Русская Ницца - Сергей Нечаев

Когда Л. Б. Красин узнал о существовании страхового полиса на сто тысяч рублей, судьба С. Т. Морозова была решена. Партии очень были нужны деньги, и любой поклонник детективных романов без труда додумает дальнейший ход событий с участием «предсмертной» записки, написанной рукой Морозова.

* * *

После смерти С. Т. Морозова его состояние «по завещанию (нотариусом не заверенному)» унаследовала его вдова. Она долго судилась с Марией Андреевой, что-то проиграла, но что-то и сохранила. Одной с четырьмя детьми на руках жить было трудно.

З. Г. Морозова перестала бывать в обществе, появляясь только на театральных премьерах. Она умело распоряжалась доставшимися ей средствами. Именно поэтому она не вступила ни в одну из партий, и дело тут было не в политических убеждениях, в основе всех ее поступков лежала элементарная бережливость. Она писала:

«Князь Павел Долгорукий сказал, что приехал ко мне по поручению партии, наговорил кучу любезностей о моем уме и прочем, и как им будет лестно, если я запишусь в их партию. Я поблагодарила князя за честь, которую мне сделали, но я, по своему свободомыслию, ни в какую партию не пойду, так как не люблю рамок, и потом, я — богатая женщина, и, когда будут у меня просить на дела партии, мне будет трудно отвечать, что у меня денег нет, и, кроме того, я совсем не симпатизирую кадетам».

В 1907 году З. Г. Морозова вновь вышла замуж: на этот раз за генерала А. А. Рейнбота, ставшего вскоре градоначальником Москвы. В 1916 году этот брак распался по инициативе Зинаиды Григорьевны (считается, что это произошло после того, как генерала обвинили в превышении служебных полномочий и отдали под суд).

После революции З. Г. Морозова-Рейнбот чудом избежала репрессий, но лишилась всех своих имений. Ей приходилось продавать личные вещи и ценности. Дети умирали молодыми, внуки болели туберкулезом, начиналась война. Она умерла в 1947 году, и теперь прах ее покоится в семейном склепе Морозовых на Рогожском кладбище в Москве.

Часть вторая ВОЛНА МАССОВОЙ ЭМИГРАЦИИ

«Золотой век аристократического туризма» закончился, и в истории «русского» Лазурного Берега открылась новая страница: эмигрантов-одиночек прежней эпохи сменила настоящая волна массовой эмиграции.

Падение монархии, трагические события революции 1917 года и вспыхнувшие вслед за этим красный террор и Гражданская война привели к тому, что за пределами России оказались миллионы наших соотечественников. Массовая эмиграция русских продолжилась и после Гражданской войны, захватив начальный период утверждения советской власти, когда причиной выезда стало несогласие с новым политическим режимом.

По данным Лиги наций, после революции Россию покинули более полутора миллионов человек, и около четверти из них воевали в рядах Белой армии. Однако эмигрантами становились не только белогвардейцы и не только «представители эксплуататорских классов». Очень точную характеристику социального состава эмиграции того времени дала уехавшая из большевистской России и умершая в Париже писательница З. Н. Гиппиус:

«Одна и та же Россия по составу своему как на родине, так и за рубежом: родовая знать, люди торговые, мелкая и крупная буржуазия, духовенство, интеллигенция в разнообразных областях ее деятельности — политической, культурной, научной, технической и т. д., армия (от высших до низших чинов), народ трудовой (от станка и от земли), представители всех классов, сословий, положений и состояний».

Лазурный Берег. Пристань

Основным ядром так называемой Белой эмиграции стали русские солдаты и офицеры (от высших до низших чинов). Эта эмиграция возникла де-факто, как последствие почти пятилетней Гражданской войны, и де-юре, как последствие ленинского указа, незаконно лишившего гражданства всех русских, оказавшихся за границей в результате этой Гражданской войны.

Центральное ядро этой группы эмигрантов составили солдаты и офицеры Белой армии генерал-лейтенанта П. Н. Врангеля. Эта армия эвакуировалась в ноябре 1920 года из Крыма на ста тридцати кораблях. Всего, по оценкам, было эвакуировано более ста пятидесяти тысяч человек.

Вместе с войсками эвакуировались многие гражданские лица, большей частью из интеллигенции, включая академиков и профессоров, а также тысячи священников.

В 1922 году к ним присоединилось около ста пятидесяти представителей культуры (философы, мыслители, ученые, писатели и поэты), незаконно изгнанных из России и депортированных в Западную Европу по личному приказу В. И. Ленина, утверждавшего, что коммунистическое государство «не нуждается ни в философах, ни в математиках», ибо оно может быть управляемо «любой кухаркой».

Вся эта масса людей обоих полов, включая стариков и детей, также была лишена российского гражданства.

Процесс эмиграции из России продолжался вплоть до второй половины 20-х годов, когда численность русских за рубежом достигла двух с половиной миллионов человек. Из всей этой массы эмигрантов во Франции осело около пятисот тысяч человек.

В своей статье «Между Парижем и Ниццей (русские эмигранты в городах Франции)» Л. А. Мнухин пишет:

«Между Парижем и Ниццей, где вы, знакомые лица? Нету. Знакомые лица только в Париже… иль в Ницце». Так звучал куплет в одном из любительских водевилей, поставленных в 1930-е гг. на очередном вечере русских организаций в Ницце. Авторы спектакля выражали тем самым широко распространенное представление о том, что все главные события у русских эмигрантов проходят только в Париже «иль в Ницце». Действительно, в Париже и его предместьях жили едва ли не все осевшие во Франции русские писатели, художники, ученые, музыканты и другие представители общественной и культурной жизни русской эмиграции. Немало их проживало и на Ривьере, главным образом в Ницце и Каннах».

Так оно и было. Во Франции наряду с Парижем (что естественно) крупным центром сосредоточения эмигрантов из России стало именно южное побережье. Однако если Париж — огромный город и присутствие в нем даже большого числа русских эмигрантов было не так заметно, то в небольших средиземноморских городках даже не такое большое их количество привлекало к себе повышенное внимание.

Вот что говорит по этому поводу Ренэ Герра, известный французский профессор-славист, родившийся в Ницце:

«Ницца оказалась самым «русским» городом вне России. Там жили русские дворяне, бежавшие от большевиков после октябрьского переворота. В соседних Каннах тоже было много русских. Там была православная церковь, построенная еще при Александре III, дворянство группировалось вокруг этой церкви. В Каннах было много казаков, они служили мусорщиками. Хозяин фабрики, где сжигали мусор, был женат на русской. Запомнилась русская негритянка — циркачка из Баку. Ее дети, черные, как антрацит, пели в церковном хоре. Было много украинцев-самостийников. Я познакомился с русскими эмигрантами: Сергеем Ивановичем Мамонтовым из знаменитого рода купцов Мамонтовых, были там и другие потомки русских купцов. Представляете, я французский мальчик, а вокруг Россия. Люди приходят, уходят, общаются. Тогда же я познакомился с Екатериной Леонидовной Тауберг, по мужу Старовой. Ее стихи ценили Бунин и Адамович. Они жили в Мужене, между Грассом и Каннами. Мне было тогда одиннадцать лет».[26]