Мой плохой босс - Джина Шэй

— Так невозможно просто, — с исступленьем, будто бы даже с отчаяньем выдыхает Антон, — не бывает так.

Не бывало, малыш. С тобой — не бывало. Да и со мной…

Я давно настолько безумно не хотела мужика. Вот так. Без тормозов и оговорок. И звон в моих ушах становится совершенно нестерпимым.

Хочу, хочу, прямо сейчас, в любом виде, в любой форме…

Ведь ничто не останавливает, даже осознание, что Антон Верещагин — первокласснейший мудак. Оно даже делает хуже. Потому, что далеко не с каждой женщиной он мудак.

Эксклюзивно, для меня, блин.

Тем вкуснее то, что он сейчас делает. Тем вкуснее его затмение и голодное желание, адресованное именно мне.

Он пляшет по моим бедрам губами, расчерчивая мою кожу на медовые клетки. И если это морской бой — скоро на моем поле не останется ни одного невыбитого поля.

Я впиваюсь пальцами в волосы Верещагина, просто заставляю его уткнуться носом в темный кусочек ткани, что все еще отделяет меня от моего десерта.

Слышу хриплый голодный стон Антона. И горячее, прожигающее насквозь дыхание на влажном шелке.

Мальчик уже дошел до ручки? Да неужели? Как, оказывается, просто его довести. Достаточно всего лишь мне быть мной.

— Разреши продолжить, Ир, — он стискивает пальцами кружевные полоски моих трусов. Стискивает, скручивает, но не снимает — умница. Отлично чувствует границы, которые ни в коем случае нельзя нарушать без дозволенья.

Как такого сладкого мальчика потом из дома выпускать не на поводке?

Хотя рано, рано я об этом, он еще не в нужной для меня кондиции.

— Разреши… — ох, какая отдача по эмоциям, голодная сучка хочет стиснуть этого паразита своими зубами и рвать горло любой, кто еще покуснется, — разреши доставить тебе настоящее удовольствие, моя госпожа.

Моя госпожа! Моя! Он сам это говорит!

Да, ради этого стоило его мучить, не давая ответа.

— Не разочаруешь меня? — смеюсь я и любуюсь тем пламенем, что вспыхивает в глазах Верещагина.

Да-да, малыш, вот сейчас и посмотрим, чего стоит весь твой кобелиный стаж.

— Я постараюсь, — мне кажется, или в его тоне зазвучала самоуверенность? Ну-ну. Больше дела, меньше слов.

Трусы — долой, все равно эта бестолковая мокрая тряпочка уже сдала с потрохами, насколько я хочу своего дряннного босса. До бедер спускаю сама, дальше помогает Антон. Чуть ближе подаюсь к нему и раскрываю бедра шире.

— Красивая, — Антон склоняется ко мне, и первый раз встречается языком с моим клитором, — моя госпожа совершенна абсолютно везде.

— А ты сомневался, малыш?

— О нет, — тихо шепчет Антон, — нет, нет, нет…

— Болтун. Не так ты используешь свой язык, как следует, — я требовательно царапаю тыльную сторону его руки.

— Прости, госпожа, — покаянно выдыхает Верещагин, — я залюбовался.

Все тот же болтун, обострившийся удовлетворить не только мое свербящее место, но и уши, которые да — тоже эрогенная зона.

Антон Верещагин — мой личный деликатес, с длинным и таким шоколадным языком.

Он будто танцует сладкий медленный танец в паре с моим клитором, и вслед за ними по миру расползается пламя.

Без спешки. Все происходит без спешки, пока с тихим шипеньем в моей душе погасает звезда за звездой.

Еще, еще, еще — только про себя, ни слова поощрения вслух. Он еще не заслужил.

У черноты — нет оттенков, но есть температура. Моя чернота — испаряет без осадка.

Наконец-то мой. Наконец-то я могу им напиться…

Я ждала этого два года…

Я ждала.

По тем утробным звукам, что рвутся из горла Верещагина после каждого нового «нырка» меж моих бедер — такое ощущение, что два года на голодном сексуальном пайке сидел Антон, а не я. Рычит как голодный кот, стащивший себе лакомый кусочек и не желающий никого к нему подпускать. Негромко, но по коже это его урчание прокатывается бархатным прибоем.

Так нравится мой вкус, а?

Все меньше пауз, все резче движения языка, и космос — все ближе… Я прямо чувствую его дыхание на своей коже.

В какой-то момент просто стискиваю голову Антона бедрами, чтобы не смог отстраниться.

— До конца!

У меня просто не хватает слов, чтобы отдавать более внятные приказы и объяснения. Не хочу остановок. Не хочу.

— Я с радостью, — шепчет Антон и практически обрушивается вниз, будто у него с моим клитором личные счеты.

Какие огромные у тебя счеты, малыш… Своди еще!

Движения его языка — моя кардиограмма, и каждый толчок сердца в груди — один удар шоколадного тарана в клитор. Как в колокол…

Бам…

Первый спазм оргазма — как молния. Яркая, впечатляющая.

Второй спазм — удар грома, раскатистый, глухой, долгий.

Третий…

Меня все-таки выгибает. Накрывает беспощадным цунами наслаждения.

Выгибает и топит вот в этом — бескрайнем, шелестящем, белом, пенистом…

Я прихожу в себя не сразу и тяжело дыша. Пальцы скребутся по замше кресла, пытаясь нашарить там точку опоры. Нет, не для того, чтобы перевернуть мир, а для того, чтобы поставить его на место.

Двенадцать баллов по шкале землетрясений. Нет — сто двенадцать!

Нет, все-таки секс должен быть в расписании. Такое воздержание натурально вредно для чувствительности.

— В следующий раз, надеюсь, я услышу удовольствие моей госпожи? — Верещагин трется щетинистым подбородком об мое бедро.

— Посмотрим на твое поведение, — я чуть улыбаюсь, еще с минуту позволяю себе поваляться в кресле, а потом потягиваюсь и сажусь.

Время платить по счету!

Я любуюсь им — в тысячный раз за этот вечер. Вот таким им, встрепанным, с блестящими от возбуждения глазами и от моей влаги губами. Смотрящим на меня снизу вверх.

Прихватываю Антона за подбородок, целую в его солоноватые губы. Пропахшие мной, о да-а!

Он не бежит. Он все еще не бежит. И его пальцы, переползшие мне на колени, так умилительно подрагивают. Будто кое-кто тут переволновался.

— Ты хорошо постарался, мой сладкий, госпожа довольна, — мурлычу я, отрываясь от его губ, — на этом мы с тобой на сегодня закончим.

Судя по опешившим глазам Антона — на такой приговор он не рассчитывал.

Я собираюсь молча, и все, что остается Антону, — только смотреть за тем, как я поправляю юбку, застегиваю чуть выше пуговки на блузке.

Он выглядит голодным. И сбитым с толку.