Отягощенные злом. Разновидности зла - Александр Афанасьев

– Что, охренели в атаке? Ты его за что?

– Пытался напасть.

– Так, б… аптечка где? Совсем охренели.

Бородатый полковник снял со стены аптечку, перебросил Арабу.

– Ты скажи, чтобы твой парень оружие сдал… – сказал он, – уже на трибунал он себе заработал… Пусть не усугубляет.

Араб открыл аптечку.

– Е… Вы совсем охренели? Тут только от головы.

– Лучшее средство от головы – топор.

– Сейчас придумаем… потерпи, парень. Так… носилки нужны.

– Ты парню своему скажи, пусть оружие сдаст, – повторил бородатый, – а то еще «двухсотых» понаделает…

– Сдаваться будешь? – спросил Араб, занимаясь раненым.

– Никак нет.

– И правильно. Что делать будешь?

– Пацаны в вертолете?

– Да. Ты, кстати, молодец. Никто еще не выигрывал.

– Тогда идем к вертолету. Вместе с этими. В Ташкенте сдамся. А так – нет.

– Как знаешь…

– Курсант, лучше здесь решать, – сказал генерал, не поднимаясь с пола, – здесь по-свойски решим, а там уже нет.

– Мне решать. Пусть принесут маски. И форму. Одинаковую, без знаков различия. И еще оружие.

– Зачем тебе оружие?

– Незаряженное, господин полковник, для отвлечения внимания снайперов. Заряженное у меня уже есть.

Полковник внимательно посмотрел на курсанта.

– Без шуток советую – сдайся. Ты уже выиграл, не усложняй. Под мои гарантии.

– Вы сами учили нас, господин полковник. Не верь никому.

Это был первый раз, когда курсанты действительно выиграли этот бой. Его невозможно было выиграть, никто и не рассчитывал на то, что они выиграют, – все это делалось для того, чтобы посмотреть взаимодействие в группе, способность курсантов восстанавливаться, получая один удар за другим, насколько силен в них «спортивный азарт и злость», как они будут вести себя, когда лишатся всего и шансы на выживание будут очень призрачными. Тот, кто предпримет попытку освободить своих из лагеря или хотя бы продержится неделю, уже считался прошедшим тест.

Наконец, это была вводная часть к другому, крайне неприятному курсу – он назывался «сопротивление». Сопротивление означало сопротивление в плену, выработка методов уклонения на допросах, умения терпеть боль и унижения. Финальной точкой этого испытания должен был быть побег из лагеря, и те, кто мог его совершить, считались сдавшими с отличием.

Но никто не думал, что побег может быть и таким – на борту военного вертолета с руководством курсов, захваченным в заложники.

Произошедшее в учебном центре вызвало немалый скандал, Борецков опять угодил на губу, причем элитную – штаба Туркестанского военного округа. Он совершил одну ошибку – приказал лететь до Ташкента. Если бы он сдался там, на базе, сложил оружие и сказал: все, игра окончена, – дело скорее всего закрыли бы «внутри себя», тем более что генерал Сыромятников не настаивал на наказании. Но информация о том, что летит захваченный террористом вертолет, поступила в штаб, а там уже принялись за дело совсем другие чины.

Попало, надо сказать, и Сыромятникову – его программу экстремальной подготовки приостановили в связи с опасностью, решение по ее продолжению должна была вынести коллегия Военного министерства, а там, как известно, не склонны рисковать. Информация о произошедшем дошла до командующего специальными силами, генерала фон Бредова – педантичного и правильного немца, назначенного специально для того, чтобы привести всю эту спецназовскую вольницу к общему знаменателю и навести в подчиненных ему частях хоть какой-то порядок. До этого Бредов командовал жандармерией и любые «эксцессы» воспринимал крайне негативно. Дело отягощалось еще и тем, что у Борецкова, несмотря на его молодость, было отнюдь не чистое личное дело, и в нем уже была отметка о неподчинении приказу, повлекшему тяжкие последствия. А тут еще хлеще – неуставняк, оскорбление действием офицера, порча казенного имущества с умыслом.

Парня опять спас Араб, рассказав о произошедшем назначенному Наместником в Афганистан адмиралу Воронцову. Они были лично знакомы, а адмирал сам был выходцем из спецвойск, сохранил связь с ними и не отказывался выслушать человека, если тому было что сказать. Произошедшее его порядком развеселило, и он взял спутниковый телефон и набрал номер фон Бредова. Дальше между генералом и адмиралом состоялся короткий и плодотворный разговор, закончившийся тем, что фон Бредов раздраженно заявил: вот и забирайте себе вашего бандита. Адмирал мгновенно отреагировал – беру – и написал записку командующему Туркестанским военным округом с просьбой передать дело в военный трибунал Ограниченного контингента. Над ним он имел власть и мог, как Наместник, прекратить любое дело, опираясь на власть и привилегии говорить и действовать от имени непосредственно Его Величества. Так Борецков оказался в Баграме, потом в Кабуле и предстал перед господином адмиралом, который хотел услышать эту историю… так сказать, из первых уст. Как раз сейчас формировалась спецчасть, которая должна была бороться с терроризмом террористическими же методами, в том числе на территории третьих стран, и парень, который додумался захватить в заложники генерала, был там весьма кстати. Так Борецков второй раз избежал наказания и оказался вместо него в составе спецчасти, которую меж собой часто называли «смертники». Так что еще неизвестно, что было лучше: губа или это.

И снова – чужое, необжитое место, чужие запахи, звуки, все чужое. После пробуждения сразу понимаешь, что ты на чужой земле, в чужой стране. И если в молодости на это плевать, то в старости…

А я уже старый. Приходится это признать – я уже старый. Мне довелось посмотреть на молодых парней из роты Личного конвоя, когда мы ехали по автомагистрали номер один Кабул – Джелалабад – Пешавар. Вот они – молоды. А я – стар, и прежде всего – стар душой.

Мы выехали из Кабула вчера в пять часов утра по местному времени. Пять утра – в пять тридцать восход солнца и время первого намаза. Я ехал на «малую Лойя Джиргу» – собрание старейшин приграничных племен, которое решили провести в Джелалабаде, в бывшем дворце, принадлежащем брату короля.

Никогда не смогу понять уродов, которые разрушают собственную же страну.

Шоссе Пешавар – Джелалабад – Кабул, или Первое национальное шоссе, было военной дорогой, оно было построено англичанами и ими же поддерживалось в хорошем состоянии. Таких дорог было две, эта и Кабул – Кандагар – Карачи, дорога на крупнейший город и порт региона, через который снабжался юг Афганистана и через который вывозились богатства Афганистана, которые у него были. Когда ушли британцы, афганцы снесли выстроенные вдоль этих дорог военные городки, разбили множество горнопромышленных предприятий, которые добывали афганские минералы и руду, и даже попытались уничтожить саму дорогу. Вот этого я не могу и не смогу понять. Можно наказывать англичан, но какой смысл наказывать построенную ими дорогу?