Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая - Геннадий Борисович Марченко

Раздавшиеся сзади шаги заставили меня обернуться. Это была Полина, в распахнутой дублёнке, под которой виднелась синяя кофта.

— Как здесь… необычно, — тихо произнесла она, оглядываясь.

Когда она говорила, из её рта вырывались клубочки пара. Понятно, что никакого отопления тут не было и в помине, а на улице стоял морозец порядка 15 градусов.

— Интересно, а почему никого нет, если двери открыты? — спросила она.

Я повернулся к ней и пожал плечами:

— Не знаю, может, батюшка куда-то по делам вышел? Пойдём, наверное, а то вдруг вернётся — а тут мы. Ещё за грабителей примет, сообщит в милицию.

Не успел я закончить фразу, как увидел, что Полина смотрит куда-то мне за плечо, и глаза её расширяются. Я обернулся… Перед иконой Спаса Вседержителя стоял пожилой священник в видавшей виды рясе, подпоясанной тонким кожаным ремешком, и с непокрытой головой. Его узкое, изборождённое морщинами лицо внизу венчалось редкой, седой бородкой. Из-под кустистых, таких же седых, но куда более густых бровей строго, и в то же время доброжелательно на меня смотрели глубоко посаженные глаза. Откуда он здесь взялся⁈ Вроде никаких потайных дверей не видно… Словно из воздуха материализовался.

— Здравствуйте! — выдавил я из себя.

— Здравствуйте! — тут же повторила Полина.

— И вам доброго здоровьичка! — улыбнулся батюшка. — С чем пожаловали?

— Да-а… — немного растерянно протянул я. — В общем-то, ехали мимо, смотрим — церковь незнакомая. Вроде сколько тут ездили, а не помним, чтобы тут храм стоял. Решили заглянуть, посмотреть… Простите, если что не так.

— Прощения просить не за что, — снова улыбнулся священник. — Собор Богоявления Господня стоит тут давно, наверное, раньше просто не обращали внимания. А сейчас, значит, нужда какая-то случилась, раз заметили и свернули с дороги.

Речь его текла мягко и неторопливо, словно бы убаюкивала, и я почувствовал себя хорошо и безмятежно, как не чувствовал, наверное, с детства. И образа на иконах не казались уже такими мрачными, храм будто бы наполнился изнутри каким-то странным свечением.

— Господь милостив даже к тем, кто забыл о нём, — между тем говорил батюшка. — Так что тебя и жену твою привело в храм?

— Откуда вы знаете, что она моя жена?

— Господь всё знает, — туманно изрёк старик. — И иногда даёт второй шанс, как дал его тебе. Знает он и о потере, вселившей в ваши души скорбь. Но печалиться не стоит, его душа не успела испытать всех горестей земной жизни. Но и вам хочется Подойди сюда.

Он неожиданно поманил к себе жестом Полину, и та, будто сомнамбула, послушно приблизилась к священнику, встала напротив него. А тот приложил левую ладонь к её лбу, а правую к животу, закрыл глаза и, как мне показалось, целую вечность так стоял, что-то неслышно бормоча себе под нос. Затем наконец открыл глаза, убрал руки со лба и живота Полины, улыбнулся.

— Всё будет хорошо… А теперь езжайте.

И мы, словно бы подталкиваемые неведомой силой, двинулись к выходу. В себя я пришёл, только когда уже сидел за рулём «Волги». Полина сидел рядом и, моргая, смотрела прямо перед собой.

— Жень, что это сейчас было? — наконец спросила она, по-прежнему глядя перед собой. — У меня в голове всё ещё какой-то туман, а в животе… В животе какое-то странное тепло.

— Может, он гипнозом владеет, этот батюшка? — предположил я и посмотрел ан часы. — Ладно, чего гадать, поехали. Вроде были-то минут десять от силы, а оказывается, что почти час прошёл. Бывает же такое.

Я выжал сцепление и включил первую передачу, «Волга» плавно тронулась, переключил на вторую, ускоряя полуторатонную машину, а сам всё размышлял над словами этого странного священника. Что за второй шанс? На что он намекал? Неужто… Да нет, мистика какая-то. А с другой стороны, разве то, что моё сознание вселилось в моё же молодое тело — не мистика?

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Храма видно не было, наверное, остался где-то за поворотом, за вон тем перелеском. Почему-то у нас с Полиной больше не возникало желания обсуждать это происшествие, которое и происшествием можно назвать с натяжкой. Так, необычная встреча, не более того… В общем, нашли другие темы для разговоров, так и доехали до Асбеста. Договорились, что родным — да и вообще никому — о посещении церкви ни слова. Всё, что было — остаётся между нами. Не хватало ещё, чтобы слухи о том, что член партии и работник обкома бывает в местах отправления религиозных культов. Для полноты картины не хватало заскочить ещё в мечеть и синагогу.

Тем более дома было чем заняться. Встреча с родными, друзьями, с моим первым наставником, который даже в воскресенье тренировал ребят — всё это растянулось почти до самого вечера, когда нам уже нужно было отправляться в обратный путь. Правда, я всё же как бы между делом поинтересовался у мамы, не крестили ли меня случаем в детстве. Та замялась, потом, пряча глаза, сказала, что, когда мне было три годика, бабушка тайком водила меня в храм, где меня и окрестили. И даже крестик остался, маленький, серебряный, на простом витом шнурочке.

— А где он? — спросил я.

Вздохнув, она пошла рыться в своих сундуках, и вскоре вернулась, сунув украдкой мне в ладонь этот самый крестик. Простенький, но почему-то мне сразу показалось, что в нём заключена часть моей души. Нашею не надел, но в карман спрятал, пусть всё равно будет при мне.

Перед отъездом родители нагрузили багажник «Волги» банками с соленьями и вареньями, туда же отправился завёрнутый в вощёную бумагу шматок сала весом чуть ли не на килограмм. Хотели ещё мешок картошки сунуть, но я воспротивился. Нечего машину перегружать, картошку мы на базаре покупаем, денег покамест хватает.

На обратном пути я опять не спешил, даже ещё медленнее ехал. Нечего в таких потёмках гнать по заснеженной трассе. Да ещё и небольшая метель разыгралась. Так что дорога заняла больше двух часов. Я примерно помнил, где стояла церквушка, и когда проезжали это место, пытался высмотреть силуэт Собора Богоявления Господня, но тщетно. Я даже поворот с противоположной стороны трассы не смог разглядеть. Уставшая от поездки в гости Полина снова клевала носом, и я не стал её тревожить, чтобы поделиться своим недоумением по поводу исчезнувшей церкви.

«Волгу» снова загнал во двор, Полина отправилась принять душ перед сном, а я перетаскал в погреб из багажника банки. Не утерпел, отхватил от шмата сала несколько ломтиков, положил на кусок чёрного хлеба, и с наслаждением схомячил. Тут и душ освободился.

Несмотря на утомительную поездку, у нас с женой хватило сил на бурное выражение своих чувств, всё-таки какие наши годы⁈ Так что потом снова пришлось двигать в душ, причём принимали мы его на этот раз вместе. Окончательно легли чуть ли не в полночь, встали по будильнику ровно в 6, не совсем выспавшиеся, но полные надежд на новые свершения. Полина репетировала со своим коллективом песни для нового альбома, которые я им сочинил сразу по возвращении из Америки, и на днях предполагалась запись в студии — они уже успели забронировать её на всю среду. В альбом помимо исполненной на «Голубом огоньке» песни «Мне нравится, что вы больны не мной» вошли ещё семь песен: «Когда цвели сады» из репертуара Анны Герман, «Старинные часы» и «Паромщик» из репертуара Пугачёвой, «Лаванда», которую уже не суждено исполнить Ротару, «Мама», которую в моей истории пела Светлана Лазарева, «О нём» Ирины Дубцовой, «Не плачь» и «Колыбельная» Татьяны Булановой. То есть альбом получился таким грустно-романтичным. А «Колыбельную» Полина исполняла так трогательно, что даже у меня ком подступал к горлу. Да и у неё на глазах блестели слёзы. Мы оба, думаю, вспоминали в этот момент нашего неродившегося малыша.

Итак, первый рабочий день! Без четверти девять я переступил порог своего нового кабинета. Думал, буду первым, но как бы нет! Оба стола были заняты молодыми мужчинами, которые при моём появлении дружно встали и расплылись в улыбках.

— Здравствуйте, Евгений Платонович! — приветствовал меня тот, что был повыше и чернявым.

— Здравствуйте! — повторил тот, что был пониже и светло-русым.

— Привет! — я пожал им поочерёдно руки. — Я так понимаю, один из вас Геннадий Куропаткин, а второй Валентин Новицкий?

— Точно, я Куропаткин, — снова расплылся в улыбке чернявый.

— А я Новицкий, — представится второй.

— Давайте договоримся так… При других можно на «вы», а наедине будем общаться на «ты». Не против?

Коллеги были не против.