Милый пленник - Кэти Максвелл

— Если фасонэтого платья еще не вышел из моды, то оно обязательно тебе подойдет, — сказалабаронесса и, не дожидаясь разрешения, открыла шляпную коробку. Ее восторженныйвозглас заставил Кэролайн забыть о странном поведении тетушки. — C’est magnifique![19] — воскликнула баронесса,вытаскивая из коробки голубой бархатный берет с белыми перьями и бриллиантовойбулавкой. — Интересно, камень настоящий? — спросила она, восхищенно глядя набриллиант.

— Он слишкомбольшой для того, чтобы быть настоящим, — сказала Кэролайн.

Баронессаснисходительно посмотрела на нее.

— Cherie, есликамень слишком большой, то это еще не значит, что он не настоящий. — Онаподнесла булавку к свету. В лучах мягкого полуденного солнца камень буквальнозагорелся огнем. — Так блестеть могут только настоящие бриллианты. Этот каменьпросто великолепен, и он настоящий. — Баронесса довольно улыбнулась.

— Шарлотта, даймне посмотреть, — попросила Минерва и забрала берет у баронессы. Осторожнопогладив пальцами бархат, она воскликнула: — Какая красота! Такой насыщенныйцвет. Кэролайн, примерь.

— О нет, я немогу.

— Но почему?Леди Эндрюс прислала его тебе, — сказала баронесса. Не дожидаясь ответа, онаразвязала чехол и снова тихо вскрикнула от восхищения.

Минерва бросилаберет на кровать и погладила руками платье. Оно было сшито из тончайшего шелка.Блестящая темно-голубая ткань струилась по полу, как ручеек. Глубокий V-образныйвырез был обшит маленькими жемчужинами. Такими же жемчужинами был украшен ипояс, подчеркивающий высокую талию. Протянув руку, Кэролайн осторожно коснуласьмаленьких рукавов с буфами.

— Это платьепросто великолепно, — восхищенно проговорила она.

— Надень его, —сказала Минерва, и волшебство сразу рассеялось.

— Я не могу, —ответила Кэролайн.

— Нет, можешь. —Минерва приложила платье к Кэролайн. — Посмотри на себя. Ты прелестна.

Кэролайнрешилась взглянуть в зеркало, и у нее от восторга буквально перехватилодыхание. Ей еще никогда не приходилось надевать такое элегантное платье.Шарлотта взялась за подол платья, которое было на Кэролайн, и, прежде чем онапоняла, что происходит, баронесса сняла его с нее, а Минерва накинула на нееплатье из голубого шелка, и блестящая юбка заструилась по полу.

— Ты похожа нанастоящую принцессу, — прошептала Шарлотта, надевая бархатный берет на головуКэролайн. — Подколем здесь, и еще здесь, и прическа будет готова.

— Платье сидитна тебе почти идеально, — сказала Минерва.

Кэролайн подняларуки и с благоговейным ужасом прикоснулась к маленьким жемчужинам, украшавшимлиф. То жемчужное ожерелье, которое предлагал ей мистер Феррингтон, прекраснодополнило бы этот туалет.

«Я снова думаю онем», — спохватилась Кэролайн и тут же прогнала преступные мысли. Взявшисьпальцами за лиф платья, она сказала:

— Платье сидитидеально везде, кроме лифа.

— Ничего страшного.Несколько стежков, и все будет в полном порядке, — махнув рукой, заверилабаронесса.

— В шляпнойкоробке лежит еще кое-что, — сказала Минерва, вытаскивая пару длинных перчатокиз тонкой кожи кремового цвета. — Посмотри, подойдут ли они тебе.

— Если ты, cherie,дашь мне иголку с ниткой, я ушью лиф, — сказала баронесса.

— Вы? —удивилась Кэролайн, надевая роскошные перчатки.

— Конечно. Дотого как я встретилась с бароном, который, увидев меня, потерял голову отлюбви, я была простой швеей, — улыбнулась баронесса. — Ну давай же, поспеши. Унас мало времени и много дел.

— Я найду ниткии прикажу Джасперу нагреть воду для того, чтобы ты могла принять ванну, —сказала Минерва, направляясь к двери.

— Bon[20], — ответила баронесса. —Сегодня ты, Кэролайн, поедешь в моем экипаже.

Услышав ееслова, Минерва застыла на месте.

— Твой экипаж,Шарлотта? Но я думала... Хорошо, а Пьер... — Она замолчала и виноватопосмотрела на племянницу.

— У меня многокучеров. Пьер поедет с нами. Мы возьмем экипаж леди Мэри или, может быть,наймем карету. Словом, мы сегодня обойдемся без моего экипажа, — заверила еебаронесса.

— Вы будетеездить в наемном экипаже? Почему? — удивилась Кэролайн.

— Это что-товроде игры, — сказала баронесса. — Не беспокойся за нас. Подумай лучше о том, вкаком роскошном наряде ты появишься на балу. Ты должна приехать последней.Тогда все тебя заметят. Мужчины будут лежать у твоих ног. Может быть, дажекто-нибудь из них будет драться из-за тебя на дуэли. — И, улыбнувшись, онадобавила: — Очень жаль, что мистер Феррингтон не увидит твоего триумфа.

Ее словазаставили Кэролайн вздрогнуть, и она моментально забыла о подозрениях насчеттого, что ее тетка и баронесса что-то затевают.

— Он приедет набал, — сказала она. — Хуже всего то, что Элизабет Эндрюс думает, будто он мойкузен. Она даже посоветовала мне попросить его сопровождать меня.

— Кузен! —воскликнула Минерва. — Но почему она думает, что вы с ним родственники?

Кэролайнзастонала от досады.

— Потому что оней так сказал! О Минерва, с тех пор как я познакомилась с этим мужчиной, в моейжизни все ужасно запуталось. Я с нетерпением жду того дня, когда смогуизбавиться от него!

Однако Шарлоттаее не слушала. Глядя в зеркало, Кэролайн заметила, что баронесса снова толкнулалоктем Минерву.

— Бал... —прошептала Шарлотта. — Сегодня вечером он собирается на бал.

Минервапонимающе кивнула, и обе женщины расхохотались.

— Почему высмеетесь? — спросила Кэролайн.

— Это мы такшутим, — поспешила заверить ее Минерва. — Тебе не стоит волноваться попустякам.

— Да, не забивайголову всякой ерундой, — довольно промурлыкала баронесса и повернула Кэролайнлицом к зеркалу. При каждом движении голубой шелк струился легкими волнами. —Лучше думай о сегодняшнем вечере, — посоветовала она. — И помни, что на балувсякое может случиться. Даже чудеса.

Рассматриваясвое отражение, Кэролайн подумала о том, что она действительно ожидает от этоговечера чего-то необыкновенного. Да, сегодня она позабудет обо всех своихгорестях и печалях и будет думать только о хорошем. Баронесса, пожалуй, права:на балу всякое может случиться.

Вера, ледиЛэвенхем, удивила свою кузину Элизабет Эндрюс тем, что первой приехала к ней набал. Графиню сопровождали муж и дочь. Они были крайне недовольны тем, что ихзаставили приехать так рано, и, не стесняясь в выражениях, выражали своевозмущение.