Время московское - Алексей Фомин

Сашка нагнулся, ухватил с торцов ящик и попробовал приподнять, чтобы оценить его вес. Ящик был не очень тяжел, в самый раз, чтобы двое нехилых парней смогли точно метнуть его в цель. Но, разгибаясь, Сашка вдруг почувствовал такую резкую боль в левом боку, что вынужден был присесть, так и не разогнувшись.

— Ф-фу… — наконец выдохнул он. — Дыхание перехватило.

— Что с тобой, государь? — забеспокоился Адаш. — Рана?

— Ерунда, — отмахнулся Сашка, держась рукой за левый бок. — Камнем попали. Наверное, ребро сломали. Ничего, заживет как на собаке. Дай-ка руку, Адаш.

— Ты посиди пока, государь. Переведи дух, — с сомнением глядя на своего подопечного, сказал Адаш. — Мне доводилось видеть, как после пустякового удара камнем человек отправлялся в лучший мир. А ведь и раны-то никакой особой не было. Лекарю б тебе показаться, государь.

— Да брось ты ерунду говорить. — Сашка махнул рукой, и вновь острая боль пронзила его левый бок. — Ох… Помоги лучше подняться.

— Посиди. — Адаш был непреклонен. — Лучше говори, что делать.

— Надо будет бросить этот ящик в костер, пока они там все толкутся. Чтобы он при ударе не развалился, надо хорошо его обвязать веревками.

Дружинники мигом бросились выполнять его указание.

— И горючкой какой-нибудь его надо бы… Бензина здесь быть не может…

— Чего? — не понял Сашку Адаш.

— Понимаешь, когда мы бросим его в костер, надо, чтобы он дружно загорелся. А то пока дерево займется…

— Масло, — обрадованно сообщил один из дружинников. — У нас тут большой кувшин с маслом есть. На случай осады. Лить горящее масло на осаждающих.

— Замечательно. — Сашка несколько раз вдохнул полной грудью и осторожно, стараясь не разбудить притаившуюся боль, встал на ноги. — Обливайте ящик хорошенько со всех сторон маслом и тащите его на крышу.

Когда подготовленный снаряд был доставлен на крышу, Адаш выглянул наружу и сказал:

— Еще спорят.

— Отлично. Ну что, воины, — обратился Сашка к дружинникам, — посмотрите внимательно вниз, оцените расстояние до костра и постарайтесь забросить ящик прямо в его середину.

— Нет уж, — возразил Адаш, отстраняя в сторону двух дружинников, взявшихся за ящик. — Я сам.

Он еще раз выглянул наружу, поднял ящик и, слегка отклонившись назад, метнул его через парапет, сопровождая бросок движением всего своего могучего тела. И Сашка, и Адаш, и оба дружинника тут же выглянули наружу. Ящик угодил точнехонько в костер, и промасленное дерево мгновенно охватил огонь. Смерды сначала удивленно воззрились на свалившийся с неба ящик, потом, разглядев между зубцами башни своих врагов, принялись что-то грозно выкрикивать, размахивая кулаками.

— Вниз! — скомандовал Сашка и первым устремился к лестнице, ведущей во внутреннее помещение башни. — Всем лечь на пол! Голову закрыть руками! Вот так! — И сам продемонстрировал, как надо выполнять его команду.

Сашка повернулся на бок и приподнял голову. «Адаш молодец, старый хрыч. Лег у самой лестницы и меч не выпускает из рук. Мне остается лишь следить за выходом на стену». Не успел он досчитать до десяти, как раздался взрыв такой силы, что башня, казалось, заходила ходуном. Сверху на них посыпалась сухая известка, все помещение наполнилось мелкой, как пудра, висящей в воздухе пылью. Снизу, со двора, по узкой каменной лестнице, как по дымоходу, к ним потянуло едкий белесый дым.

— Всем на крышу!

Кашляя и вытирая слезящиеся глаза, осажденные один за другим выбирались на крышу. Сашка отчетливо представлял, какую картину им предстоит увидеть, поэтому поднялся по лестнице последним. Дружинники, свесившись между зубцов башни, молча глядели на то, что осталось от толпы взбунтовавшихся смердов.

— Я и представить не мог, что такое возможно. — Такими словами встретил Сашку Адаш. — Наверное, когда эта штука будет у всех, люди перестанут воевать. Ибо тогда война из достойного занятия благородных людей превратится в бойню — удел мясников.

— Ох, поверь мне, Адаш, не перестанут.

— Печально. Пойдем в дом, государь. Тебе надо отдохнуть. А я постараюсь найти какого-нибудь лекаря.

— Ерунда, Адаш. Я в порядке. Берем лошадей, одного дружинника в качестве проводника и едем в Нидарус. И так столько времени уже потеряли…

Произнеся эти слова, Сашка побледнел, схватился за левый бок и тряпичной куклой повалился на камни.

Солнце наконец-то пробилось сквозь плотную пелену туч словно бы для того, чтобы напомнить путникам, что даже в этих северных краях зима не вечна и что весна уже не за горами. Три всадника свернули с тропинки, протоптанной в снегу не одним десятком ног, и углубились в лес. Ни дороги, ни тропы здесь уже не было, поэтому ехавший первым долго осматривался, прежде чем найти место, где снег был не так глубок. Наконец он взобрался на невысокий гранитный пояс, причудливой складкой выперший из земли, с которого северо-западный ветер сдул почти весь снег, и направил своего коня прямо по нему. Теперь всадники были почти вровень с верхушками хилых, искривленных жестокими зимними ветрами елей, уродливо раскинувших в стороны свои корявые руки-сучья.

— Во-он дым, видите? — указал рукой проводник. — Это дом Вещей Готы. Мы почти доедем до него по этому камню. Как по мощеной дороге. Я такие дороги видел в Ватикане.

Проводник был человеком бывалым. До того как наняться дружинником к барону Бьорклунду, он немало попутешествовал по Европе, восемь лет разбойничая с ватагой таких же, как он, вольных варягов на различных морях и реках. И наверняка сколотил бы себе кое-какое состояние, как некоторые его товарищи, более здравомыслящие и рачительные, если бы не был столь охоч до хорошего вина, азартных игр и жарких ласк продажных женщин. При рождении ему дали имя Ольг, но все товарищи называли его Везучий Оле или просто Везунчик.

— Да тут не боле версты будет, — сказал Адаш, глядя из-под ладони в направлении, указанном проводником.

Как ни настаивал Адаш, но уговорить Сашку отлежаться еще денек-другой в замке Бьорклунд не сумел. После обморока, случившегося с ним на крыше надвратной башни, Сашка быстро пришел в себя, и только необычная бледность свидетельствовала о том, что с ним не все в порядке. А ведь и лекарь поблизости имелся. Вернее, лекарка. Еще вернее, знахарка. А если уж быть до конца правдивым, то самая настоящая ведьма. Местные жители, относившиеся к ней с чрезвычайным почтением, говорили, что лечит она не столько отварами и мазями, сколько заговорами и простым наложением рук. Конечно, всей этой чертовщине Адаш предпочел бы рядового ордынского хирурга, хоть и не умеющего лечить одним наложением рук на больного, зато умеющего грамотно зашить рану и вправить поломанную кость. Но на безрыбье, как говорится, и рак — рыба.

Максимум, на что соглашался Сашка, это заехать к знахарке по дороге в Нидарус, благо что жила она в семи верстах от замка Бьорклунд, и для визита к ней приходилось сделать совсем небольшой крюк. Звали знахарку-колдунью Вещая Гота. Никто не помнил, когда она тут поселилась. Создавалось такое впечатление, что жила она здесь всегда, хотя в то же время говаривали, что происходит она из знатного ордынского рода и могла бы безбедно жить как на Руси, так и на любой из подвластных Руси территорий с более благодатным, более мягким климатом, но по какой-то неведомой людям причине Вещая Гота выбрала для местожительства именно этот суровый северный край. А еще про нее поговаривали, что может она не только вылечить больного, но и предсказать будущее, снять сглаз или порчу, приворожить любимого, сделать заговор на удачу и еще много всякой подобной ерунды, которую обычно говорят про людей, знающихся с какими-то неведомыми и непонятными нормальному человеку силами.