Я справлюсь один - Ксения Крутская

Воспоминания будто ударили в солнечное сплетение. Илья закашлялся и снова застонал.

Костя! Так вот как оно было! Бедолага, ему пришлось пройти через такое… Но его память сбежала от него, дезертировала с поля боя. А память Ильи осталась с ним. Ему надо бороться до конца.

Это был Страх. Это точно не Покой. Значит, горит на теле и оставляет ожоги всё-таки именно Покой.

Вот зараза…

Шипя сквозь зубы, Илья поднялся и побрёл к мотоциклу.

Стоп.

Аномалия! Где она?!

Илья, пошатываясь, вернулся к тому месту, где лежал. Каждый шаг давался с таким трудом, будто к ногам были привязаны гири. Организм решительно отказывался двигаться туда, где только что было так плохо.

Осторожно присев на корточки, Илья опустил ладонь к земле.

«Чёрт!»

Аномалия и в самом деле сместилась. И двигалась она не к Ремезово, как можно было предположить ещё утром. Если Илья способен был сейчас хоть как-то ориентироваться на местности, сгусток Страха, расплываясь и прибывая новыми ручейками, двигался в сторону границы с Владимирской областью…

«Ну уж нет, сволочь. Не пущу!»

Догнать движущееся озеро голубого светящегося тумана. Остановиться на самой его границе. Сердце стынет от ужаса.

«Неужели я правда собираюсь это сделать?»

Илья сел на землю и обхватил себя руками. Прислушался к отголоскам боли внутри.

«Неужели мы с тобой не договоримся?»

Боль зашевелилась, зацарапалась в центре солнечного сплетения.

«Огонь. Ты здесь?»

Найти внутри сам источник боли. Призвать её – не просто выпустить, а попросить выплеснуться наружу. Скормить ей себя без остатка.

Илья стиснул зубы, пытаясь не застонать, но всё же не сдержался.

«Ты съел достаточно моей жизни. Поможешь мне теперь?»

«Чёрт, Илюха, ты дурак. Что ты творишь?!»

«А мне уже всё равно…»

Дождь. Раскисшая красная земля. Могилу заслоняет ссутуленная спина Петрова.

«Ты хочешь, чтобы он… вот так же стоял на твоих похоронах?»

Огонь. Колесо мотоцикла, мелькающие руки… Крик. Затухает в ушах, тонет в гулкой тишине.

«Я никому ничего не должен. Это моя жизнь. Я справлюсь».

«Я справлюсь один».

«Не один. Огонь… Ты со мной?»

Илья поднял руки к груди, скрючив пальцы, будто удерживал перед собой раскалённый шар. Между ладонями билось пламя, но жара он не ощущал. Скорее, наоборот: кисти рук словно сковало льдом, так, что пальцы не разогнуть.

«Забирай…»

Он медленно выдохнул, и из горла вместе с воздухом полилось голубое пламя, питая шар между ладонями.

«Всё забирай. Только отстань уже… Дай покоя. Покой. Дай умереть спокойно».

Руки резко опустились, словно с силой вбивая огненный шар в землю.

«Ненавижу запах бинтов…»

«Ненавижу запах хлорки».

«Мерзость».

Только что ничего не было – и вот мир вернулся с такими неприятными ощущениями. От едкого запаха свежей стерильной марли хочется чихнуть. Глаза почему-то болят. Да и вообще – во всём теле какое-то странное ощущение…

Илья открыл глаза и сощурился от света, показавшегося неприятно ярким, просто режущим. Моргнул – и понял, что на самом деле в комнате полумрак.

В комнате?

«Где я?»

Последним, что он помнил, были запахи перепревшей листвы, травы и хвои, боль за рёбрами и невозможность вдохнуть полной грудью. А ещё – чувство обречённости и непонятной потери.

Последнее, что он помнил…

Последнее, что он делал. Это должно было быть и в самом деле последним, что он сделал.

Илья помнил, что готовился умереть. Значит, всё-таки не умер.

«Хоть я и живу среди мистики, да и сам-то уже – ходячая мистика, но в загробную жизнь поверить так и не смог…»

«Тогда – где я всё-таки?»

Над головой – белёный потолок в сетке тонких трещин. Ровный. Значит, не деревенская изба. Больница? Это самое вероятное. Но как он тут оказался? Кто его сюда привёз?

Оглядеться бы… Но повернуть голову не удалось. Затылок будто приклеился к подушке.

Грудь затопило горячей волной. Илья вспомнил свой полубред-полукошмар в тисках боли.

«Белый потолок – твоя вечность. Белый потолок – весь твой мир»

«Ну уж нет!»

Собрав все силы, всю злость и всё упрямство, страхоборец дёрнул головой – и едва не потерял сознание, но не от боли, а от перенапряжения. Будто не голову повернул, а «Ниву» поднял за бампер.

Но голова-то повернулась! И Илья с облегчением увидел что-то ещё, кроме потолка. И с горьким вздохом узнал палату, в которой лежал Винский. Или точно такую же, в той же больнице.

Окно было точно так же приоткрыто, и с улицы так же доносились детский смех и запах свежескошенной травы.

«А я не умер…»

«Каким-то чудом».

«Почему?.. Почему такое чувство, что лучше бы…»

Щёку щекочет муха. Нет, не муха. Это что – слеза?

«Я всё сделал неправильно. Я всё испортил. Я не справился…»

«Зачем!..»

Илья рванулся…

Темнота.

«Опять не умер».

Темно. И с закрытыми глазами, и с открытыми. Тёплый ветер колышет занавеску на окне, пахнет ночными фиалками. Ночь. Которая по счёту?..

«Выпустите меня!..»

Рванулся. Темнота.

Утро. Зелёный свет. Солнце. Запах огурцов и цветущей сурепки.

Лето. Яркое лето.

«Не для меня».

– Зачем ты так?.. – чей-то голос. Мерещится? Знакомый. Почти родной.

«Аня?.. Нет, конечно. Забудь. Аня – её больше нет. Нет».

– Тебя же просили – не лезь… А если бы Ира тебя не увидела? А если бы мы не успели?..

«Кто здесь? Плачет… Плачет обо мне? Не надо. Я ведь не умер… Нет, плачьте. Я ведь не умер. Всё верно. Плачьте».

«Кто здесь? Покажитесь…»

Рванулся – повернуть голову, посмотреть…

Темнота.

Оранжевый свет. Пахнет лесной клубникой. Не ягодами, а листьями. Вкусно. Чаю бы сейчас…

Илья с трудом сглатывает. Тут же рядом появляется тёмный силуэт, заслоняющий окно. К губам прикасается что-то прохладное, мокрое…