Сердце зверя - Татьяна Корсакова

– А где ж ему быть? – Кайсы посмотрел на него с жалостью. – Да ты, барин, не переживай. Скоро за ним приедут. До города тут недалеко. Или посмотреть хочешь?

– Насмотрелся уже…

А ведь и в самом деле насмотрелся, до сих пор от воспоминаний к горлу ком подкатывает.

– А ты его видел? – спросил фон Рихтер, отводя взгляд от страшной находки.

– Ночью слышал вой, а поутру нашел следы.

– И чьи это были следы?

Ответил Кайсы не сразу, и Дмитрию эта заминка показалась странной.

– На первый взгляд, волчьи.

– А на второй?

– А на второй, не знаю. Не встречал я раньше такого зверя. А повстречал бы, так испугался бы не на шутку.

– Это отчего же? – удивился Злотников. – А говорят, тебе равных нет. Говорят, ты на медведя с одним ножом ходил.

– На медведя ходил, – сказал Кайсы безо всякого бахвальства, – а на эту тварь вряд ли решился бы. Ни в одном звере такой жестокости нет. Если только в бешеном. А вы сюда, господа, приехали разговоры разговаривать? – спросил он с насмешкой. – Или дела у вас есть?..

* * *

Своего подопечного Софья нашла в детской. Раиса все порывалась ее сопроводить, но она отказалась.

– Сама управлюсь, – сказала не слишком любезно. – Дорогу знаю.

Раиса в ответ промолчала, но зыркнула по-звериному недобро. С этакой станется сотворить какую-нибудь пакость, но уж больно Софье не хотелось, чтобы нянька сопровождала ее к Илье. Прежде чем подняться на второй этаж, она решила заглянуть на кухню, подумала, что свежая сдоба может оказаться нелишней. На кухне помимо молчаливой поварихи за столом сидел капитан Пономаренко. Вид у него был помятый и мрачный, а на левой скуле красовалась свежая ссадина. На бодрое Софьино приветствие он ответил молчаливым кивком и принялся разжигать трубку. По всему выходило, что минувшая ночь у капитана не задалась.

Ночь не задалась не только у капитана. Софья поняла это сразу, как только переступила порог детской. Илья сидел на подоконнике, подтянув острые коленки к подбородку, на Софью он даже не взглянул, а ей вдруг сделалось не по себе от его сгорбленной спины, выпирающих лопаток и опущенных плеч.

– Здравствуй, Илья. – Она закрыла за собой дверь, подошла к окну, хотела погладить мальчика по голове, но так и не решилась. В черных смоляных волосах отчетливо выделялась седая прядь. – Илья… – Слова застряли в горле, потому что сразу стало ясно, минувшая ночь для этого несчастного ребенка оказалась куда страшнее, чем для них с Рудазовым.

Софья не стала ничего говорить, крепко обняла мальчика, прижала к себе. Он не сопротивлялся, но худенькое его тельце оставалось неподатливым, словно каменным.

– Хочешь пирога? – спросила она шепотом. – Я принесла.

Он посмотрел на нее несчастным, совершенно недетским взглядом, а потом сказал:

– Там была кошка.

– Где?

– В подвале. Мне было страшно, а она пришла, и стало легче.

– Что ты делал в подвале?

Он снова втянул голову в плечи, словно опасаясь, что и так сказал лишнее. А Софья уже сама все поняла…

– Тебя наказали? Заперли в подвале?

Он снова промолчал, и молчание это было красноречивее слов.

– Отец?

Плечи вздрогнули и снова напряглись. Значит, угадала.

– Надолго?

– На всю ночь…

Все-таки он не выдержал. При всей своей отчаянной храбрости он все равно оставался маленьким напуганным ребенком. И ему нужно было выговориться, выплеснуть свой страх.

Илья говорил, а Софьино сердце холодело с каждым сказанным словом. Верить в услышанное не хотелось, но седая прядь в черных волосах отвергала малейшую надежду на то, что мальчик всего лишь фантазирует. Не фантазирует. Родной отец забрал, практически похитил его у матери, привез в этот огромный дом не затем, чтобы любить и баловать, а чтобы сломать… И ведь еще чуть-чуть и сломает. Не нужны будут ни розги, ни подвалы, ни ведьма, ни кошка, которую придумало до смерти напуганное детское воображение. Достаточно одной лишь нелюбви. Впрочем, кошка была настоящей. На черных брючках Ильи Софья заметила рыжие с подпалинами шерстинки.

– Она меня убьет, – в голосе его был ужас пополам с обреченностью. – Она приходила ко мне сюда.

– В комнату?

– Да. Я испугался и закричал, а Эмма приказала Раисе забрать лампу. И тогда я спрятался под одеялом, но она все равно пришла… ходила вокруг, трогала…

– Ты поэтому вчера не выспался? Из-за этой женщины?

– Ведьмы…

Не ведьмы. В ведьм Софья не верила, а вот в человеческую злонамеренность очень даже. Ни одна женщина из тех, кто жили под этой крышей, не любила Илью. Более того, и Эмма, и Раиса, и уж тем более Мари его ненавидели. Так могла ли ненависть стать причиной такого жестокого, такого беспощадного эксперимента? Что-то подсказывало Софье, что могла. А еще ей не терпелось кое-что проверить. Вот только оставлять Илью одного в комнате она не хотела.

– А пойдем-ка в конюшню! – сказала она голосом неестественно бодрым. – Ты любишь лошадей, Илья?

– Илька. – Он шмыгнул носом. – Мамка меня Илькой называла… называет. – А лошадей люблю. Как же их не любить?

– Тогда вперед!

Из дома им удалось выйти незамеченными, но, лишь оказавшись в конюшне, Илька вздохнул полной грудью. А когда к ним подошел немолодой, колченогий конюх, так и вовсе улыбнулся. У конюха было простое, доброе лицо, а в перекинутой через плечо сумке Софья увидела морковку.

– Пришли лошадей проведать? – спросил он, обращаясь не к Софе, а к Ильке, и тот радостно кивнул. – Ну, так пойдем, я как раз жеребят кормить собирался.

– Погодите. – Софье вдруг стало интересно, как лошади попали на остров.

– Как попали? – Конюх глянул на нее с хитрецой. – Так вплавь и попали. С той стороны, – он неопределенно махнул рукой, – оттуда до берега ближе всего. А лошади, уважаемая барышня, плавают очень даже хорошо. И я вместе с ними, даром что хромой. Со мной им нестрашно. А вот жеребят пришлось лодкой перевозить. С этими я, признаться, намучился. Но ничего, вот они у меня какие красавцы! Вся жизнь моя в них. Людей не жалко, а их, тварей бессловесных, очень. Только не нравится им в последнее время на острове, беспокоятся. Особливо по ночам. Хорошо, что я тут рядышком… Ну, малец, пойдем, что ли, жеребяток кормить. – Он потрепал Ильку по голове и, подмигнув Софье, сказал: – А вы, уважаемая барышня, не сумневайтесь, я за ним присмотрю…

После залитой солнцем конюшни дом казался темным и выстуженным. Переступив порог, Софья поежилась, осмотрелась, а потом решительным шагом направилась ко входу в подвал. Как и ожидалось, дверь была заперта, впрочем, факт этот мог остановить кого угодно, кроме Софьи. Она огляделась по сторонам, вытащила из волос шпильку. Замок поддался за несколько секунд, отец мог бы ей гордиться.