Томек и таинственное путешествие - Альфред Шклярский

Томек, бледный как полотно, вперил пылающий взгляд в лица друзей и тяжело задышал.

— Томек, что с тобой? — воскликнул перепуганный Смуга.

Ища выход из трудного положения, они совсем забыли о Томеке. А тот, возмущенный до глубины души, не мог произнести ни слова. Лишь после длительного молчания он взял себя в руки и сказал с дрожью в голосе:

— Значит, вы… хотите сделать из меня… труса! Вы боитесь, что… он меня… застрелит… Что подумают обо мне люди?! И Наташа… и Збышек! Если вы не позволите мне стреляться, я покончу с собой от стыда… клянусь вам!

На глазах Томека показались слезы. Боцман вскочил со стула:

— Браток, дорогой, это совсем не пришло мне в башку! Правда! Но что мы сказали бы отцу?

— Что вы сказали бы отцу? То же самое, что должен буду сказать я, если с кем-нибудь из вас случится несчастье! — ответил Томек, вытирая слезы носовым платком. — Я знаю, что вы хотите пожертвовать собой за меня, но ведь это я вызвал штабс-капитана на дуэль…

Смуга сидел неподвижно, всматриваясь в темное окно. Он повернулся к друзьям, когда полностью совладал с волнением.

— Что ж, боцман, мы забыли, что Томек, несмотря на молодость, в самом деле храбрый мужчина, — серьезно сказал он. — Во время всех экспедиций он наравне с нами переносил все тяготы и опасности. О человеке свидетельствуют поступки, а не возраст. Томек, ты будешь стреляться с Голосовым.

— У меня сердце разрывается на части от одной этой мысли… но я вижу, что иначе поступить нельзя, — сказал боцман, тяжело вздыхая. — Теперь, дорогой браток, возьми себя в руки и послушай хорошего совета. Выстрел из пистолета никогда не бывает точным, поэтому целься низко, прямо в живот, тогда его положишь наверняка!

— Время не ждет, давайте говорить о деле, — сказал Смуга, когда они опять уселись друг против друга. — Какие у тебя планы, Томек?

— Я хочу обезвредить штабс-капитана, — ответил Томек. — Если мне посчастливится, Голосов на несколько недель выйдет из строя и не сможет нам вредить. А мы за это время доберемся до лагеря, схватим Павлова и отправимся прямо к Алдану.

— Нет сомнения, что, если нам удастся обезвредить Голосова, мы выиграем довольно много времени, — согласился Смуга. — Поэтому мы не можем согласиться лишь на обмен выстрелами, что может ни к чему не привести. Боцман, идемте к секундантам Голосова. Томек, у тебя не дрогнет рука, когда ты будешь целиться в человека? Помни, речь идет о жизни и смерти всех нас!

— Не беспокойтесь обо мне, пожалуйста, — твердо ответил Томек.

Смуга и боцман вышли из комнаты. Томек остался один. Только теперь он отдал себе отчет в ответственности, которую возложил на свои плечи. «Целься низко, прямо в живот…» — припомнил Томек слова боцмана. Подумав о возможном убийстве, Томек вздрогнул… Правда, Голосов, желая выслужиться, преследовал ссыльных и пакостил им изо всех сил, но все же он мог считать, что исполняет свой долг.

«Можно ли убить человека только за то, что он опасен для нас?» — размышлял Томек. Ему казалось, что перед ним предстал отец. Он видел его серьезное, сосредоточенное лицо. Нет-нет, отец воспротивился бы убийству штабс-капитана! Он, наверное, сказал бы, что такой поступок граничит с предательством и трусостью! По всей вероятности, отец и так не похвалит их за кровавую битву с хунхузами. Томек пытался убедить себя, что хунхузы — это злые, жестокие люди, которые принесли множество вреда мирным жителям.

Несмотря на это, он не мог полностью заглушить голос совести.

«Нет, я не должен убивать Голосова, — решил он. — Если я преодолею собственный страх, мне, наверное, удастся на время его обезвредить».

Желая отвлечь себя от неприятных раздумий, он обратился мысленно к… Салли. Сколько же прошло времени с тех пор, как он видел ее в последний раз! Что она делает, думает ли о нем, тоскует ли так, как он? Легкая улыбка появилась на лице юноши. Он вспомнил пережитые вместе с Салли приключения в Австралии и в Аризоне, прогулки в Лондоне.

«Как же долго я ее не видел, — прошептал он. — Это мой настоящий друг!»

Однако его мысли упорно возвращались к событиям сегодняшнего вечера. Наташа… это она хотела убить Голосова, чтобы помочь освободить Збышека. Она подсказала мысль вызвать штабс-капитана на дуэль!

«Так вот они какие, эти революционеры, — бесстрашные люди, решившиеся на все. Если Наташа полюбила Збышека, значит и он теперь стал великолепным парнем!»

Думы Томека были прерваны приходом друзей. Они были серьезны и с трудом скрывали тревогу.

— Мы разработали условия. Голосов согласился стреляться. Каждый из вас имеет право сделать лишь один выстрел, — сообщил Смуга. — Дистанция — двенадцать шагов. Дуэль назначена через несколько минут. Слуги уже выносят мебель из бильярдного зала.

— Значит, дуэль состоится сегодняшней ночью?! Впервые слышу о чем-либо подобном, — удивился Томек.

— Дело в том, что Голосов весьма уверен в себе, — сказал боцман. — Он заявил секундантам, что не намерен портить себе настроение из-за какой-то глупости. Поэтому дуэль должна состояться сейчас же, или ее вообще не будет.

— Видимо, он предполагал, что запугает нас этим, — добавил Смуга.

— Раз так, я готов! — заявил Томек, поднимаясь с кресла.

— У нас есть еще несколько минут, доктор послал за инструментами и бинтами, — сказал Смуга. — Послушай, Томек, будь осторожен. Помни, что выстрел из пистолета не очень меток. Ствол гладкий, не нарезной… лучше всего целиться низко, и надо крепко держать рукоятку. Тогда не подбросит руку вверх!

— Я об этом помню, дядя, — ответил Томек. — Как-то боцман подарил мне на день рождения пару пистолетов, из которых я часто стрелял.

— На дистанции шести шагов он гасит свечу, — хвастливо уверял моряк. — Моя школа, ничего не скажешь.

— Послушай Томек, Тухольский шепнул мне, чтобы мы были осторожны с противником, — снова отозвался Смуга. — Говорят, он меткий стрелок.

— Как будет происходить дуэль? — спросил Томек.

— Вы встаете на расстоянии двенадцати шагов, повернувшись спиной друг к другу. По сигналу «готов» вы поворачиваетесь лицом друг к другу, и любой из вас стреляет тогда, когда хочет. У тебя твердая рука и меткий глаз. Советую стрелять сразу же, как только повернешься.

— Хорошо, дядя, — сказал Томек, храбрясь, потому что в его сердце стала закрадываться тревога.

Томек прекрасно отдавал себе отчет в том, что теперь вся судьба экспедиции зависит только от него. Он знал также, что оба друга тщательно скрывают от него свои опасения. Он ежеминутно ловил их тревожные, озабоченные взгляды.

Кто-то постучал в дверь. Вошел Тухольский.

— Все готово, — заявил он.

— Тогда пойдем, мы тоже готовы, — ответил Смуга.

Он взял Томека