 1883–1890 годов - Винсент Ван Гог

Но, кроме того, я надеюсь научиться хорошо писать портреты. Вот так.

Возвращаясь к твоему наброску: мне кажется трудноватым признать для себя и посоветовать другим считать, будто верховные силы вмешиваются собственноручно, чтобы помочь нам или утешить нас. Промысел Божий – непростая штука, и я решительно заявляю тебе, что не знаю, что о нем думать.

Так вот, у тебя в наброске есть некая сентиментальность, да еще в такой форме, которая напоминает истории об этом самом Божьем промысле – истории, которые уже не раз оказывались неубедительными и против которых можно столько всего возразить.

Особенно меня беспокоит то, что ты считаешь, будто надо всерьез учиться, чтобы стать писательницей. Нет, милая сестренка, лучше учись танцевать или влюбись в одного или нескольких помощников нотариуса или в офицера, в кого угодно, кто есть поблизости, сделай какую-нибудь глупость, много глупостей, это намного лучше, чем пытаться чему-то выучиться в Голландии, от такой учебы ровным счетом никакой пользы, от нее можно только отупеть, я об этом и слышать не хочу!

Со мной самим все время происходят совершенно немыслимые и неуместные романтические истории, заканчивающиеся для меня, как правило, стыдом и позором.

И все же я считаю, что, влюбляясь, поступаю правильно, потому что говорю себе, что в прежние годы, когда мне полагалось влюбляться, я был погружен в религию и в социализм и считал искусство чем-то святым больше, чем теперь. Кто сказал, что религия, или справедливость, или искусство – это святое? В людях, которые только и делают, что влюбляются, возможно, больше серьезности и святости, чем в тех, кто приносит любовь и сердце в жертву идее. Как бы то ни было, чтобы писать книги, совершать поступки, создавать картины, полные жизни, мы сами должны быть живыми людьми. Так что для тебя получать образование, если ты не собираешься всю жизнь топтаться на одном месте, – дело десятое. Развлекайся как можно больше, веселись вовсю и знай, что в наши дни людям хочется, чтобы в искусстве все было живым, ярким, бурным. Так что запасайся силами и здоровьем, живи полной жизнью, это будет лучшее образование.

Буду рад, если ты напишешь мне, как поживает Марго Бегеманн и как дела у де Гроотов. Чем закончилась та история, вышла ли Син де Гроот за своего кузена? И остался ли жив ее ребенок? Мне сейчас кажется, что написанная в Нюэнене картина с крестьянами, которые едят КАРТОФЕЛЬ, в итоге – лучшее из всего, что я создал. С тех пор у меня не было возможности брать моделей, зато я лучше изучил вопросы цвета. И если я в будущем найду модели для фигур на картинах, то еще покажу, что умею писать не только зеленые пейзажики и цветы. В прошлом году я писал почти одни только цветы, чтобы привыкнуть к другим краскам, кроме серого, а именно к розовому, светло– или ярко-зеленому, голубому, фиолетовому, желтому, оранжевому, ярко-красному. И когда я этим летом писал в Аньере пейзаж, то видел намного большее цветовое разнообразие, чем раньше. Теперь я стараюсь применять это в портретах. И должен сказать, что от этого явно не стал писать хуже, возможно, потому, что мог бы рассказать тебе, если бы захотел, много плохого и про художников, и про картины с тем же успехом, с каким мог бы рассказать тебе о них много хорошего.

Я не хочу, чтобы меня считали меланхоликом или одним из тех, кто источает горечь или желчь. Понять – значит простить, и я думаю, что если бы мы знали все, то достигли бы мира и спокойствия. Как можно больше тишины и мира, даже если известно далеко не все, – это лучшее средство от всех недугов, лучше, чем можно купить в аптеке. Многое получается само по себе, человек растет и развивается естественным образом.

Так что не учись, не зубри слишком много, это подавляет творческое начало. Развлекайся, лучше побольше, чем поменьше, но и к любви не относись чересчур серьезно, здесь от нашей воли мало что зависит, это в основном вопрос темперамента. Если бы я был поблизости от тебя, то смог бы тебе объяснить, что тебе надо бы заниматься вместе со мной живописью, а не писать, что с помощью живописи ты легче смогла бы выразить свои чувства. Во всяком случае, в живописи я мог бы тебе помочь, а что касается писательства, то это не моя область. Впрочем, я одобряю твое желание стать человеком искусства, ведь если в ком-то горит огонь и есть душа, загнать их под спуд невозможно; лучше обжечься, чем задохнуться. То, что скрыто внутри, надо выпустить наружу. Например, я сам, когда пишу картину, могу дышать полной грудью, без этого я был бы намного более несчастным, чем теперь. Передай маме самый сердечный привет.

Сильнейшее впечатление на меня произвело «В поисках счастья». Недавно прочитал «Монт-Ориоль» Ги де Мопассана. Искусство часто заключает в себе нечто возвышенное и, как ты пишешь, нечто святое. Но с любовью ведь то же самое. Трудность лишь в том, что не все так думают, а тот, кто ощущает эту святость и поддается чувству, вынужден глубоко страдать, прежде всего из-за непонимания окружающих, но также потому, что наше вдохновение часто оказывается недостаточным, либо оттого, что работать становится невозможно в силу обстоятельств. Надо, чтобы человек мог делать одновременно две вещи, а лучше – еще больше.

Кроме того, временами для нас совсем не так ясно, что искусство – нечто святое и прекрасное.

В любом случае подумай хорошенько о том, не лучше ли сказать так: человек остро чувствует искусство и хочет им заниматься, потому что с этим умением он родился, и теперь иначе не может, и просто следует своей природе, – а не утверждать, что он делает это ради благой цели.

Ведь в книге «В поисках счастья» так и написано: зло заложено в нашей природе, а природу нашу создали не мы.

Мне очень нравится в современных писателях то, что они не такие моралисты, как писатели прежних времен.

А многим это кажется чрезмерным, их шокируют, например, слова: «Порок и добродетель – такие же химические продукты, как сахар и медный купорос».

Винсент отправляется на юг Франции, в Арль, который видится ему неким подобием Японии. Там он сперва живет один, сведя дружбу с несколькими местными жителями, в частности с почтальоном Руленом и его супругой. Но вскоре его вновь посещает мысль об «артистическом братстве», и в качестве компаньона он приглашает к себе парижского знакомого Поля Гогена, снимает и обустраивает для их маленькой «коммуны» небольшой дом. Первоначально их сотрудничество оказывается вполне продуктивным, но в конце накопившиеся радикальные противоречия приводят к противостоянию, спровоцировавшему, вероятно, знаменитый ментальный кризис. После возвращения из больницы дальнейшее пребывание Винсента в Арле осложняется напряженными отношениями с местными жителями.

К этому периоду, помимо серии с подсолнухами, относится целый ряд автопортретов, портретов и пейзажей, в которых нашли воплощение, в частности, поиски художника в области выразительности цвета.

Тем временем в жизни Тео происходят значительные изменения: еще в 1888 году он делает предложение Йоханне Бонгер и в апреле 1889-го женится на ней.