Город золотых теней - Тэд Уильямс

Падение завершилось, хотя под ногами по-прежнему была бездна колодца. Повинуясь театральному жесту Стримбелло, они проплыли немного вбок и очутились на одном из уровней, опоясывавших колодец, как театральные балконы. Братья Павамана ухмылялись и показывали пальцами на прохожих, отпуская какие-то неслышные реплики на своей выделенной линии.

По всему променаду из распахнутых дверей неслись шум, свет, звуки голосов, говорящих на разных языках, смех, вопли и неразборчивый ритмичный речитатив. Вокруг дверей и по отходящим от центрального колодца переулкам бродило множество симов — по большей части мужских, как заметила Рени; ей пришло в голову, что редкие женщины — всего лишь часть аттракциона. Некоторые посетители воплощались так же красиво, как братья Павамана, но большинство носило самые примитивные обличья: маленькие, серые, почти безликие, сновавшие под ногами своих сиятельных собратьев, как парии.

Внезапно Стримбелло взял Рени за плечо. Его лапища так стиснула ее такторы, что Рени поморщилась.

— Пойдем, — проговорил он. — Пора посмотреть на то, ради чего вы пришли. Может быть, Желтая зала?

— О да, — отозвался один из Павамана. Остальные двое возбужденно закивали. — Нам много рассказывали об этом месте.

— Его слава вполне оправданна, — заметил толстяк и обернулся к Рени и Ксаббу с выражением искреннего лукавства на симулированном лице. — И не беспокойтесь о расходах, мои новые друзья. Меня здесь хорошо знают — у меня неограниченный кредит. Так вы пойдете?

Рени, поколебавшись, кивнула.

— Да будет так, — возгласил Стримбелло, и мостовая коконом свернулась вокруг них.

Мгновением позже они уже стояли в вытянутой комнате с низким потолком, выкрашенной разнообразными, но равно неприятными оттенками охристого и лимонного. По ушам ударила пульсирующая музыка, полная монотонного грохота ударных. Толстяк все еще сжимал руку Рени; ей пришлось вывернуться, чтобы глянуть на Ксаббу. Ее друг стоял за спинами братьев Павамана, озирая переполненную комнату.

Желтую залу заполняла такая же смесь высококачественных и примитивных симов, что и улицу. Клиенты радостно орали что-то, глядя на сцену, колотили кулаками по столикам, пока не начинали сыпаться на пол виртуальные рюмки. Желчный свет придавал их лицам лихорадочное выражение. На сцене женщина — или то, что кажется женщиной, напомнила себе Рени — исполняла неуклюжий стриптиз под быструю дерганую музыку. На мгновение Рени расслабилась, увидев зрелище столь старомодное в своей милой непристойности, но вдруг заметила, что женщина снимает не одежду, а собственную кожу. С бедер ее уже свисала балетная пачка из прозрачной, бумажно-тонкой окровавленной кожи. Страшнее всего было выражение безнадежной покорности на вялом личике женщины — нет, сима, опять напомнила себе Рени.

Будучи не в состоянии на это смотреть, девушка обернулась к Ксаббу, но различила только его макушку позади могучих фигур Павамана — те толкались и подпрыгивали, как коверные клоуны. Она глянула было еще раз на сцену, но исполнительница как раз открывала первый слой мышц брюшного пресса, и Рени поспешно отвернулась, разглядывая толпу. Растущее чувство клаустрофобии от этого не уменьшилось. Ее окружали пустые глаза и раззявленные рты. Настоящий ад.

Боковым зрением она заметила какое-то движение. Ей показалось, что Стримбелло следит за ней, но, повернувшись, она увидала, что толстяк заворожен представлением и одобрительно, по-хозяйски кивает, ухмыляясь кончиками длинных-длинных губ. Не заподозрил ли он, что она и Ксаббу — не те, за кого себя выдают? Но как? Ничего подозрительного они не сделали, а над личинами Рени потрудилась очень старательно. Как бы там ни было, толстяк пугал ее. Кто бы ни скрывался за маленькими глазками, это существо будет опасным врагом.

Пульсирующая музыка смолкла. Когда фанфары объявили о завершении номера, Рени осмелилась глянуть на сцену. Стриптизерша, хромая, уходила за кулисы, волоча за собой фату из изодранной плоти, сопровождаемая редкими презрительными аплодисментами. Туш возвестил о начале следующего действия.

Стримбелло наклонился к Рени.

— Вы знаете французский, мистер Отепи? А? Это называется la Specialite de la Maison — особое блюдо Желтой залы. — Он снова облапал ее плечо и чуть встряхнул. — Вы, конечно, совершеннолетний? — И вдруг рассмеялся, обнажив большие плоские зубы. — Ну конечно! Я пошутил!

Рени вновь, уже с некоторым отчаянием, поискала взглядом Ксаббу — пора уже как-то убираться прочь от этого толстяка — но ее друга совершенно скрывали от глаз братья Павамана, синхронно наклонившиеся в сторону сцены с напряженным выражением на сим-лицах.

Рокот оркестра изменил тон, превратившись в марш, и на сцену начали выходить люди в черных плащах с надвинутыми на лица капюшонами — все, кроме одного. Исключением была, как с удивлением увидела Рени, бледная певица из центрального зала. Или нет? Лицо осталось тем же, особенно огромные, испуганные глаза, но волосы стали рыжими, а руки и ноги казались длиннее и стройнее…

Прежде чем Рени успела что-то сообразить, несколько закутанных в плащи фигур выступили вперед и схватили бледную женщину. Та не сопротивлялась. Мелодия сбилась, ноющие аккорды перекрыл все убыстряющийся барабанный бой. Сцена вытянулась, как высунутый язык. Стены, столики, даже клиенты поплыли, стекаясь к женщине и ее странным спутникам, пока зала не окружила сцену наподобие анатомического театра. Резкое освещение померкло. Залу накрыла тень, и только костно-белое лицо женщины, казалось, излучало свет. Потом с нее сорвали одежды, и бледное тело вспыхнуло в темноте языком пламени.

Рени задохнулась. Зрители вокруг с трудом переводили дыхание. Певица не была сложена наподобие мечты самца, чего можно было ожидать в таком месте — длинные, стройные ноги, выступающие ребра и маленькие груди с малиновыми сосками делали ее похожей на подростка.

Только теперь девушка подняла на аудиторию темные глаза. Лицо ее выражало страх и укор, но кроме того — что-то еще, быть может, омерзение и почти вызов. Кто-то выкрикнул несколько слов на незнакомом Рени языке. За ее спиной кто-то другой громко расхохотался. Фигуры в балахонах ухватили девушку за руки и за ноги и с легкостью подняли. Она висела между ними, распятая, сияюще-белая, как лист бумаги, который можно исчеркать или согнуть. Музыка перешла в тихий гул ожидания.

Одна из черных фигур вывернула девушке руку. Под полупрозрачной кожей проявились внезапно жилки вен, узлы сухожилий. Девушка молча забилась. Фигура нажала сильнее. Что-то лопнуло с мерзким хрустом, и девушка издала задыхающийся, вымученный всхлип. Рени отвернулась. Желудок ее судорожно сжимался.

«Это просто картинки, — говорила она себе. — Не настоящие. Подделка».

Симы теснились у сцены, изворачиваясь, чтобы лучше видеть. Зрители кричали охрипшими голосами. Рени почти чувствовала, как из толпы сочится тьма, заполняя залу подобно черным испарениям. На сцене творилось что-то еще, слышались задыхающиеся вопли. Смотреть на это ей не хотелось. Братья из Мадраса потирали могучие бедра. Сидевший рядом с Рени Стримбелло наблюдал за представлением со слабой застывшей улыбкой.