Океан. Черные крылья печали - Филип Жисе

– Еще чего, – хмыкнул Винченцо. – Нет, вы как хотите, но срать я буду ходить в воду.

– Твое дело, – отозвался Алессандро, поднялся на ноги и направился к корме. – Сейчас посмотрим, чем мы можем поживиться.

Два часа спустя, после того как Алессандро снова осмотрел каждого и заново обработал раны, ушибы и синяки, все съели по брикету сублимированной пищевой смеси из мелкоразмолотых гороха и бобов с добавлением белковых и жировых компонентов и по плитке шоколада. А кто-то после этого решил полакомиться и сухими безвкусными галетами, арахисом и леденцами (в инструкции по спасению, найденной в спасательном комплекте, было указано, что аварийный запас рассчитан на три дня, поэтому сообща решили, что экономить на продуктах пока никто не будет, хотя Алессандро и Стивен поначалу убеждали сотоварищей по несчастью все же подумать об экономии, но в итоге уступили требованиям большинства, понадеявшись за компанию на ближайшее будущее, в котором через день-два их найдут спасатели).

Тело Ангелики, даже умазанное мазями, не думало забывать о боли, поэтому, не желая, чтобы другие видели ее мучения, девушка перебралась ближе к корме, где закуталась в одеяло, положила голову на борт лодки и заскользила взглядом по бескрайним просторам Атлантического океана.

Алессандро же решил вздремнуть. Винченцо последовал его примеру. Синьора Полетте обхаживала синьора Дорети. Эбигейл общалась с Кирком и Стивеном. А вот Дуглас все так же лежал посреди лодки, закутанный в одеяла. Его зубы перестали отбивать неизвестный марш, но зато началась лихорадка. Дуглас то и дело терял сознание, обливался потом, когда пробуждался, бормотал невразумительное. Алессандро вколол Дугласу антибиотик, но тот, видно, не сильно помог, так как лихорадка продолжала мучить темнокожего.

Волны успокоились и теперь лениво перекатывались за бортом. Ветер утих, но небо по-прежнему было серым и неприветливым. О солнце и тепле можно было только мечтать. Раз или два Ангелика видела дельфинов, небольшой стайкой пронесшихся в отдалении. Небо было безжизненным – ни самолета, ни какой-либо птицы. Плеск волн за бортом нервировал, но приходилось с этим мириться, так как у волн была своя жизнь, подчиненная вселенским законам, а не желаниям простого смертного, пусть даже и смертного, неизвестно каким чудом сумевшего выжить в авиакатастрофе.

Ангелика закрыла глаза и прислушалась к разговорам. Суть разговора американцев она понять не смогла, хоть и улавливала отдельные слова, сказанные Кирком, Эбигейл или Стивеном. Простые слова, такие как ocean, life, day или today[73], проскакивающие в разговоре троих, Ангелика понимала – сказывалось обучение английскому в школе, а затем и в вузе. Ангелику охватила грусть, а на глаза набежали слезы, когда она вспомнила о доме, о родителях. Должно быть, они даже и не догадываются о том, в какую канитель она угодила. В новостях, конечно же, сообщили об авиакатастрофе, но что толку, если ее родители новости, да и вообще телевизор смотрят редко. Но, может, это и к лучшему. Лучше жить в неведении, чем испытывать волнение по поводу судьбы собственного ребенка.

Вспомнив о родителях, Ангелика не могла не вспомнить о Леопольдо. Почувствовала вину, когда подумала, что не сдержала обещание и не появилась прошлым вечером в скайпе. Некоторым утешением для нее стало осознание того, что она не всемогуща, поэтому предотвратить катастрофу не могла. К сожалению.

Ангелике не хватало Леопольдо. Не хватало его заботы, ласки, нежности. Ей хотелось чуда, хотелось, чтобы Леопольдо сейчас появился перед ней, взял ее на руки и забрал домой, подальше от этого кошмара, этой непрекращающейся качки и невозможности нормально сходить в туалет. Ангелика вспомнила о наболевшем, и в тот же миг, как назло, почувствовала давление мочевого пузыря. А она даже отказалась от воды, когда Алессандро протягивал ей сосуд с водой из запасов. Поесть – поела, немного правда: плитку шоколада, пару галет, леденец или два – а вот от воды отказалась, несмотря на уговоры Алессандро и компании. Уж очень сильным оказалось нежелание отправлять свои потребности на виду у всех. Она не Винченцо. Она не животное, как та же собака, которой, для того чтобы помочиться, достаточно подбежать к ближайшему столбу и поднять ногу. И плевать этой собаке, что на нее смотрят. У нее есть потребности, которые надо удовлетворить. Но она так не могла. Она же человек, а не животное. У нее есть гордость, чувство собственного достоинства, воспитание, в конце концов. Нет, она будет терпеть до последнего, а станет невмоготу, полезет в воду. А что делать? Иного пути она не видела. Разве что превратиться в животное. Нет. Достаточно и одного животного, Винченцо. А она как-нибудь да перетерпит.

Ангелика отвлеклась от грустных мыслей, услышав шорох рядом. Открыла глаза и увидела Кирка напротив. Тот приблизился к корме (заранее решили, что мужчины будут ходить мочиться на корму, чтобы брызги мочи не попали на тех, кто находился в центре или ближе к носу лодки), улыбнулся и подмигнул ей, затем поставил ногу на борт лодки, точь-в-точь как это делал раньше Винченцо, расстегнул змейку на джинсах и запустил руку в трусы.

Ангелика закрыла глаза.

– Вот и еще одно животное, – подумала она.

Когда она открыла глаза, Кирк уже успел вернуться на свое место и теперь что-то рассказывал Эбигейл. Девушка улыбалась, а иногда даже хихикала, будто находилась не в спасательной лодке посреди океана, а где-то на Монте Наполеоне в Милане в сезон распродаж.

Ангелика не понимала, как можно радоваться, находясь в такой ужасной ситуации. Как можно радоваться, когда смерть дышит тебе в спину едва ли не каждую секунду. Может, это из-за того, что Эбигейл почти не пострадала во время крушения самолета? Синяки и ссадины – вот и все ее травмы. Впрочем, не только Эбигейл отделалась сравнительно легко. Настоящими счастливчиками оказались также Винченцо (удивительно, как ему могло достаться меньше, чем ей, ведь они сидели совсем рядом), синьора Полетте (единственная серьезная травма у итальянки – это сильный ушиб спины, который она получила, когда при падении самолета с полки ей на спину упал чей-то рюкзак; как оказалось, заполненный чем-то более тяжелым, чем парочка бутылочек с кремом для загара) и синьор Дорети.

Между прочим, именно во время еды Ангелика узнала, что толкнуло синьора Дорети на такой безрассудный шаг как прыжок в бурные океанические воды. Как ей объяснила синьора Полетте, синьор Дорети летел в Нью-Йорк вместе со своей женой. К несчастью, его жена погибла. Синьор Дорети не смог себе простить ее смерть, так как чувствовал себя виноватым. Оказалось, жена синьора Дорети просила его повременить с поездкой в Америку, так как хотела помочь с ремонтом в квартире, которую они купили неделю назад младшей дочери. А вот синьор Дорети, который никогда прежде не покидал Италию и которому удалось достать дешевые билеты, не желал тратить остатки отпуска на ремонт, поэтому настоял на поездке, сказав, что ремонт может и подождать, в то время как Америка ждать не может, особенно, когда удалось достать такие дешевые билеты. Что из этого получилось – известно. Синьор Дорети потерял любимую жену, а приобрел ужасное чувство вины, с которым и хотел покончить, бросившись за борт.