Цена жизни - смерть - Фридрих Незнанский

Чудовище смотрело на людей безразличными светящимися глазами.

— Меланхоличный, — прошептал в ответ Турецкий.

Они осторожно обогнули штабель кирпича. Спиной к ним стоял «бык» с пистолетом на изготовку и укрывшись за профессором. Он, видимо, ожидал нападения с той стороны, откуда пришел. Место для засады «бык» выбрал явно неудачное: слишком шумно, неудивительно, что он прошляпил Турецкого с Азаровым.

Турецкий аккуратно взял кирпич и сделал еще один шаг вперед. Азаров тоже рванулся вперед со своей железкой наперевес. «Бык» резко обернулся к нему, но сделать ничего не успел. Потому что просто Турецкий огрел его кирпичом по голове.

— С меня пол-литра, ребята, — проохал спасенный Добропольский.

— Генеральная прокуратура, — сурово сказал ему Турецкий, — проедете с нами. — И добавил шепотом Азарову: — Придержи их здесь, я сейчас вызову наряд и организую свидетелей — подтвердить, что Добропольский пришел в кафе по своей воле и они вели себя, как старые знакомые. Заберешь их и сразу кол*!*и*!*, а меня не упоминай, если что — я оказался рядом случайно. Ладно, я пошел, потом договоримся.

«…Я на втором курсе.

Мой ГП и бывший ГП — друзья не разлей вода. Временами я даже ревную. Вчера ГП пригласил меня на свидание — впервые после лета.

И не пришел.

Я испугалась, позвонила ему домой — узнать, может, с ним что-то случилось. Нет, ничего не случилось. Просто ГП окончательно опошлился. Его отец сказал мне, что он отправился в гости к БГП, он сам слышал, как они договаривались по телефону.

Сегодня утром я хотела ненавязчиво выяснить, так ли это, но ГП на занятия не пришел, а разговаривать с БГП я не хочу.

Звоню ГП. Он говорит, что нездоров и потому не пришел вчера. А после занятий я вижу его на скамейке около спортплощадки в институтском дворе. Он явно поджидает БГП. Правильнее сказать — БГП-2, очевидно, теперь и я получила отставку.

Неделю у меня все валится из рук.

Я не слышу, о чем со мной разговаривают родители, дома на меня смотрят подозрительно. Бабушка учиняет мне допрос с пристрастием и, ничего не добившись, дает неожиданный совет: записаться в конноспортивную секцию.

— Зачем?! — удивляюсь я.

— Говорят, во время скачки дурь от тряски из головы выскакивает.

Через неделю обида моя идет на убыль, и я могу рассуждать здраво (мне так кажется). И, рассудив здраво, я начинаю подозревать, что в этой истории не все ладно. БГП-2 один раз уже чуть не отправил БГП-1 в мир иной, — значит, нет никаких гарантий, что и в нынешней их дружбе его помыслы чисты и невинны, как у младенца. Но у меня нет никаких доказательств, да что там доказательств — никаких реальных поводов для подозрений, только смутное ощущение надвигающейся катастрофы. Но просто подойти и поделиться подобными умозаключениями с бывшим героем-поклонником я не могу, гордость не позволяет и элементарный здравый смысл: кто поверит в серьезность моих слов при подобных обстоятельствах? Никто. Поэтому я стараюсь сохранять выдержку и жду подходящего момента. Собственно, наш разрыв установлен явочным порядком, должны же мы когда-нибудь согласовать его официально.

Я возвращаюсь домой, и… мы случайно сталкиваемся в вагоне метро.

— Здравствуйте! — говорю я. — Мы, кажется, раньше встречались, только не припомню где.

— Это у вас дежа-вю, лечиться надо.

С минуту он молчит, потом его прорывает: он открыл для себя новый мир благодаря людям, с которыми его познакомил БГП-2, я тоже обязательно должна его увидеть своими глазами, он не хотел ничего мне говорить, пока не убедился, что не так страшен черт, как его малюют, но теперь он уверен, etc, etc, etc.

Честно говоря, я вообще ничего не понимаю. Мне кажется, он бредит.

Мы встаем на «ВДНХ», идем пешком минут пятнадцать и заходим в хрущевский дом, стоящий в глубине двора на улице Сельскохозяйственной. Поднимаемся на пятый этаж и попадаем в штаб-квартиру подвижников андеграунда. В квартире стоит неприятный запах. БГП (или все-таки ГП?) замечает мой обонятельный дискомфорт и патетически замечает:

— Учуяла? Это аромат морального разложения, с точки зрения носа простого обывателя, и дух антисоветизма, по мнению всевидящего ока.

В квартире кроме нас находились тощий парень и не менее тощая девушка, одетые в тельняшки размера шестьдесят шестого, рост шестой, то есть они свободно могли поместиться в одной и даже гулять там внутри. Двигались они плавно и как-то зябко — точь-в-точь замерзшие лебеди в зоопарке промозглым осенним утром. В детстве мне их было жаль до слез: бедолаги не знают, что такое теплые рукавицы и теплая батарея.

Хозяева разговаривали полуобрывками фраз на полурусском языке. Если закрыть глаза, можно было представить, будто здесь собрались на свой съезд учителя английского из деревенских школ и как следует посидели за бутылью самогона. Меня несколько смутило то, что ГП не представил меня своим новым знакомым, а их мне. Впрочем, они с нами не заговаривали, возможно, они общаются только с узким кругом посвященных, подумала я.

Мы с ГП уселись на диван. Вот он, подходящий момент, подумала я, хозяева нас не замечают, общество еще не собралось, нужно прояснить все сейчас, пока нам никто не помешал. Я поинтересовалась у ГП, каков его статус в новом мире и придет ли ГП-2, его имя я произнесла с чувством неприязни. Но ГП сделал вид, что не заметил этого.

— Его статус — житель периферии, причем по ту сторону — не изнутри, а снаружи, среди толпы. К тому же он пыхтит над конспектами, могу поспорить на сто тугриков.

Это означало, что и я тоже — среди толпы. Но ведь я дала себе слово отослать эмоции в отпуск до полного выяснения всех обстоятельств. Мы просидели довольно долго молча. ГП изучал авангардную картину на противоположной стене — один из двух предметов, указывающих на связь здешних обитателей с миром искусства, вторым был футляр от флейты, висевший на крючке под самым потолком.

— Ждать долго? — серьезно спросила я.

— По геологическим часам — тикнуть не успеет. И вообще, куда спешить? Мы уже здесь.

— Тогда давай хоть чаю выпьем.

Я поднялась и направилась на кухню, но ГП, проявив неожиданную прыть, подскочил с дивана и любезно остановил меня:

— Лучше обожди здесь, я сам.

Он отсутствовал больше двадцати минут. По геологическим часам можно урожай чая вырастить, собрать, расфасовать и отправить в торговлю. Потом купить, заварить и выпить. Меня уже подмывало послать все к черту и уйти домой, но я уговорила себя остаться. Мало ли какие в новом мире ГП обычаи, а чужие обычаи все-таки следует уважать, до определенных пределов конечно.

Вернулся ГП:

— Извини, чаю нет, кончился еще вчера. Есть портвейн, но язык не поворачивается тебе его предложить.

— Ладно, раз чая нет, давай поговорим о живописи. — Я кивнула на картину: — Скажи, в ней есть перспектива?