Медичи. Крестные отцы Ренессанса - Пол Стретерн

По словам Полициано, Пико был «человеком или, скорее, героем, создавая которого, природа не поскупилась ни в физическом смысле, ни в духовном». Как ни странно, это тоже никакое не преувеличение: судя по портрету, который все еще экспонируется в галерее Уффици, Пико был на редкость красив. У него был удлиненный, прямой, тонкий нос, чувственные губы, высокий лоб и волосы, кудрями ниспадающие до самых плеч. Человек универсально образованный, он обладал знаниями во множестве областей, от Каббалы до древнегреческой математики, — на высшем уровне, какой был только доступен в ренессансную эпоху после падения Константинополя. Его критические замечания по поводу астрологии оказали решающее воздействие на астрономические открытия Кеплера, а мастерство полемиста, умеющего сочетать Цицеронову риторику с аристотелевской логикой, было, говорят, выше всяких похвал. При этом менее всего Пико хотел просто поразить окружающих своей эрудицией. Пусть наряду с прогрессивными формами знания он, казалось, без разбора поглощал архаику и псевдонауку, была в этом маниакальном стремлении к просвещенности своя система. Пико усвоил философскую идею синкретизма. Он жаждал взять все лучшее у мысли, в самых разнообразных ее областях, и в вере, дабы создать амальгаму — философию универсальной истины. Таков был масштаб замысла, хотя, надо признать, время для него еще не пришло. В следующем столетии Галилей и Декарт, в надежде объединить все накопленные знания при помощи научного метода, предпримут сходную попытку. Следует только отметить, что проект Пико выходил далеко за пределы науки.

С характерным для него размахом в 1486 году Пико написал и обнародовал свои 900 тезисов, извлеченных из греческих, латинских, иудаистских и арабских источников, представив их в форме ядра нового универсального знания и системы вероучения. При этом он бросил вызов ученым всей Европы — приезжайте, кто захочет, в Рим и обсудим эти тезисы перед широкой аудиторией. К сожалению, это великое философское состязание так и не состоялось — тезисы подверглись скрупулезному исследованию в кругу церковных иерархов, и тринадцать из них были признаны еретическими. Из этих тринадцати особенный интерес представляют два.

Первый: «Поскольку ничье мнение не соответствует в полной мере тому, что хотел бы выразить его автор, то и ничьи верования никогда не совпадают в точности с тем, какими их представляют верующие». Иными словами, наши мысли и верования формируются чем-то, превышающим наше сознание. Это критически важное прозрение, суть которого состоит в том, что нам не суждено познать мир исключительно разумным способом, он содержит в себе загадки, которые люди будут решать веками.

Второй: «В работе своей душа может быть уверена только в самой себе». При всех своих противоречиях, Пико часто заглядывает за границы Ренессанса в порожденный им современный мир. Он словно бы нащупывает пути, ведущие к более ясной картине того, что мы собой представляем (так, последний тезис явственно предшествует Декартову: «Я мыслю, следовательно, я существую»).

В то же время некоторые другие тезисы Пико довольно туманны. Например: «Никакая наука не свидетельствует о божественности Христа с той же определенностью, что магия или каббалистические упражнения». Быть может, Пико рассчитывал выбраться из таких ловушек с помощью лучших умов Европы, однако даже он понимал, что папские обвинения в ереси — дело совсем иное. Это не есть сфера интеллектуальной полемики: еретиков сжигают на кострах.

Отвечая своим критикам из Рима, Пико сочинил в защиту своей позиции пространный трактат на латыни. Верный друг, Лоренцо де Медичи (не вполне расчетливо), позволил автору предварить его посвящением себе, выдержанным в самых высоких тонах, и лишь затем отправить папе Иннокентию VIII. Никакого эффекта эта акция не имела, обвинение в ереси осталось в силе. Пико бежал во Францию, но был обнаружен и переправлен в Рим. К счастью, об этом стало известно во Флоренции, Лоренцо вступился за своего друга, и папа разрешил Пико вернуться во Флоренцию в ожидании дальнейших расследований.

Несомненно, Пико был очень близок с Лоренцо — личностью весьма вдохновляющей, и в публичном, и в частном общении. Пико любил его, хотя в сугубо платоническом смысле, ибо, несмотря на женственную внешность, сексуальные ориентации у него были вполне традиционны — быть может, слишком традиционны. В ходе своих путешествий Пико не раз и не два должен был поспешно оставлять тот или иной город, сопровождаемый проклятиями обманутого мужа. А одна из его первых поездок во Флоренцию, предпринятая в юном возрасте, оборвалась неудачной попыткой бегства вместе с женой местного сборщика налогов. Трудно сказать, имеют ли эти эскапады отношение к его внезапной смерти, последовавшей в 1494 году, когда Пико был всего тридцать один год. В то время Лоренцо де Медичи уже не было на свете, Пико лишился покровителя, и, говорят, его отравили.

В личности Лоренцо легко угадываются черты, унаследованные им от деда Козимо и, далее, от отца Пьеро; что же касается художнического темперамента и воли к созиданию, то ими он обязан своей матери Лукреции. Такова генетика — но это только начало. Лоренцо вырос в поразительной обстановке палаццо Медичи, который в ту пору как раз превращался в один из интеллектуальных центров европейского Ренессанса. Считается, что в годы жизни Лоренцо по меньшей мере три великих художника провели тут в молодости, то есть в годы своего формирования, хоть какое-то время. Это Боттичелли, Леонардо и Микеланджело.

Боттичелли родился в 1444 году и звался тогда Алессандро Филипепи. Говорят, имя свое («бочонок») он получил от старшего брата, державшего ломбард, на котором красовалась вывеска: Il Botticelli. Отец будущего художника — кожевник, живший и работавший в бедняцком квартале Оньиссанти, на северном берегу Арно, к западу от центра города. Боттичелли был трудным ребенком, выказывавшим весьма мало интереса к школьному образованию. Отец пристроил его было учеником к золотых дел мастеру, но, почувствовав в нем в какой-то момент природный дар художника, сумел отдать в мастерскую Фра Филиппо Липпи. Здесь Боттичелли быстро освоил присущее Липпи мастерство тонкой линии и цвета, так что ему понадобился не один год, чтобы освободиться от влияния учителя. Тем не менее он почти сразу обнаружил исключительный талант живописца.

Оставив мастерскую Липпи, Боттичелли почти сразу получил приглашение от жены Пьеро Подагрика Лукреции поселиться в палаццо Медичи. За щедрость он расплатился портретом Лукреции в образе Мадонны, с сидящими у нее на коленях по обе стороны от младенца-Христа детьми, Лоренцо и Джулиано. Впервые в этой картине, за влиянием Липпи и Верроккьо, у которого Боттичелли учился скульптурным эффектам, начинает ощущаться его собственный неповторимый стиль.

Пьеро и Лукреция приняли молодого Боттичелли как члена семьи; он ел с ними за одним столом, вместе с Лоренцо (бывшим всего на пять лет моложе) и красавчиком херувимом Джулиано, которой впоследствии станет его любимцем. Летом он уезжал с семьей в Кафаджоло; жадно вслушивался в разговоры, звучавшие в Платоновской Академии, то есть тут же, в той или другой резиденции Медичи. Развиваемые Фичино идеи Платона, как и классическая мифология Полициано, открывали перед ним совершенно новый мир, которому предстояло заполнить пустоту, образовавшуюся в результате его неприлежного обучения в школе.