Одно сплошное Карузо - Василий Аксенов

Вот уже, почитай, шесть десятилетий русская литература существует под знаком краткой, но вполне выразительной формулы – «Существование равняется сопротивлению». Степени сопротивления различны, формы его порой причудливы. В шестидесятые годы писались длиннейшие статьи, полные обычной соцреалистической жвачки, ради упоминания двух-трех запрещенных имен. Эзоповские приемы перетекали в сложный, почти мистический сюрреализм. Упорное существование литературы со всеми ее очарованиями и потехами год за годом демонстрировало крушение механистической модели мира.

Литература, в принципе, противостоит политике, ее не следует использовать даже для благородной борьбы, она может быть только жертвой или священной коровой. Думая об этом, мы преспокойно выворачиваем нашу формулу наизнанку. Этот почти шутовской трюк приводит нас к пониманию того, что «Сопротивление равняется существованию». Только существуя, пусть даже на разных уровнях и в причудливых формах – нищенкой ли правдоискательницей, в масках ли карнавала, в блеске ли безмятежного процветания, но только лишь в независимости и самоцельности, – литература противостоит мелкобесию с его хлопотливой страстью к классификации.

Итак, сопротивляясь, мы существуем для того, чтобы существовать, сопротивляясь. «Так природа захотела, – поет Булат Окуджава. – Почему, не наше дело. Для чего, не нам судить…»

Этот снимок был сделан одним из участников альманаха «Метрополь» писателем Виктором Тростниковым на собрании всего состава в конце 1979 года. То, что мы называли «нашей штаб-квартирой», было на самом деле однокомнатной квартирой моей покойной матери Евгении Гинзбург в писательском кооперативе. Там в то время жил Евгений Попов, там мы и собирались. Народу в тот вечер собралось столько, что негде было и картофелине прокатиться. Неожиданно появился Высоцкий с гитарой. Он вообще-то держался в стороне от группы, потому что и в Москве-то в то время бывал редко. Тем не менее он был горд тем, что первая публикация большой подборки его поэтических текстов состоится в такого рода неподцензурном издании. Снимок, который вы видите (участников «Метрополя». – В. Есипов), был одним из фрагментов толпы, что стояла там плечом к плечу.

Потом Володя взял гитару и начал петь для нас. Это был один из незабываемых моментов тех дней. Все уже основательно устали от постоянного выкручивания рук, проводимого по указке ЦК и ГБ союзом писателей. И вдруг, я увидел это, всех вдруг как бы подхватил ветерок артистического восторга. С моей точки зрения, вот это и стало крупнейшим вкладом Высоцкого в наш альманах.

Снова – и в который уже раз – литературный мир озабочен судьбой Георгия Владимова и его жены Натальи. Из Лондона в Милан, из Парижа в Кёльн, из Нью-Йорка в Токио разноязычные писатели звонят друг другу и спрашивают: что происходит в Москве?

Замечательный русский прозаик Георгий Владимов в течение многих лет занимает безукоризненную общественную позицию. Вот почему служба идеологического сыска постоянно его шельмует. На этот раз шельмование приняло особенно зловещий характер – грозят тюрьмой.

Владимов – писатель с мировой репутацией. Он председатель Московского отделения организации «Международная амнистия». Его книги переведены, почитай, на двадцать языков. Его творчество – предмет изучения в университетах.

Если сыщики рассчитывают на всеобщее равнодушие и усталость, то в данном случае они сильно ошибаются. Мир не останется глухим к судьбе этого писателя. Если уж никакие высокие материи сыщикам недоступны, пусть скалькулируют свои собственные выгоды и потери.

Георгий Владимов и Наталья Кузнецова-Владимова – не одиноки.

18 января 1983 г.

Вашингтон

Блицинтервью

Знак Зодиака – Лев

Любимое время года – Осень

Любимый город – Джорджтаун

Любимая страна – Греция

Любимый политик – Керенский

Любимый писатель – Толстой

Любимый актер – Табаков

Любимая актриса – Томсон

Любимый режиссер – Феллини

Любимый певец – Торме

Любимая певица – Фицджеральд

Любимый художник – Малевич

Любимый композитор – Вивальди

Любимый вид спорта – Баскетбол

Любимый напиток – Клико

Любимое блюдо – Макароны

Самая красивая женщина – Ева

Самый красивый мужчина – Адам

Любимый парфюм – Поло

Любимая игра – Роман

Ваша семья – Я член семьи Пушкина

1980-е годы

Поздней осенью 1966 года мне случилось выступать в Женевском университете. Визит советского писателя, да еще молодого и с «крамольным душком», был в те времена чистым событием. Амфитеатр был заполнен. Кто-то сказал мне, что среди публики присутствует эмигрантский русский поэт и прозаик Вадим Андреев. Я был этим сообщением взволнован. Эмигрантская литература интриговала нас, детей послесталинской оттепели, она как бы связывала с отрезанным Серебряным веком, а тут был не кто иной, как сын одного из самых ярких художников предреволюционного ренессанса, полумифического Леонида Андреева.

После выступления Вадим Леонидович подошел ко мне и пригласил к себе в гости. Он располагал привлекательной внешностью, сухопарый джентльмен с застенчивыми и чистыми глазами. Мы отправились довольно большой компанией, а по дороге она еще разрослась вдвое: хозяин с русской широтой наприглашал, как мне кажется, много и незнакомых людей. В каком направлении мы шли, к озеру или от озера, я сейчас не помню, но для меня тогда эта прогулка вдоль тихих и чистых улиц Европы шла в другую сторону от проклятой советской власти.

Вечер был шумный, все говорили разом, в углу крутили песенки московских бардов. Хозяин прочел несколько своих стихотворений. Строчки были простыми, прозрачными, наполненными заснеженным петербургским символизмом.

Когда мы вышли на улицу, Женева оказалась под толстым слоем снега, и новые сонмы снежинок продолжали слетать с темных небес. Я поежился: через несколько дней мне предстояло возвращаться в этот чертов ледниковый период. Эмигранты же пришли в неистовый восторг: снег, снег, как у нас, как дома. Подвыпившие девушки катались в снегу, словно аляскинские лайки, а наш гостеприимный хозяин, в расстегнутом пальто и без шапки, лепил снежки. Русский человек, особенно в эмиграции, склонен фетишизировать «осадки в виде снега».