Изгой - Евгений Щепетнов

Топот босых ног по палубе — двое. Бегут, стараются, норовят сходу заехать мне в нос. Вот что им всем надо? Что я им всем сделал? Живу, никого не трогаю, примус починяю…

Первого без всяких там затей срубаю ударом ноги в солнечное сплетение. Парня будто мяч отбросило к стене, и по дороге он сбил своего сотоварища, лежащего в гамаке.

Второй затормозил, попытался изобразить что-то вроде «двоечки» — правой-левой — но тут же потух от короткого удара опять же в солнечное сплетение. Не люблю я бить по морде. Во-первых, можно повредить свой кулак о зубы. Такие великолепные нагноения получаются…просто пером не описать! Вплоть до гангрены. Если бы эти типы, которым бьют по зубам, чистили эти самые зубы…

Во-вторых, можно сломать пальцы рук о твердый череп. Или просто ушибить. Болеть потом будет рука — до скрежета зубовного. Кости ломаются легко — не так поставил кулак, вот тебе и перелом косточек. А в брюхо — милое дело! И кулак цел, и противнику нехорошо — до блевотины. Можно и убить — если как следует врезать по печени. Но я добрый, не хочу смертей. Иначе давно разнес бы эту шайку по косточкам.

Грохот барабана, отбивающего ритм гребцам, плеск весел, опускающихся в воду, бубнение надсмотрщика, что-то выговаривающего нерадивому гребцу. А в кубрике тишина, и только слышится сопение оставшихся в гамаках «зрителей», да прерывистое дыхание поверженных противников. Кстати, Хент уже шевелится, глаза открыты и ворочаются в глазницах, видимо пытается понять, что с ним случилось. Отвожу правую ногу назад и бью Хента по скуле. Затихает.

— Я им говорил, чтобы тебя не трогали! — слышится голос с одного из гамаков. Там лежит мужчина за сорок, из прежнего состава команды. Помню, как его лечил после нападения боевых галер. У него была дырка в груди от вражеского меча.

— Эти идиоты не слушают! Я сразу сказал старпому — нахлебаемся с ними дерьма. Но им лишь бы кто-то работал, а что происходит в команде…плевать!

Он не прав. Я точно знаю, что не прав. Капитану и всей верхушке вовсе не наплевать на то, что тут, в команде, случается. Если команду распустить, если волю возьмут вот такие, как эти трое — прямая дорога к бунту.

— Что тут происходит?! Ты что творишь?! — старпом был разъярен и в руке держит матросский тесак. Из-за его спины выглядывают еще пять физиономий, практически закрывая белый свет.

— Он украл его нож! И еще воровал! — злорадно завопил сбежавший с поля боя придурок, но его речь была остановлена мужиком из гамака.

— Заткнись, Едран! Это вы тут устроили! И ничего Тихий не воровал! Работает парень и молчит, на ваши шуточки и подколки не отвечает! Вот вы и решили, что он слаб! Ослы тупые! Я вас предупреждал, что все закончится дурно!

Его имя Харак. Обычный матрос, который время от времени напивается, а корабль для него дом родной. Ни семьи, ни детей (если только «случайные»). В меру справедливый, в меру добрый. Человек — как человек. И даже квартирный вопрос его не испортил, так как нет у него никакого квартирного вопроса. Как и квартиры. И дома. Гамак — его дом.

— Что происходит? Тихий, объясни! — это уже капитан. Он поумнее старпома, довольно-таки суматошного парня, хотя и неплохо разбирающегося в судоходстве. А еще, и самое главное — верного человека, который не воткнет нож в спину. Он вроде как его дальний родственник — троюродный брат, или что-то такое. Здесь часто бизнес ведут родственники — на кого еще положиться, как не на родню? Впрочем — это во всех мирах и временах. Откуда знаю про родство капитана? Да слышал разговор, когда плыли в столицу. Брат рассказывал.

— Я вошел в кубрик. Этот человек рылся в моих вещах (я показал на Хента). Я предложил ему положить мои вещи на место и больше никогда их не трогать. Тогда он начал разбрасывать и топтать мои вещи, а потом собрался меня побить — встал в боевую стойку. Я его уложил, и тогда на меня напали эти двое (указываю на бесчувственные тела напарников Хента). Пришлось уложить и их. В общем-то, это и все. Нет…не все. Он заявил, что я его обокрал — украл деньги и нож. Вот теперь все.

— Украл! Тупой урод! — простонал Хент — Тебе все равно не жить!

— Не жить! — подтвердил Едран — Во сне задавим!

Молчание. Тягучее, густое. Никто не говорит ни слова — ситуация точно зашла в тупик. И кто в этом виноват? Уж точно не я! Наклоняюсь, собираю вещи, вытряхнутые из сидора на палубу. Мне противно, даже касаться этих вещей не хочется. После того, как их коснулись руки этого негодяя. Ну вот почему, почему я не могу доплыть до дома без приключений? За что это мне?! Ну не было, не было другого способа добраться до места назначения, кроме как этот корабль. Делай то, чего от тебя не ожидают!

Зачем я еду домой, в замок? Почему не начал террор «не отходя от кассы»? Во-первых, месть это то блюдо, которое едят остывшим. Пусть все успокоится, а уж тогда…есть у меня на это кое-какие планы.

Во-вторых, сдается, что я чего-то не знаю. Не знаю, да и все тут! Ну не стыкуются некоторые камешки мозаики. А значит — не стоит соваться в дело. Подождать, разведать, и ударить — вот наш принцип. А ведь где-то нужно переждать это самое время! Наладить связь со своими людьми, создать разведывательную сеть. Где всего безопаснее я смогу отсидеться? Где меня не найдут? Ясное дело — в моем старом замке. Вот только туда надо еще и добраться… И чего эти придурки ко мне прицепились?

— Капитан, а может положиться на божий суд? Обвинения серьезные! За такое вешают! — серьезно спросил Харак — Пусть дерутся на ножах. Или на кинжалах. По очереди — каждый из них бьется с Тихим. Насмерть! Старый обычай, освященным Богом Моря Надриной и Богом войны Эсаном. Проигравшего — за борт, на корм чудовищам.

— Да этому обычаю столько лет, сколько нам всем вместе взятым! — фыркнул старпом — Кто его в наше время применяет?!

— А я слышал такое — задумчиво заметил капитан — в прошлом году на «Гордости моря» у Степлона такое было. Матросы никак не могли успокоиться, враждовали до смертоубийства, вот он и устроил поединок. После стало все спокойно.

Что означало «после» никто спрашивать не стал. И так все ясно. Нет человека — нет проблемы. Как и тут. Если я забью этих ослов — станет тихо. Если они меня — тоже. Я чужой, пришлый человек, они чужие, пришлые — кто нас разберет, соврали, или нет? А тут все чинно-благородно, да и команде развлечение.

— Все четверо. Сразу! — тихо-шепеляво объявил я — До смерти.

— Четверо? Ты не погорячился, парень? — искренне удивился капитан, но тут же сдал назад — ну на то он и божий суд. Если правда за тобой, значит — выживешь. Ну а если нет…

Вообще-то дурацкий обычай и дурацкие выводы. А если злодей владеет оружием лучше, чем «хороший»? И что тогда? Вспоминается старый рекламный ролик — очень юморной. Там уродливый грязный злодей просыпается в борделе, выходя — пинает собачку, еще кого-то потом обижает. Навстречу ему «хороший» — красивый, чистый, ухоженный, проснулся в постели с любимой женой, погладил собачку, перевел через дорогу старушку, и…на дуэль. Сходится с «плохим». Бах! И «хороший» валится трупом. Злодей радостно хохочет. Черный юмор такой, да. Но жизненный.