Летучий корабль - Андрей Белянин

Фома кивнул, он редко задает много вопросов. По установленному сигналу все наши собрались, приготовившись к активным действиям.

А ничего не подозревающий народ сновал по улицам, толпился на площади. Бегали коробейники, торгуя вразнос всякой мелочевкой, степенно прохаживались торговцы сдобой, обвешанные целыми гирляндами бубликов, кренделей и баранок. Носились неугомонные мальчишки, грудастая цыганка что-то втолковывала молодице с ребенком на руках. Жизнь шла своим чередом. Если бы хоть на секунду можно было предположить, что какая-то мелочь сорвется, продуманный план рухнет и ополоумевший Кощей, размахивая мечом, вырвется за ворота… От таких мыслей становилось холодно спине, и я ускорил шаг. Долго стучать в ставни на этот раз не пришлось, приветливый голос Олёны ответил мне почти сразу:

– Никита Иванович? Бегу, бегу, уже открываю.

– Здравия желаю. Простите, что вновь вынуждены побеспокоить, но необходимо подписать кое-какие бумаги. Это относительно несчастного случая с Настасьей…

Калитка у ворот скрипуче отворилась, пропуская нас внутрь. На первый взгляд никаких изменений во дворе кожевенной лавки не было, разве что куча опилок стала вроде бы вдвое больше. Плохо, десяти ведер с водой может не хватить, а устраивать серьезный пожар никак не входило в наши намерения.

– Олёна, вы не против, если я пройду в горницу? Все-таки возиться с бумагами удобнее на столе, чем на колене.

– А… я… это… – запнулась она, и мне пришлось, приобняв ее за плечи, почти силой развернуть к дому. – Сотник Еремеев, ждите меня во дворе! Мы с Олёнушкой долго не задержимся.

Фома незаметно подмигнул, принимая нарочито равнодушный вид. Мы шагнули на крыльцо и вошли в зажиточный просторный дом. Кожевенная торговля наверняка давала возможность хозяину жить в сытости и достатке. Мебель была добротной, сундуки большими, печь в изразцах, а посуда на столе расписная. Вот только бардак повсюду такой, словно уборку здесь делали в позапрошлом году. Прежде чем опуститься на лавку, мне пришлось шугануть с нее наглых раскормленных тараканов.

– Я же… предупредить хотела, у нас тут…

– Что вы, не стоит! Извиняться должен я, обычно мы предупреждаем граждан о визите участкового заблаговременно или вызываем к нам в отделение. Да вы присядьте, Олёна…

– Я постою. Что ж за дело у вас ко мне, Никита Иванович? – Девушка прижимала спиной дверь, и в черных, бархатных глазах уже не было теплоты. Видимо, Яга права, артист из меня никудышный…

– Олёна, я хочу услышать правду.

– Какую правду? Про… Настьку мельникову?

– И про нее тоже, – решился я, отступать было некуда, она знала, зачем я пришел. Но, боже мой, как же мне хотелось, чтобы все это оказалось неправдой… – Следствие располагает неопровержимыми уликами вашего участия в целом ряде преступлений, совершенных на территории города Лукошкино.

– Продолжайте, продолжайте, мне интересно…

– Мы знаем, что вы украли царские чертежи с планами строительства летучего корабля. Знаем, кто заказал это преступление, и знаем, как были ликвидированы все свидетели, видевшие вас в лицо. По счастливому стечению обстоятельств уцелел только дьяк Филимон Груздев. Убрать его вовремя вы не успели и были вынуждены инсценировать нам «драку» с разбойницей Настасьей. На деле она просто открыла вам калитку на условный стук и пыталась помочь скрыться. За это вы хладнокровно закололи ее и вместе упали в чан для замачивания кож. Предыдущие смерти проводились с применением цианистого калия. Скажите, вам что, так нравится убивать?

– Убивать – сладко… – тихо ответила Олёна, и от этого ласкового голоса меня невольно бросило в дрожь. – Настырный ты человек, сыскной воевода, коли след берешь – так не теряешь. Сам таким уродился или служба заставила?

– Давайте отложим вопросы, не имеющие отношения к делу, – вежливо попросил я. – Вам придется пройти со мной в отделение, вот ордер на обыск и арест. В доме останется Еремеев, а поисками вашего нанимателя мы займемся завтра.

– Ох ты, страсти какие… И не стыдно будет вам, здоровым мужикам, девицу беззащитную через весь город волочь?

– Собирайтесь.

Я сознательно не назвал имени Кощея Бессмертного, соврав, что «искать его будем завтра»… Мне было нужно тихо, без криков и истерик, убраться со двора. Надеюсь, Фома нашел возможное убежище Кощея, потому что после нашего появления на улице во двор бросятся бабы и стрельцы с ведрами в обеих руках. Эх, не помню, кто из великих полководцев жаловался на мелкие, несущественные детали, легко ломающие самые продуманные планы всех великих сражений… Это очень утешает, когда у тебя самого все вокруг идет наперекосяк. Ну, во-первых, ожидающий во дворе Еремеев явно ничего не нашел. Выражение лица растерянно-виноватое, лежбище Кощея не обнаружено, и на операцию с фальсифицированным пожаром можно времени не тратить.

– Где корабль?

– В сарае стоит, я в щелку углядел. Темновато там, но угадать можно. Хорошие мастера делали, не хуже наших, лукошкинских.

– Ладно, посмотрим. Выводи гражданочку за ворота, а мне кликни Митьку, если пришел. Пока держимся прежнего плана, мы с ним поищем потщательнее…

– Что ж искать-то? – неожиданно подала голос Олёна. – Все, что надобно, здесь, во дворе. А если задержаться хотите, так я помогу. Надолго задержитесь…

Словно по мановению волшебной палочки куча стружек и опилок зашевелилась, выпуская на свет Божий двух квадратных молодцов с одинаковыми угрюмыми лицами.

– Ну-ка, Юрка Боров да Борька Свин, покажите гостям незваным мастерство свое плотницкое!

В громадных лапах близнецов сверкнули широкие топоры…

Положение несколько осложнилось. Я говорю «несколько», а насколько конкретно, я понял, лишь когда вышеозначенная Олёна выкинула еще один номер. Когда мы выходили из дома, мне даже не пришло в голову связать ей руки. Девушка проиграла, но тем не менее вела себя так достойно, что вызывала невольное уважение, и лезть с веревкой было как-то… неудобно. Ну, это выглядело бы излишней предосторожностью, перестраховкой и даже трусостью с моей стороны. Мне так казалось… Одна из основных заповедей милиционера – никогда не смешивать личное и служебное. Я позволил чувствам взять верх над разумом, и вот…

– Не дергайся, участковый! Только рот раскрой, и ты на небесах… – Олёна страстно прижалась ко мне. Это было неожиданно и приятно, если бы не узкий нож, скользнувший из ее рукава к моему горлу.

Еремеев сплюнул и выхватил саблю.

– Брось оружие, стрелец! – потребовала преступница. – Распорю горло милицейское, ни один портной не зашьет…

– Валяй, – ровненько предложил Фома, у меня едва фуражка над маковкой не воспарила. – Ты его убьешь – я тебе башку снесу, а начальство меня за службу верную освободившимся постом пожалует…

– Не доживешь ты до повышения, – помедлив, заявила Олёна. – Борька с Юркой в тот же миг тебя топориками настругают! Пусть сыскной воевода умрет, пусть я сгину, но и тебе не жить!