Мир уже не будет прежним - Геннадий Марченко

– Есть подробности? – спросил Картер.

– Есть! – ответил директор ЦРУ. – Вы будете смеяться, сэр, но это НАША взрывчатка и НАШИ взрыватели. Так что в результате мы имеем ещё и испорченные отношения с Ираком, сколько ни объясняй, что нашу взрывчатку и взрыватели можно раздобыть в половине стран мира!

– Почему-то мне не смешно, – мрачно заявил Картер, сверля взглядом Тернера. – Ещё что-то нашли?

– Нашли, – кивнул Тернер. – Несколько вещей иранского происхождения, указывающих на шахскую спецслужбу САВАК.

– По-вашему, это люди шаха? – спросил Картер.

– Всё слишком указывает на это, мистер президент, – ответил директор ЦРУ, – именно потому я очень в этом сомневаюсь. Но самое интересное даже не это. Заминированные дороги из Наджафа в Кувейт показывают, что диверсанты точно знали, что Хомейни будет выслан из Ирака, причём ещё до того, как это решение приняли сами иракцы, и они знали, что Хомейни поедет именно в Кувейт, ещё до того, как он сам принял такое решение. Но они не знали, по какой дороге он поедет, поэтому подстраховались, заминировав все дороги, ведущие в Кувейт, хотя Хомейни запросто мог уехать в Иорданию, Турцию или даже в Саудовскую Аравию, Сирию, да просто улететь в любую страну. Но они знали, что он этого не сделает, иначе заминировали бы все дороги из Наджафа.

– Действительно, мистика какая-то, – согласился президент.

– А если утечка из окружения Хомейни? – спросил Бжезинский. – Скажем, обсуждали за некоторое время до этого планы возможного отъезда, и Хомейни сказал, что в случае чего поедет в Кувейт?

– Неубедительно, – помотал головой Тернер. – Планы возможных действий всегда можно переменить. Хомейни мог решить в последний момент не ехать в Кувейт, а, скажем, лететь в Париж. В этом случае покушавшиеся – а они явно профи высокого класса – должны были подстраховаться и заминировать все возможные направления.

– Но кажется, кто-то из окружения Хомейни остался в живых? – спросил Уэбстер.

– Да, – отозвался Тернер, – доктор Абольхасан Банисадр, экс-профессор Тегеранского университета, называет себя «просвещённым мусульманином-демократом», входил в ближний круг Хомейни и даже называл себя его «духовным сыном». Накануне отъезда Хомейни оказался в больнице с серьёзным отравлением, благодаря чему и уцелел.

– Дешёвый фокус, – усмехнулся Бжезинский. – Вот вам и подозреваемый.

– Мы тоже так думали сначала, – ответил Тернер, – но не сходится. Мои агенты беседовали с врачами той больницы. У Банисадра действительно было довольно тяжёлое отравление. Правда, мои специалисты утверждают, что это можно организовать, рассчитав всё так, чтобы избежать летального исхода. Но! Банисадр оказался в больнице до того, как иракское правительство решило выслать Хомейни. Хотя после победы революции Раджави пригласил Банисадра в Тегеран, где его сделали президентом Исламской Социалистической Республики. Должность почётная, правда, власти – как у английской королевы, если не меньше. Банисадр попытался разъезжать по стране и толкать речи, но после нескольких покушений, чудом не увенчавшихся успехом, засел в бывшем шахском дворце и носа оттуда не кажет. Только пишет статьи в прессу и записывает выступления для радио и ТВ, за что местные острословы уже переделали Банисадр («сын вождя» на фарси) на Банихарф («сын болтовни»).

– Всё это интересно, – сказал Картер, – но мы отвлеклись. Кто же всё-таки взорвал Хомейни?

– Есть три версии, – ответил Тернер. – Возможно, это русские. За это говорит профессионализм и то, что Советы явно выиграли от всего этого дела. Хомейни ведь не скрывал резко враждебного отношения к коммунизму, и не только в Иране. Советский Союз он называл «малым сатаной». Напомню, джентльмены, что «большим сатаной» были мы. Так что я совсем не уверен, что, приди сей почтенный старец к власти, нам удалось бы наладить отношения. – Директор ЦРУ выразительно посмотрел на Бжезинского. – Хотя так жестко русские давно не играли. Возможно, это Израиль. Враждебное отношение Хомейни к «незаконному сионистскому образованию», как он выражался, было секретом Полишинеля. Как и его призывы к правоверным отвоевать Иерусалим и Святую землю. Наши еврейские друзья могли решить, что такой человек во главе Ирана им не нужен. А их спецслужбы в таких делах как бы не профессиональнее русских, да и нас, и обожают игры со всякими взрывчатыми штуками. К сожалению, перед нами они не отчитываются. – Тернер вздохнул. – Возможно, это соперники Хомейни по антишахскому движению в Иране, тот же Раджави с компанией. Такие вещи вполне в их духе. Хотя для них это уж слишком профессионально.

– А иракские власти вы исключаете? – спросил Уэбстер.

– Им это незачем, – ответил Тернер, – в Ираке шестьдесят процентов населения шииты. Даже высылка Хомейни вызвала волнения в Наджафе, а уж если бы иракские власти пошли на его убийство, это вызывало бы грандиозный мятеж. Зачем это Багдаду? У них пример Ирака перед глазами.

– Ну а как с убийствами других исламистов? – спросил Бжезинский.

– Шах и его люди клянутся, что они тут ни при чём, – ответил Тернер, – и хотя сыны Востока соврут и недорого возьмут, но тут я им верю. Эти убийства им ничем не помогли, наоборот, ещё сильнее разожгли огонь революции, да ещё и расчистили дорогу Раджави и его «исламским социалистам», позволив им выйти на первый план. Однако, как и в случае с Хомейни, никаких доказательств нет.

– Как говорил старина Цицерон: «Cui prodest? Cui bono?», – блеснул звучной латинской фразой считавший себя интеллектуалом Вэнс.

– К сожалению, мотив ещё не доказательство, – ответил Тернер.

– Ну а убийства видных шахских военных и чиновников? – спросил Бжезинский.

– Это могли сделать и исламисты, – сказал Тернер. – В порядке мести. Эти фанатики на всё способны. Впрочем, почти все их главари мертвы, и правду мы вряд ли узнаем.

– Да это уже и не важно! – откликнулся Мондейл. – Важно, что теперь в Иране прокоммунистическое правительство!

– Ну, строго говоря, Раджави и его сторонников нельзя назвать коммунистами, – вмешался Вэнс. – Их идеология – это микст из социализма, ислама и национализма. Есть там и коммунисты, например партия Туде, но они на вторых ролях.

– Нам от этого не легче! – отрезал Мондейл. – Мы потеряли наши позиции в Иране, а русские заполучили базы в Персидском заливе и выход к Индийскому океану! Вся стратегия окружения России за последние три с лишним десятилетия летит к чёрту! Может, стоило высадить в Иране наши войска и помочь шаху подавить революцию?

– Мы обсуждали этот вопрос ещё в феврале, – сказал Вэнс, – это неизбежно привело бы к столкновению с русскими. Не забывайте, у Советов и Ирана есть договор ещё 1921 года, позволяющий русским ввести войска в Иран в случае угрозы их южным границам. Так что они были бы в своём праве, а мы выглядели бы агрессорами, воюющими за коррумпированную, непопулярную тиранию. Вам мало Вьетнама? Особенно учитывая, что выборы не за горами.

– Провести высадку в Иране мы смогли бы, – вмешался Уоткинс. – Даже несмотря на противодействие русских кораблей с Комор и из Йемена. Хотя потери были бы серьёзными. Но дальше шансы на успех были бы весьма малы. Нам пришлось бы действовать на достаточно удалённом ТВД, с крайне растянутыми коммуникациями, а у русских всё было бы под боком. К тому же Иран – очень нелёгкая страна для сухопутной войны.