Дожить до утра - Галина Владимировна Романова

Такси она поймала почти сразу. Стоило ей только выйти из проходного двора и призывно взмахнуть рукой, как новехонькая «Волга» приветливо распахнула перед ней переднюю дверь. Район, правда, водителя немного обескуражил, но обещанная мзда его воодушевила, и недолго думая он повез Ксению за город.

Прошло ровно два месяца с той кошмарной ночи. Два насыщенных событиями и эмоциями месяца. Все закрутилось, завертелось, пришло в движение вокруг нее, возвращая ее к прежней жизни, к прежнему кругу общения, к утраченным когда-то чувствам. Единственное, что никак пока не выходило, это наладить контакт с подругами.

Перво-наперво на нее взъярилась Милка. Вернувшись от тетки и обнаружив своего супруга на больничной койке, она буквально обезумела. И чего только Ксении не довелось услышать от нее: и эгоистка-то она чертова, и уродка-то моральная, и много всего того, что может выкрикнуть охваченная гневом и беспокойством за любимого мужа женщина. Ей плевать было на то, что Макс наконец-то обрел свободу. Плевать, что они пол-леса облазили, пока разыскали его, уползшего с перевязанной головой в непонятном направлении. Она не хотела слушать ничего, постоянно восклицая:

— Ты мне обещала, что он будет жив и здоров!

— Так он жив!

— Но не здоров!

Это было ее окончательным аргументом, и она захлопывала дверь палаты, в которой лежал Макс, перед носом Ксении.

Макс в их бабские разборки не лез. Быстро поправив свое здоровье, он ринулся компенсировать Ксении все ее имущество, неправомерно отнятое в недалеком прошлом. И, к слову сказать, между ними сложились довольно-таки приятельские отношения. Чего нельзя было сказать о Милке. Та не упускала случая, чтобы не зашипеть ей вслед:

— Ишь, опять крутится около тебя! Не иначе какую-нибудь часть тела у тебя углядела, чтобы покалечить!..

Ксюша на нее не обижалась. Шипела, конечно же, все больше не всерьез, а так, уж больше по инерции. И она, конечно же, быстро бы отошла, если бы не Валерия, их третья подруга. Восприняв возвращение Ксении к жизни с небывалым душевным подъемом, она пришла в ужас, узнав, что у Ксюши довольно-таки серьезные отношения с милиционером.

— Ты с ума сошла! — верещала она, нарезая вокруг нее круги. — Он же сыскарь!

— И что?

— А то! Тебя ни в одном приличном обществе не примут с таким… быдлом.

— Ну, ну, полегче! — вступалась в такие моменты Ксения за бедного, ни в чем не повинного Николаева. — Мы, в конце концов, не в восемнадцатом веке живем. И, кстати, корни его матери берут начало от баронов.

— Цыганщина! — хмыкала Лера и, оглядываясь, искала поддержки у Милки, разумеется, уже ехидно ухмыляющейся. — Представь себе, Мил! Ее возлюбленный мало того что мент, так он еще и цыган! Боже мой! Куда ты скатилась?!

Все это продолжалось ровно месяц, а потом Ксюше стало вдруг скучно, и она перестала с ними видеться. Нет, они, конечно же, созванивались, вежливо справлялись о здоровье и тому подобное, но былого общения, былых доверительных отношений не стало.

В довершение ко всему Николаев вдруг стал куда-то пропадать. То день не появляется, а то и два. Она попыталась упрекнуть его в необязательности, но он лишь отшутился и сослался на занятость.

А сегодня был день ее рождения. С утра отзвонили подруги. Причем по очереди. У нее даже закралось подозрение, что они сидели рядышком на диванчике в Леркиной гостиной и, сговорившись, поочередно отдавали дань вежливости. Затем забежал Роман. Сунул букет роз, роскошный гарнитур дамского белья в красивой упаковке и, наскоро чмокнув ее в щеку, исчез в неизвестном направлении.

Ксюша попыталась дозвониться потом ему на работу, но ей вежливо ответили, что у него выходной. Озадаченно почесав в затылке и ровным счетом ничего не поняв, она решила быстренько организовать себе праздник на общаковой кухне. Но и тут все было против нее. Все соседи испарились словно по волшебству, оставив ее лишь в обществе Димки.

Отсидев с ним за столом положенное для обретения душевного равновесия время, она в одиночку уговорила бутылку красного вина и ехала сейчас в Леркин загородный дом.

Ксюша почему-то была уверена, что найдет там обеих подружек. Как искренне надеялась и на то, что ее появление не будет воспринято на сей раз в штыки — все-таки у нее сегодня день рождения…

— Почему ты так уверена, что она здесь появится? — спрашивала у невидимого собеседника Милочка, и отчего-то ее голос немного подрагивал. — Мы, наверное, сделали ошибку, поступив подобным образом!

— Ах, Милочка! Прекрати сгущать краски! — возмутилась Валерия и быстренько пересекла гостиную, цокая каблучками.

Ксюша была уверена, что это она прошествовала. Ее походку она узнавала безошибочно. Ксения вошла в дом, никем не замеченная. Стряхнула с себя капли дождя, под который успела попасть, добираясь до Леркиного дома пешком. Стянула выпачканные в грязи сапожки и сейчас стояла и самым бессовестным образом подслушивала, о чем говорят ее подруги.

Они говорили о ней. Более того, они отчего-то волновались по поводу ее отсутствия.

«Можно подумать, меня кто-то приглашал!» — едва не фыркнула она вслух, но вовремя сдержалась из боязни быть застигнутой врасплох за столь неблаговидным занятием.

— На улице совсем темно, — пропищала Лерка жалобно, очевидно, отодвинув портьеру. Ксюша точно помнила, подходя к дому, что все окна были плотно занавешены. — Как она сможет добраться по такой темноте?! И вообще, мне вся эта затея кажется авантюрой! А все этот ее разлюбезный!..

— Прекрати, — предостерегла ее Милочка. — А то она сейчас опять начнет верещать в его защиту.

— То есть? Что ты хочешь этим сказать?

— А то, что эта шельма уже битых десять минут шумно дышит в твоем холле и самым наглым образом нас подслушивает!

Пришло время явить себя присутствующим, что Ксюша и поспешила сделать. Открыв дверь в гостиную и уперев руки в бока, она сурово обвела взглядом комнату и не менее сурово спросила:

— Ну что?! Третий тут не лишний?! Или как?!

Девчонки! Ее любимые девчонки! Сколько с ними было вместе пережито и плохого и хорошего, сколько им еще всего самого разного предстоит вместе пережить, известно одному лишь провидению…

Они кинулись к ней, совсем позабыв о хороших манерах, светскости и прочей всякой дребедени, что слоями накладывает на нас жизненная обязаловка. Они тискали ее, трепали за уши и без умолку верещали! И чего только Ксюша не наслушалась, забывая вытирать наворачивающиеся слезы! Но главным было то, что они по-прежнему ее любили!..

— Эй, девки!

Зычный рев, подобный грому, мог принадлежать только одному человеку — Кириллу, мужу Лерки. Держа холеной рукой огромную пивную кружку, он смотрел на подруг, исподволь посмеиваясь над их щенячьим восторгом.