Хранитель кладов - Андрей Васильев

А вообще странно. Тот клуб, где Сашка закупался наркотиками, закрыли на третий день после его смерти, а на девятый он сгорел дотла, причем в золе и пепле были обнаружены три тела, в которых следователи опознали известных в нашем районе «пушеров», один из которых нашего одноклассника и снабжал вот такими футлярчиками. Так откуда этот взялся? Хотя… Не такой уж это и эксклюзив, скорее всего. «Пушеры» ведь товар брали у кого-то рангом повыше, а до него руки дяди Игоря, похоже, просто не дотянулись. Тем более что сам после произошедшего развелся с женой и отбыл на ПМЖ в Дюссельдорф.

– Пусть так, – сопела Юлька, пытаясь вырваться из моих рук. – Пусть! А ты свою жизнь вообще просрал, идеалист хренов! Живешь теперь в этой дыре, работаешь в какой-то заднице мира, тебе теперь половина наших руки не подаст, побоятся от тебя «синдромом лузера» заразиться. Одна я, дура, с тобой вожусь зачем-то.

– Не припоминаю, чтобы о чем-то подобном тебя просил, – я отпустил девушку, после вырвал клатч из ее руки, достал оттуда футлярчик и пошел на кухню, на ходу откручивая колпачок. – Тем более что кое-кто, пусть и неофициально, не раз тебе советовал обходить меня стороной.

Ну да, есть такое. Формально отношение ко мне со стороны тети Жанны не изменилось, но не просто же так моя мама вдруг перестала с ней общаться? У нее, как у человека творческого, чувства всегда обострены, она любую фальшь за километр чует.

– А я бунтарка, – сбавив тон до состояния «приемлемо», сообщила мне в спину Юля. – Всегда все ей наперекор делаю. У тебя, дурака, научилась.

– Я не бунтарь, – вода из крана смывала со дна раковины бело-голубоватый порошок, превращая его в мутную жижу. – Не путай упрямство и самолюбие с идеологией протеста, это разные вещи. А ко мне ты время от времени таскаешься, потому что больше поговорить не с кем. Подруги твои все либо замужем, либо за границей, причем иногда это одно и то же, про любовников я вообще промолчу, вряд ли ты даже их имена запоминаешь. Вот и выходит, что больше тебе пойти не к кому.

– А психолог? – возмутилась Юлька, опускаясь на табуретку и печально вздыхая. – Он всегда выслушает, совет даст.

– Сильно они тебе помогают, эти советы? – я ополоснул дно футлярчика и показал его ей. – То-то погляжу!

– Да от скуки это все, – нервозный запал у девушки прошел, передо мной снова была моя старая приятельница. – На самом деле живу – как не живу, впору хоть по новой в институт поступать, второе высшее получать.

– Поработать пойти не пробовала? – осведомился я у нее, отправляя тару из-под кокаина в мусорное ведро. – Причем не к дяде Сереже, где тебе сразу кресло креативного директора предоставят, а в какую-нибудь затрапезную компанию, где никто понятия иметь не будет, кто ты такая есть? Поверь, вся скука мигом из головы вылетит. А если еще поставишь себе задачей жить только на то, что заработаешь, так и вовсе.

– Я не настолько скучаю, – опасливо глянула на меня Юлька. – Это уже перебор.

– Тогда и не люби мне мозги, – попросил ее я. – Без желания что-то изменить всем этим твоим откровениям, прости, грош цена. Будь на моем месте кто-то, тебя не знающий, вовсе бы сказал: «Зажралась, зараза». И был бы прав, это именно так и выглядит. Но и «снег» – это не вариант, уж поверь. Да, сразу предупрежу: что я мог сделать, то уже сделал, но бороться за тебя не стану. У тебя своя башка на плечах есть, ты девочка совершеннолетняя и половозрелая. И еще, если от наркоты сгоришь, жалеть тебя не буду и на похороны из принципа не приду. А еще всем нашим расскажу, по какой причине ты отправилась в страну Вечной Охоты, чтобы и они данное мероприятие проигнорировали.

– Сволочь ты, Валерка, – печально подытожила моя давняя приятельница. – И всегда таким был, даже в детском саду. Пипиську во время тихого часа всем ты тогда показывал, а попало почему-то мне. В школе ты у меня списывал, а не я у тебя, но учителя были уверены в обратном. И вот сейчас, казалось бы, с чего мне тебе завидовать? Квартирка маленькая, зарплата курам на смех, питаешься невесть как, вместо ВШЭ закончил какой-то заборостроительный институт, а я завидую. Вот как так?

– Историко-архивный, – поправил ее я. – Не обижай мою альма-матер. Это, между прочим, очень достойное учебное заведение с богатым прошлым.

– Это единственное заведение, в которое тебя согласились перевести без потери года, – уточнила Юлька. – Причем благодаря моей тете, которая там ректор. Плюс оно было единственным, в котором тебя не стал бы щемить дядя Толя, и то только потому, что счел забавной запись, которая в итоге украсит диплом, мне про это мама рассказала. Так и сказал: «Там этому дураку и место. Так от него человечеству меньше вреда будет».

– Не «дураку» батя тогда сказал, – снова поправил ее я, нахмурившись. – Там другое слово фигурировало. И вообще, закрыли тему.

– Как меня обсуждать, так ты первый, – справедливо заметила Юлька. – А как тебя, так сразу «закрыли тему». Где справедливость, Швецов?

– В Гааге, – я поставил чайник на плиту. – И то весьма условная.

– Хороший город, между прочим. – Юлька зажмурилась и стала похожа на котенка. – Помнишь, как мы после десятого класса туда летали с твоей мамой? Она нас постоянно по музеям водила. Все этим восхищалась… Как его… С забавной фамилией…

– Мондриан, – подсказал я, понял, о ком она ведет речь. – Питер Мондриан.

– Точно, – наставила на меня указательный палец Юлька. – А еще мы там с тобой в первый раз…

– Вечер воспоминаний закрыт, – открыв дверь холодильника, приказал я. – Есть будешь?

Да все я помню. И то, как мы смылись из «Панорамы Месдаха», оставив там мою маму, которая не могла оторвать взор от высоченной картины, и пустой номер в «Дез Индез» с закрытыми шторами, и мое удивление, когда я понял, что Юлька, оказывается… Ладно, не суть. Было и было, чего вспоминать? Все изменилось, мы выросли, где теперь та раннелетняя Гаага с ее бесчисленными цветниками, фонтанами и каналами, где то ощущение безмятежного счастья? Все это ушло, растворилось, скрылось за поворотом и никогда не вернется, потому что подобное не повторяется дважды.

Впрочем, плотские радости бытия – не духовные, они-то как раз никуда не деваются. Правда, в этот раз и тут все вышло не так безоблачно, как обычно, потому что в какой-то момент Юлька, сидящая на мне и ритмично двигающаяся, заорала так, что аж уши заложило. Нет, это дело, конечно, житейское, и крики женщины во время занятий любовью для мужика что медаль на грудь, только вот крик крику рознь. Мало того, она еще и глаза ладонью закрыла, что свидетельствовало о немалой степени испуга. Я свою подругу знаю с детства, она всегда так реагирует на что-то страшное, такой у нее способ психологической защиты, так сказать, а-ля страус. «Я этого не вижу, значит, этого на самом деле нет». Глупость несусветная, но уж что выросло, то выросло.

Я, приподнявшись на локтях, повернул голову к окну и моментально понял, что так испугало мою подругу. Мне и самому стало сильно не по себе.

На балконе стоял высокий мужчина и смотрел на нас. Лицо его было в тени, но глаза… Они светились как два рубина, и этого для впечатлительной Юльки вполне хватило. Да и вообще от этой фигуры просто-таки веяло жутью.