Суматоха в Белом доме - Кристофер Тейлор Бакли

– Оттого, что вы один из последних в списках…

Закончить фразу я не смог, потому что растительность под одной рукой выдралась с корнем, и удержаться мне удавалось с трудом.

– Двадцать пять пунктов, Герб, – это не один из последних, это провал.

– У вас есть преимущества…

– Ничего себе преимущество, когда закидывают яйцами на Пенсильвания-авеню. Как это Фили называл? «На манер Каракаса». Каракас! – Он засмеялся.

– Всего-то кучка радикалов, – выдохнул я, стараясь за что-нибудь ухватиться. – А большая часть американского народа…

– К чертям собачьим. – Он полез в карман ветровки и достал фляжку. – Ладно, я, во всяком случае, не говорю о себе в третьем лице. Когда вы кинетесь со всех ног сочинять свои проклятые мемуары, этого обо мне никто не сможет написать.

Пусть выскажет все, что у него на душе, подумал я. Потом будет лучше работать.

– Ну, вы уже нашли себе издателя?

Я удивился и даже обиделся, услышав такое.

– Нет, конечно же. Зачем? У меня нет намерения писать мемуары.

Он засмеялся.

– А Фили говорил другое.

– Что?

Он сделал глоток из фляжки.

– В тот день, когда Джесси побила вас. Поэтому я и взял вас обратно. Он сказал, что вы уже подписали договор с издателем и собираетесь все рассказать о нашей семейной жизни.

Фили! Вот, значит, как было дело. Я крепко сжал в руках водоросли, представляя, что это шея Фили.

– Герб, должен признаться, я и впрямь ненавидел вас какое-то время. А потом одумался. Какого черта? Все пишут воспоминания.

Я сказал ему, что это неслыханное вранье, что Фили всего лишь – в своей обычной идиотской манере – старался вернуть меня на службу.

Он лишь пожал плечами.

– Неважно. Ах, до чего же мне тут нравится.

Злясь на Фили, я цеплялся за камень, пока президент вглядывался в морскую даль.

– Хотите выпить? – спросил он, протягивая фляжку и пытаясь рассмотреть меня в темноте. – Как вы там?

– Нормально, – ответил я, все еще не справившись со своими чувствами.

– Герб, я всегда хотел спросить вас.

– О чем?

– Вам нравилось быть бухгалтером?

Если честно, у меня не было настроения обсуждать свою профессию, и я пробормотал нечто нечленораздельное о том, что люблю работать с цифрами. Мол, цифрам можно доверять.

– А я не смог бы. Скучно.

– Мне нравилось.

У меня нестерпимо болели руки.

– На Юге нам не одолеть. Вам известно, как на прошлой неделе назвал меня Монтгомери?[22]

– Может быть, если бы мы устраивали почаще совместные завтраки… – простонал я.

Президент буркнул что-то и отпил из фляжки.

– Совместные завтраки! Да этих людей надо нещадно бить. Урезать их непомерные фонды, закрывать военные базы. Вот такой язык они понимают.

– Мы пытались. Но это ни к чему не привело.

– Не привело? У нас ведь не богадельня! «Как мы себя сегодня чувствуем?»

– Я говорил, – произнес я с нарастающей злобой, – о нашей администрации.

– Может быть, виноваты сотрудники. Может быть, меня повело не туда. Прошу прощения – нас.

Я вздохнул. Такое уже было.

– Если вам не нравятся сотрудники, которых мы подобрали, почему бы нам не подыскать других?

– Может быть, и надо!

– Отлично, – сквозь зубы произнес я. – Я могу сразу назвать, кого надо заменить.

– Я тоже!

Теперь мы орали друг на друга, разделенные полосой водорослей, блестящих в лунном свете.

– Если вы так считаете, я подаю в отставку!

– Принято! Прямо сейчас!

– Отлично! Может быть, я еще поработаю на Джорджа Буша…

– Вот и прекрасно! Поможете мне обойти его!

– …после того, как напишу воспоминания!

– Давайте! Кстати, не забудьте взять у меня рекомендацию, а то ведь вам и кафе-мороженое не доверят!

– Ха, держу пари, вас не подпустят к президентской библиотеке! Кому нужны ваши документы и отвратительные речи?

– Гарварду!

– Вы имеете в виду университету Каракаса?

Тут я разжал пальцы, чтобы погрозить ему кулаком. Лучше бы я этого не делал. Водоросли, за которые я продолжал держаться одной рукой, подались вниз, и я вновь стал сползать по склону.

– А-а-а! – закричал я, однако мне удалось уцепиться за другой пучок водорослей.

– Ну же, хватайтесь за мою… – Президент наклонился, протягивая руку.

Я поднял голову и увидел, что он тоже съезжает вниз.

– Осторожней! – крикнул я, но было уже поздно.

Головой он уже уткнулся мне в плечо, и, не выдержав нашей общей тяжести, водоросли с мерзким хлюпаньем выдрались из камней. Я попытался немного притормозить наше падение, но лишь содрал кожу с пальцев. Как два лося, сцепившихся рогами, мы скатились с «обломка стариковского зуба».

Арнольд прописывает мне успокоительные таблетки. Очень соблазнительно, но голова должна быть ясной.

Из дневника. 7 сентября 1992 года

На другое утро в одиннадцатом часу Фили появился у моей кровати в госпитале военно-морского флота.

– О-о-о-ох, – приветствовал я его.

– Только что видел босса, – сияя, сказал Фили. – Он ужасно выглядит. Оба глаза фиолетовые. На лбу шишка размером с мяч, каким играют в гольф. Локоть пришлось зашивать.

– Почему это вас радует? – со стоном спросил я.

Боль в груди мешала мне дышать, и кончики пальцев под повязкой горели огнем.

– Телефон разрывается. Нам позвонили двенадцать тысяч человек. А сколько цветов! Мы отправляем их на Арлингтонское кладбище.

Мне было приятно, что американский народ не остался равнодушным к беде президента, но все же меня удивило такое обилие знаков внимания.

– Ну, если учесть обстоятельства…

– Какие обстоятельства?

– Такер ведь совершил подвиг. Говорю вам, люди забрасывают Буша камнями.

– Какой подвиг он совершил?

– Спас вам жизнь.

Потом Джоан рассказала мне, что я попытался слезть с кровати и ударить Фили. Очевидно, я опять повредил ключицу и потерял сознание от боли.

Придя в себя, я первым делом увидел лицо склонившегося надо мной врача. Джоан сидела рядом, и вид у нее был расстроенный.