Добрым словом и револьвером - Алексей Михайлович Махров

– Что? – насторожился Ибрагим – у парня слух, как у филина. – Что вы сказали, вашбродь?

– Э-э-э… – Я задумался, стоит ли перед самой атакой рассказывать малограмотному солдату про девизы. И решил дать простое и понятное ему объяснение: – Не обращай внимания, это я молюсь!

– Время, ваше благородие, – произнёс Ибрагим, тыкая указательным пальцем в свои наручные часы. Эти часы – предмет огромной гордости фельдфебеля. Десяток этих замечательных изделий Стальградского завода были вручены лично генерал-фельдмаршалом Гейденом героям усмирения Финляндии.

– Ну, с Богом! – глянув на подсвеченный фонарём циферблат, произнёс я, перекрестился и намного громче крикнул: – Рота, к бою! Пошли!

И рота пошла…

Точнее поползла. Две сотни человек[111]. И я вместе с ними.

Ночь была достаточно светлой – яркая луна сильно мешала скрытному передвижению. Или мне так только казалось? Ведь бойцы умело пользовались мельчайшими складками местности, легко прячась в резких чёрных тенях.

До австрияков мы доползли довольно шустро, всего за час. Я, правда, с непривычки изгваздался весь до полной потери товарного вида. А вот и бруствер первой линии окопов – до него всего десяток метров – на три прыжка. Оглядываюсь по сторонам и успеваю заметить, как несколько тёмных силуэтов, внезапно выскочив из тени, метнулись в окоп. И сразу оттуда раздались странные звуки – какое-то бульканье и хрип. Это, видимо, горнострелки часовых сняли. В своем любимом стиле – перерезав супостату горло острым кинжалом.

Первую линию мы проскочили незаметно для главных сил врага – горцы просто вырезали спящих австрийских солдат и метнулись по изломанным ходам сообщения в сторону второй линии. И вот тут начались проблемы – может, кто-то из часовых не спал, может, слишком громко захрипел, когда ему резали глотку, но нас заметили.

Тишину прорезал выстрел. Первый выстрел этой войны прозвучал как хлёсткий удар кнутом. Я вздрогнул и замер, присев на одно колено. Стреляли из «Манлихера». То есть кто-то из часовых что-то заметил и поднял тревогу?

Основная масса австрийской пехоты начала просыпаться – я успел разглядеть в свете луны, как по всей линии окопов над бруствером появились сотни голов в характерных головных уборах.

Неужели это фиаско?

Но быстрее, чем я успел запаниковать, по всему фронту наступления роты затрещали СКЗ. Били длинными очередями. Темноту прорезали сотни ярких огненных бутонов. В их свете я увидел, как пропадают тёмные силуэты над бруствером – их просто смели огнём в упор! Самозарядные карабины давали подавляющее огневое превосходство, особенно ценное накоротке.

Ночь внезапно ожила. И тридцати секунд не прошло с того злосчастного выстрела часового, как бой разгорелся в полную силу. Крики, выстрелы, взрывы гранат!

Вот где-то застрочил станковый пулемет. Судя по невысокому темпу стрельбы – вражеский. И тут же захлебнулся. Грохнула пушка. На слух я определил – нечто среднего калибра. Наверное, «9-см Feldkanone M-75». Аналог нашей 87-мм системы 1877 года. Или это наша аналог австрийской? Чёрт их разберёт, кто у кого «украл».

Выйдя из лёгкого ступора, я рванул вперёд. Похоже, что вторую линию мои бойцы тоже в целом захватили – вспышки выстрелов смещались в глубину обороны. И это было замечательно: если мы возьмём все три линии передового укрепления и удержим его до утра, то на рассвете, после двухчасовой артподготовки наша пехота сможет атаковать основное укрепление в комфортных полигонных условиях – у австрийцев будет полностью нарушена система огня.

Размышляя об этом, я на секунду выпал из реальности и тут же жестоко за это поплатился: споткнулся о бруствер траншеи и шлёпнулся в неё ничком, словно убитый. Оттого пробежавший по мне здоровенный австриец меня не тронул. Я поднял голову и, достав пистолет-пулемёт, выстрелил ему в широкую спину. Но этот гад только вскрикнул и начал разворачиваться ко мне, цепляя стволом винтовки стенку окопа. Я выстрелил ещё раз – уже не одиночным, а короткой очередью. Но могучий австриец всего лишь орал дурным голосом от каждого попадания, но не падал, а шёл на меня, замахиваясь для удара прикладом. Я с перепугу нажал спусковой крючок «Мушкетона» и не отпускал его, пока не расстрелял все патроны. Последние пять штук явно были лишними – здоровяк сначала выронил винтовку, потом упал на колени и, наконец, растянулся во весь свой немалый рост на дне траншеи. Умер, скотина? Уф! Я тыльной стороной ладони вытер со лба холодный пот. Тут пока одного завалишь – упаришься!

Осмотревшись, я двинулся дальше, держа пистолет-пулемёт перед собой, но живые враги мне больше не попадались – дно широкой и глубокой траншеи усеивали трупы австрийцев – тут явно поработали мои головорезы. Похоже, что в бою возникла пауза – стрельба как-то разом стихла, наступила относительная тишина – так что даже стало слышно, как стонут под ногами недобитые враги. А где же свои? За всё время моих «странствий» я ещё ни разу не видел убитого или раненого горнострелка. Неужели мы без потерь взяли три линии полевого укрепления? Невероятно…

Вдруг сзади раздался какой-то звук. Я резко развернулся, вскидывая «Мушкетон», но оружие только всухую щёлкнуло бойком – магазин был пуст! Из непроницаемой чёрной тени материализовался силуэт человека, мгновение – и он уже возле меня. В свете луны блеснул кривой кинжал и кончик лезвия слегка кольнул мне рёбра.

Вот она – смерть моя!

– Твою мать! – выдохнул я.

– Йом нуксан[112]! – произнесла «смерть» знакомым голосом и убрала клинок. – Вашбродь, вас все ищут! Пойдём скорее, Ибрагим-хаджи зовёт!

Я торопливо сменил магазин и послушно поплёлся за солдатом, словно старшим был он, а не я. Только сейчас я узнал его – командир второго отделения первого взвода Ахмед-хаджи Кадыров. Не удивляйтесь, что он носит ту же фамилию, что у фельдфебеля – они из одного аула и приходятся друг другу троюродными братьями.

Однако быстро добраться до своих у нас не вышло – вокруг снова вспыхнула стрельба и австрийцы неожиданно густо полезли из каких-то, как мне показалось, щелей. Мы с Ахмедом встали спина к спине и приготовились подороже продать свои жизни. Луна немного помогала нам, подсвечивая цели, но в основном контратаку противника пришлось отбивать, стреляя на звук. В какой-то момент, замешкавшись при смене магазина (ну, мало у меня ещё опыта, мало!), я слишком близко подпустил австрийцев и вражеский штык пропорол мне предплечье. Левая рука сразу повисла плетью, но стрелять я не перестал, а вот перезаряжаться сразу стало сложнее. Выручало то, что передо мной образовалась уже целая куча трупов, которая мешала живым добраться до меня.

Как я потом понял, весь бой занял минут