Иероглиф зла - Марина Серова

Мы не сразу увидели веревку и тело повешенного. Высокие заросли камыша доходили едва ли не до уровня наших глаз, скрывая толстый ствол. Маргарита уверенно направила Марико в сторону, чтобы обойти камыш и осоку.

– Вот и сэнсэй! – торжественно объявила я на русском языке и почувствовала, как руки японки цепко сжали мое запястье. – Марико-сан, попрощайтесь… а точнее, поздоровайтесь…

Навстречу нам поднялся с удобного широкого пенька живой и совершенно невредимый Кузьмин. Он широко улыбнулся своей лягушачьей улыбкой и поприветствовал нас на русском, а Марико – на японском языке. Я повернулась к японке, та минуту стояла с расширенными от ужаса глазами, точно увидела не живого сэнсэя, а кровожадного призрака Идзанами.

Внезапно Марико ловко вывернулась, с силой оттолкнув от себя Маргариту. Девушка, не ожидавшая от раненой хрупкой японки такой прыти, не удержалась на ногах и упала на землю. Марико расцепила свой захват моего запястья, а свободной рукой замахнулась на меня и ударила с таким напором, что, не будь я мастером единоборств, точно бы попала в цель.

Я перехватила правую руку девушки и сильно надавила на запястье – так, что пальцы японки разжались, тонкая острая игла выпала и вонзилась в песок. Марико закричала и попыталась вырваться из моего захвата, но я заломила обе ее руки за спину так, чтобы девушка не смогла даже пошевелиться. Я с силой опустила японку на землю, та тряхнула головой, и ее черные волосы упали на лоб и скрыли лицо. Марико взвыла, точно обезумевшая дикая кошка, угодившая в капкан хитрого охотника.

– Думаю, мы можем продолжить нашу беседу на русском! – проговорила я, обращаясь к японке. – Марико-сан, вы ведь прекрасно владеете нашим языком? Или хотите продолжить спектакль и общаться посредством переводчика?

Японка ничего не ответила, только продолжала выть. Сейчас она была похожа на зловещего призрака смерти из японских страшных сказок. Порванная рубашка, багровые пятна на шее, спутанные черные волосы, закрывавшие лицо, перекошенное от злобы и ненависти. Она подняла голову и посмотрела на меня безумным взглядом. Куда только подевалась вся ее красота и нежность! Сейчас лицо Марико походило на восковую маску ярости и отчаяния, а в черных глазах сквозила такая ненависть, что я сразу поняла: эта женщина способна на хладнокровное, продуманное убийство.

Маргарита встала с земли и подошла к нам. Она не совсем понимала, что происходит, но чувствовала, что вся эта трагикомедия с элементами фильма ужасов близится к развязке. Я не объяснила девушке, кого подозреваю – просто попросила ее после моего звонка отвести сэнсэя к берегу реки и дожидаться нас у выхода из леса. Маргарита обещала подыграть мне – перед тем, как отправиться на поиски Марико-сан, я настойчиво попросила Риту ничему не удивляться и выполнять каждое мое поручение. Тогда я была не до конца уверена в своих подозрениях, однако звонок Макса, работавшего в органах госслужб, пролил свет на все это запутанное дело. Мой давнишний приятель имеет связи с отделом национальной безопасности и в короткие сроки может добыть досье на любого человека, вне зависимости от страны, где тот проживает. Думаю, попроси я Макса предоставить мне биографию какого-нибудь перуанского индейца, затерянного в дебрях Амазонки, он бы и с этим делом справился. Мне повезло, что Марико приехала в Россию под своим настоящим именем. Я велела Максу узнать все о японке по имени Марико Омура (фамилию узнать оказалось легче простого, ведь сэнсэй знал всех своих японских гостей по именам, записанным в паспортах). Макс сообщил, что японская гражданка по фамилии Омура – единственный ребенок в семье, уроженка префектуры Нара. Ее мать, Юкико Омура, воспитывала дочь одна, а отца Марико никогда не видела. Также Макс сообщил, что Марико училась в школе города Киото, куда переехала после смерти матери. По официальным данным, Юкико Омура покончила жизнь самоубийством по невыясненным причинам. Марико посещала курсы иностранных языков и хорошо владела русским и английским. Именно поэтому я осторожно общалась с Маргаритой по телефону, зная, что японка прекрасно понимает нашу речь.

– Итак, – проговорила я тоном рассказчика, готового поведать новую, увлекательную сказку. – Когда все наши действующие лица в сборе, пора наконец-то пролить свет на всю эту историю с оборотнями, призраками, стихами о смерти и убийствами. Марико-сан, надеюсь, вы поможете мне своими дополнениями? Без них, боюсь, мой рассказ окажется не таким красочным и подробным, как хотелось бы…

Японка молчала, но ее полные ненависти взгляды, которые она бросала то на меня, то на сэнсэя, говорили красноречивее слов. Она не могла вырваться из моего захвата, и ей не оставалось ничего, кроме как демонстрировать свою ярость и злобу таким образом.

– Марико-сан, вы родились в семье без отца, – начала я издалека. – Ваша мать, Юкико Омура, в одиночку воспитывала вас, она смогла дать вам хорошее образование. Юкико работала на трех работах, чтобы прокормить даже такую немногочисленную семью. Маленькая дочь, Марико, росла с твердым убеждением, что ее мама – самая лучшая и добрая, однако тот факт, что отца у ребенка не было, сыграл свою решающую роль. Юкико презирали окружающие, что она не замужем, считали ее недостойной, падшей женщиной. Увы, в то время слишком велики были предрассудки, поэтому даже в школе Марико, единственного ребенка, выросшего без отца, дразнили и унижали. Ничего нет удивительного в том, что девочка не испытывала по отношению к отцу, бросившему ее мать, никаких добрых чувств. С детства Марико ненавидела своего непутевого родителя, а в подростковом возрасте у нее появилось навязчивое желание разыскать отца и отомстить ему. Марико-сан, скажите, сколько вам полных лет?

Японка ничего не ответила, только одарила меня взглядом, исполненным разрушительной ненависти.

– Тогда я скажу, – продолжила я, совершенно не растерявшись от нового потока неиссякаемой злобы. – Вам полных двадцать пять лет. Юрий Алексеевич, вы помните, где вы были двадцать шесть лет назад? В 1992 году? Постарайтесь восстановить в памяти, это очень важно…

Сэнсэй задумался, а потом его лицо, обычно такое улыбчивое и жизнерадостное, омрачилось, словно он вспомнил что-то, тревожившее его и беспокоившее.

– Тогда мне было тридцать девять лет, и я приехал в город Осака в Японии, – сообщил он. – Была весна, и у нас проводилась ежегодная конференция в Токио. После официальных занятий и встреч оставалась неделя свободного времени, и я решил в одиночку попутешествовать по префектурам Японии. Как раз наступила пора цветения сакуры, и мне хотелось побольше узнать о стране, которую я любил и которой восхищался и восхищаюсь всю жизнь. Я сел в синкансэн и отправился по придуманному мною маршруту. У меня было немного печальное настроение, несмотря на то что весной все вокруг оживает и цветет. Я присоединился к группе японцев, которые собирались посетить парк в префектуре Саппоро, где, по их словам, растут молодые деревья вишни. Японцы хотели устроить в парке пикник и насладиться созерцанием сакуры. Я тоже отправился вместе с ними.

Парк оказался небольшим, но очень уютным и живописным. Я оставил группу японцев наслаждаться весенней погодой, а сам отправился бродить по весеннему, легкому и очаровательному парку. Мое внимание привлекла тоненькая сакура, которая была настолько красивой, что я смотрел на нее очень долго и даже не заметил, что вместе со мной сакурой любуется красивая молодая японка. Девушка была задумчива и грустна. Она была одета в легкую белую блузку и простую бежевую юбку, без всяких украшений. В одной руке девушка держала сумочку, в другой – маленький блокнот и карандаш. Мы одни стояли около цветущего дерева и неожиданно друг для друга обменялись приветствиями. У девушки была красивая, нежная улыбка, а ее глаза казались бездонными и полными грусти и легкой, весенней печали… Ее звали Юкико, что переводится на русский «снег». Она приехала в парк, чтобы побродить по тропинкам и нарисовать ветки с белыми цветками, пока они не облетели. Девушка показала мне свои рисунки, рядом с которыми значились иероглифы ее имени. И зарисовки, и иероглифы были изящны и красивы, как и сама художница…