Мэтт Грэнвилл, Везучий Неудачник - Лилия Ильюшина

Над ареной возникли самоцветы, а я никак не мог придумать, что буду делать, когда окажусь там. И таким облегчением было понять, что первый – не я. Открывать Поединки выпало Дэйву. Я бы на его месте постарался справиться быстрее, а то и рук у них останется две на двоих, учитывая, с какой скоростью его подруга грызла ногти. Его соперником был тот самый очкарик.

Уж не знаю, какую тактику советовала ему Рива на этот раз, но полагался Дэйв исключительно на свою реакцию. Какие бы способы ни пробовал соперник, спортсмен их просто блокировал и потихоньку продвигался поближе. Очкарик начал паниковать, его чары утратили стройность и завершенность. Этим качок и воспользовался: дождавшись, когда очкарик ошибется, Дэйв подпрыгнул и просто двинул ему в лоб. Соперник шлепнулся на ковер и не шевелился. Все остолбенели.

– Э-э-э-э-э… Очень, очень необычно, мистер МакГрегор. Правилами не запрещено. Я не ошибаюсь, Стократус?

– Нет, куратор, нарушений нет. Без магии победитель бы не справился. Поздравляю, мистер МакГрегор.

Стократус прислонился к Алтарю и небрежно развалился. Радостная Рива тормошила Дэйва, но тот сидел не поднимая голову. Очкарика унесли, а на площадь тем временем вышли Ласло и тихий, неприметный мальчик.

В их паре смотреть было не на что. Ласло стал, скрестив руки, и не делал ровным счетом ничего. Его соперник сначала принял это за тайный план и продемонстрировал впечатляющий защитный арсенал. Ласло ухмыльнулся и одним движением смахнул все чары. Мальчик побелел и наугад метнул заклятие. Ласло сделал шажок, чтобы оно наверняка в него попало. После этого, даже не взглянув на судей, он радостный и довольный зашагал к нам.

– Так здорово – проигрываешь, а тебе на это наплевать! Желаю всем удачи! Стократус, скажите, если я забуду тут одну иносущность, это не будет нарушением правил? – Он вытащил из кармана бутылочку с папашей.

Хорошие, отборные родительские жертвы выращивают прекрасных полнокровных монстров. Думаю, это начало доходить и до того Ласло, который это все затеял. Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. Глядя, как внимательно Стократус осматривает бутылочку, я чуть не пропустил поединок Вайверин.

Против нее вышла та самая высокая серьезная девушка, которая угощала нас конфетами. Поскольку Вайверин стояла как истукан, девушка сделала шаг ей навстречу и подняла руку в приветствии. Очень зря. Потому что Вайверин в ту же секунду ударила ее оглушающим заклятием такой силы, что у бедняги кровь потекла из носа. Она рухнула как подкошенная, и к ней тут же подбежал кто-то из взрослых магов. Вайверин, даже не взглянув на пострадавшую, отошла в сторону и снова застыла. Уверенность Бусинки в том, что меня столкнули, уже не казалась такой глупой.

Я не знаю почему, но меня стала разбирать злость. Не такая как обычно: на родителей, например, или на Джеймса. Просто Злость. Сетка, которая ограждала арену, до сих пор светилась от удара Вайверин, несколько магов-вышивальщиков работали над рассеяньем магии. Такая громадная сила – и в никуда. На ветер. На меня накатило ощущение той абсолютной, холодной пустоты, которое я пережил в Ночь Одиноких душ. Так вот зачем, оказывается, нужна магия. Чтобы одна девчонка покалечила другую, а толпа дураков на это посмотрела!

На арену вышел Ноба. Один. Других камней, кроме горного хрусталя, не было. Он застыл, а потом медленно вытянул руки в сторону. Первую минуту ничего не происходило, а потом с одной стороны появился огонь, со второй – вода. Вода и огонь восьмеркой перетекали из руки в руку, не смешиваясь. В самой середине, где стоял Ноба, был абсолютный покой. Аманда в восхищении смотрела, как он балансирует, управляя стихиями. Но огонь все время норовил разгореться, и его с трудом удавалось удержать. Несколько раз он опасно переметнулся на другую сторону, и Ноба зашатался. От этого по воде пошли волны, захлестнувшие пламя; стихии боролись между собой, закрутившись в бешеном водовороте. Ноба задвигался, заплясал на месте, пытаясь уловить равновесие, но без толку: смерч огненной воды охватил всю арену, налетел на сетку и пылающим потоком рухнул вниз.

Ноба, с непроницаемым лицом, ни на кого не глядя, быстро вышел и занял свое место. Понять, что он чувствует, было невозможно. Обе чаши весов опустились вниз, а могунья раздосадованно сказала:

– Вы проиграли сами себе, мистер Одунаги. Жаль, начало было прекрасным.

А вот поединок Китти Плюш оказался просто захватывающим. Они с соперником поступили остроумно: вместо того чтобы уничтожать друг друга, предпочли набирать очки: так что мы увидели и полет жар-птиц, и парочку видений, и целую серию кошмаров. Весы колебались туда-сюда, как и симпатии зрителей. Народу не то чтобы прибыло, просто те, кто был, успели хорошо разогреться. Папа пробрался в первый ряд и пристроился рядом с Бобом. Они вместе размахивали часогонией и моим портретом. Китти оказалась крепким орешком: ее соперник выдохся, а она продолжала штамповать чудеса. Но и бдительность не потеряла: при первой же попытке нападения Китти скрутила его как мумию. Это была красивая победа по очкам, но жаль, что не прошли оба.

Над ареной загорелись уголь и топаз. Следующим был я. А в соперники мне достался Алек. Перед глазами мельтешили часогония, папино лицо, зло сжатые губы могуньи Дэверелл, что-то еще, не разобрать. Я провел рукой по гербу на футболке и прошептал: «Ты никогда не будешь один. Ты никогда не будешь один». Зря, конечно: именно сейчас я предпочел бы одиночество, чем компанию Алека. Честно говоря, я его по-настоящему испугался: никогда не видел таких безумных глаз.

Мы обменялись первыми ударами, и я понял, что номер Китти не пройдет. «Ты никогда не будешь один, ты никогда не будешь один», – твердил я себе, с трудом сдерживая натиск Алека. Пока весы застыли неподвижно, но я долго не выдержу. Кретин, надо было сбегать домой, посоветоваться с Джеймсом! Или папой. Хотя с него толку – раздобыл часогонию, машет.

Интуиция проигравшего – это безумие. Интуиция победившего – гениальность. Папа махал не просто так. Он подсказывал! Я вложился в такую защиту, какой никогда еще не делал, и начал сдирать с руки браслет. Вот оно, равновесие! Нобе почти удалось, а у меня одного не хватит сил. Если Алек не подведет, все получится. Только бы он понял!

Алек поднял такой шторм, что тот разметал мою защиту в считаные минуты. Но я не стал делать щит. Вместо этого чары удвоения поставили перед ним двоих Мэтью Грэнвиллов. Это простенькие заклинания, опасности вообще никакой, но устраняются не чарами, а обычным касанием. Ожидая подвоха, Алек вытянул левую руку, а правую держал наготове. Этого я и ждал. В мгновение я надел на него свой браслет и заорал:

– Алек, мы оба! Оба!

Он отшатнулся, и мы одновременно бабахнули заклинаниями такой силы, что сетка подлетела вверх. Мне чуть не оторвало руку, но браслеты, сцепленные восьмеркой, не подались. Их вообще почти ничем разбить невозможно. Мое заклятье перетекало в заклятье Алека и наоборот, и понять, где чье, было невозможно. Условие было – не проиграть. Мы и не проиграли. Весы медленно поплыли вверх и застыли. Под сумасшедший рев мы, как сиамские близнецы, выбрались с арены.