Русь против варягов. «Бич Божий» - Михаил Елисеев

У Святополка в борьбе за главенство на Руси было всего два варианта действий – либо перебить своих противников поодиночке, либо опереться на силу, которая может сокрушить братьев Владимировичей. Сын Ярополка решил, что одно другому не помеха, и начал действовать.

Дальше начинается самое интересное. Дело в том, что Святополк был женат на дочери польского короля Болеслава I, западного соседа Руси. Титмар Мерзебургский сообщает, что Владимир, «имея троих сыновей, … дал в жены одному из них дочь нашего притеснителя князя Болеслава, вместе с которой поляками был послан Рейнберн), епископ Соли Колобжегской…». Возникает вопрос: какая надобность на православной Руси в католическом епископе? Предположение, что Рейнберн отправился вместе с королевской дочкой в качестве ее духовного наставника, не выдерживает критики. Слишком велик сан у священнослужителя, чтобы заниматься такой мелочью.

Поэтому вывод напрашивается один – епископ прибыл на Русь заниматься делами светскими, а не духовными. Наверняка он являлся связующим звеном между туровским князем и Болеславом. Дальнейшие события это полностью подтвердили. Вот что рассказывает Титмар Мерзебургский о реакции Владимира на совместную деятельность Рейнберна и Святополка: «Упомянутый король, узнав, что его сын по наущению Болеславову намерен тайно против него выступить, схватил того епископа вместе с этим своим сыном и его женой и заключил в темницу, каждого по отдельности» (Титмар Мерзебургский).

Титмар Мерзебургский – это не русский летописец, которых последнее время стало очень модным упрекать в постоянной фальсификации фактов русской истории. У Титмара взгляд со стороны, и ему, по большому счету, по барабану Русь и ее внутренние проблемы. Он просто приводит известную ему информацию, и не более того. И нет никаких оснований сомневаться в достоверности приведенных им данных. Рейнберн и Святополк затеяли на западных границах Руси заговор с целью проведения государственного переворота и утверждения туровского князя в Киеве. Но не задалось, оба оказались в порубе, где слуга Божий и приказал долго жить.

Казалось бы, что все, смута задавлена в зародыше и на Руси восстановится покой, но не тут-то было! В этот раз беда пришла с севера, и главным возмутителем спокойствия оказался новгородский князь Ярослав, на тот момент старший из сыновей Крестителя Руси.

Ярослав был сыном Владимира и Рогнеды, третьим после Вышеслава и Изяслава. Но, как уже отмечалось, к 1014 году братьев не было в живых, и по закону именно он становился наследником Владимира. Однако старый князь рассудил иначе, что и спровоцировало Ярослава на бунт.

В последние годы жизни Владимир приблизил к себе ростовского князя Бориса, которого, очевидно, и планировал сделать своим наследником. Мечты о златом киевском столе могли так и остаться для сына Рогнеды пустыми мечтами. Такой расклад Ярослава совершенно не устраивал, и, будучи достойным сыном своего родителя, он пошел по его стопам. Личный опыт отца оказался востребованным.

Ярослав решил опереться на новгородцев и, чтобы заинтересовать их в необходимости его поддержки, пошел самым простым путем – отказался платить Киеву денежный выход в 2000 гривен. Всего же он брал с Новгорода 3000 гривен, но треть шла на содержание его дружины. Понятно, что подобное решение новгородцы могли только приветствовать, другое дело, какой кровью за него предстояло заплатить. Ибо то, что творил сейчас Ярослав, было делом на Руси неслыханным. Если Владимир повел войну с братом, то теперь его сын поднимал руку на отца.

«Ярославу же сущю Новегороде, и урокомь дающю Кыеву две тысяче гривенъ от года до года, а тысячю Новегороде гридемъ раздаваху. И тако даяхувсипосадници новъгородьстии, а Ярославъ сего не даяшек Кыевуотцю своему» (Лаврентьевская летопись). И было неизвестно, как отнесутся к его выходке остальные братья. Существовала большая вероятность того, что они будут сражаться на стороне Владимира.

Киевский князь был стар, но по-прежнему скор в решениях. Не откладывая дело в долгий ящик, он велел собирать полки против Ярослава: «Требите путь и мосты мостите» (Новгородская I летопись младшего извода). Но когда рать была готова к выступлению, Владимиру стало худо, князь разболелся, и поход на Новгород пришлось отложить. Мало того, летом 1015 года на Русь пришли печенеги, и киевский князь отправил против них сына Бориса с дружиной.

Настало время и нам познакомиться поближе с этим человеком.

Борис «вышел телом и лицом, спасибо матери с отцом». В «Сказании о Борисе и Глебе» дается такая характеристика ростовского князя: «Сей благоверный Борис был благого корени, послушен отцу, покорялся во всем отцу. Телом был красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в талии, глазами добр, весел лицом, борода мала и ус – ибо молод еще был, сиял по-царски, крепок был, всем был украшен – точно цветок цвел он в юности своей, на ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем, и благодать Божия цвела в нем». Но этого еще недостаточно для того, чтобы Владимир, вопреки всем законам и традициям, назначил Бориса своим наследником в обход старших братьев. Значит, было что-то еще.

В некоторых летописных сводах приводится более подробная информация о сыновьях Владимира. Начинается с детей Рогнеды: «От нея же роди 4 сыны: Изеслава, Мьстислава, Ярослава, Всеволода, а 2 дщери; от грекине – Святополка; от чехине – Вышеслава; а от другое – Святослава и Мьстислава; а от болгарыни – Бориса и Глеба» (Лаврентьевская летопись).

О том, что Борис и Глеб были детьми киевского князя «отъ българыне», говорится и в «Сказании». Зато Тверская летопись приводит информацию совершенно иного свойства. Перечислив детей Владимира от Рогнеды, летописец дальше пишет: «А отъ Грекины Святополка; а отъ Чехини Вышеслава; а отъ другиа Чехини Святослава и Станислава; Судислав, Болеслав; а отъ царевны отъ Анны Борисъ и Глебь». Как видим, автор Тверской летописи копнул глубже, чем составитель Лаврентьевской, и поделился с читателями более подробной информацией. Правда, и он оказался не без греха, допустив существенный ляп и вписав Владимиру в сыновья польского короля Болеслава. Хотя причина подобной ошибки лежит на поверхности – толстяк Болеслав принял активнейшее участие в кровавой междоусобице, которая началась на Руси после смерти Владимира. В какой-то момент хитрый лях даже Киев захватил и пытался наложить лапу на всю остальную Русскую землю. Но это уже частности.

Вернемся к детям киевского князя и порядку их наследования в его понимании. Сам князь Владимир никогда бы не стал официально жениться на ком попало и уж тем более объявлять ребенка от этого брака своим официальным наследником. Поэтому если исходить из того, что Борис и Глеб были «отъ българыне», то эта женщина должна быть очень знатного рода. Дело в том, что болгарский царь Петр (927–969) был женат на Марии, внучке византийского базилевса Романа Лакапина. И если Владимир породнился с потомками Петра, то, соответственно, пусть и десятой водой на киселе, но он приходился родственником правителям Византии.

Об этом же пишет и В.Н. Татищев: «По сказанию Иоакимову, Борис и Глеб дети царевны Анны, потому весьма вероятно, что она была дочь Петра, короля болгарского, внука Романова, а Василию и Константину императорам племянница родная, а Нестор назвал сестрою». То, что Борис и Глеб дети Анны, сомнения у Татищева не вызывает, он это отметит еще раз, когда речь пойдет о том, как Владимир распределял между сыновьями уделы: «Анны царевны сына Бориса и Глеба при матери оставил, но Глебу назначил Муром, так как был еще у грудей тогда». В дальнейшем Василий Никитич еще больше развивает тему: «А в Лексиконе историческом, что Роман I за Петра дал внучку, старшего сына дочь; сей Роман, отец Василия и Константина, был II. Если от Петра болгарского дочь родилась, оная была Василию и Константину сестра и по свойству у них жила, чему и вид есть, что все историки с Нестором согласно одну жену Владимирову именуют княжной болгарской, от которой Борис и Глеб рождены, а в гл. 4, н. 42, по сказанию Иоакима, оная именована княжна Анна; еще же удостоверивает и то, что Владимир, может, по учиненному брачному договору или по любви к ней от нее рожденного сына Бориса после себя мимо старших детей наследником престола определил». В другой раз историк вновь подчеркнет этот факт: «Анны царевны сына Бориса и Глеба при матери оставил, но Глебу назначил Муром, так как был еще у грудей тогда».