Дом призрака - Наталья Александрова

Все наконец согласились с такой постановкой вопроса. Без проблем они вышли на улицу и погрузились в машину, Надежда Николаевна села на заднее сиденье рядом с Форой, которая тотчас положила ей голову на колени.

Надежда поймала в зеркале ревнивый взгляд хозяйки собаки и завела светскую беседу, чтобы разрядить обстановку.

– А вы за городом живете?

– Да нет, дом у нас многоквартирный, но в зеленом районе. Это рядом с Удельной, там парк большой, озера недалеко… С Форочкой гулять есть где…

– Да-да, я знаю, раньше там жила, в Озерках…

Тут Надежда притихла, потому что вспомнила, что в районе станции Удельной, как раз за путями, находится та самая психиатрическая больница имени Скворцова-Степанова, именуемая в народе «Скворечником». И в этом самом «Скворечнике» содержится пациент, который и является убийцей двух сестер Тапанайнен, Анфисы и Валентины. И зовут его, если Надежда не ошибается, Вильгельм Зайцев.

В общем, насчет имени Надежда почти уверена – чей еще анализ крови она подобрала с пола? Клиника-то бывшая ветеринарная, если бы от прежних пациентов что осталось, так были бы Барсики да Мурзики. К тому же и штамп «Скворечника» стоит…

– Знаете, я, пожалуй, с вами поеду до Удельной, – сказала Надежда, – мне там еще кое-куда зайти нужно…

Фора подняла голову и посмотрела на Надежду очень внимательно.

«Будь осторожна!» – говорил ее взгляд.

Нет, определенно, эта собака не только понимает человеческую речь, но и мысли читать умеет!

Сердечно распрощавшись с Форой и ее хозяйкой (хозяин хмурился и едва кивнул на прощание), Надежда прошла по тропинке, вьющейся среди густых кустов шиповника, и оказалась возле главного здания больницы. У крыльца бледный молодой человек с длинными светлыми волосами о чем-то вполголоса разговаривал с пожилой женщиной. Поношенный спортивный костюм и затравленный взгляд выдавали в нем пациента больницы. Несчастный вид и больные глаза с такой же определенностью выдавали в его собеседнице мать.

Надежда прошла мимо, поднялась на крыльцо и вошла в приемный покой.

Внутри было почти пусто. За деревянной конторкой, перед включенным компьютером, сидел мрачный мужчина в белом халате. Увидев Надежду, он нахмурился и проговорил:

– Женщина, вы по какому поводу? Приемные часы уже закончились!

– Закончились? – огорчилась Надежда. – Надо же, зря через весь город ехала… а я раньше-то не могла, я на работе была… как освободилась, так и примчалась… передачку вот ему принесла… – она продемонстрировала свою многострадальную сумку, в которой после знакомства с Форой остались только хлеб, молоко и помидоры.

– Ну, это уже не мои проблемы, – фыркнул мужчина, – у нас такие порядки, должны понимать… передачу, конечно, можете оставить, это не возбраняется.

Надежда сделала самое простецкое лицо, шмыгнула носом, хотела еще вытереть его рукавом, но решила, что это будет перебор. Кто его знает, этого мужика, может, он как-то с психиатрией связан, а не просто при входе состоит.

– Мне бы только узнать… – жалобно затянула она, – племянник у меня тут лежит, так вот в каком он состоянии… – Надежда изобразила всем своим обликом глубокое расстройство.

Мужчина за конторкой огляделся, понизил голос и вкрадчиво проговорил:

– Ну, если такое дело, если раньше не могли, я могу пойти навстречу. Если мы друг друга поймем.

– Поймем, – оживилась Надежда Николаевна, – в пределах разумного, конечно…

И она тут же полезла в сумку, делая вид, что ищет кошелек.

– А как фамилия вашего племянника?

– Зайцев его фамилия… Виленька… Вильгельм Владимирович Зайцев… – отрапортовала Надежда, одновременно подсовывая под журнал учета, лежащий на столе, две сотенные купюры, посчитав, что одной будет мало.

– Зайцев? – переспросил мужчина и пробежал пальцами по клавиатуре. Брови его поднялись домиком, и он проговорил с каким-то странным выражением: – Есть такой пациент, Вильгельм Зайцев. В двенадцатом корпусе находится. Вы понимаете, что это значит?

– Нет, – чистосердечно ответила Надежда, – не понимаю.

– В двенадцатом корпусе у нас находятся пациенты, представляющие опасность для общества. Склонные к вспышкам буйства, к проявлению насилия. Так что я вас не могу пропустить к племяннику. В ваших же интересах.

– Не можете пропустить? – переспросила Надежда. – И его, значит, из больницы не выпускают?

– Конечно, не выпускают! – уверенно ответил мужчина. – Я же говорю – там, в том корпусе, находятся пациенты, представляющие серьезную опасность для общества!

– Значит, мне не удастся повидать племянника?

– Нет, ничего не могу сделать. Мало ли, что ему взбредет в голову, а мне отвечать придется.

– А вообще, как его самочувствие?

– Самочувствие в пределах диагноза, без обострений, – сообщил мужчина, сверившись с компьютером.

– В пределах диагноза? – переспросила Надежда. – А какой у него диагноз?

– Вы же здесь не первый раз, – укоризненно проговорил мужчина, – должны понимать наши порядки… я же не могу первому встречному такие вещи говорить…

– Я – не первая, – вздохнула Надежда Николаевна. – Он же мой родной племянник… – при этом она очень выразительно скосила глаза на журнал учета.

– Тем более! Тогда вы должны знать, что у него – шизофрения, отягощенная параноидальными симптомами и манией преследования… только я вам этого сказать не могу, могу только сообщить, что температура у вашего племянника нормальная, рецидивов буйного поведения за последний месяц не было. Врачебные рекомендации соблюдает, хотя на контакт не идет. Ну, вы же понимаете – он неизлечимо болен, этот диагноз у него пожизненный. А вообще, если хотите, можете переговорить с его лечащим врачом, но только он будет завтра, с девяти до двенадцати. Так что приходите в приемные часы…

– Понятно! – Надежда Николаевна притворно вздохнула и направилась к выходу.

Возле дверей она остановилась, оглянулась и спросила мужчину:

– А где этот двенадцатый корпус находится?

– От главного входа тропинка налево, двенадцатый корпус будет в глубине сада, по правую руку. А передачу-то? Вы же хотели племяннику передачу оставить!

– А я завтра ее отдам, когда к врачу приду! – ответила Надежда и вышла на крыльцо.

Здесь бледный молодой человек все еще вполголоса разговаривал с матерью. Надежда взглянула на них с сочувствием, прошла мимо и направилась к дороге.

Она быстро шагала, обдумывая то, что только что выяснила в приемном покое.

Вильгельм Зайцев – сумасшедший, пациент психиатрической клиники, с тяжелым пожизненным диагнозом. Он не имеет права покидать свой особый корпус, потому что представляет опасность для окружающих. Тем не менее она, Надежда, своими глазами видела, как он ночью выходил из квартиры Валентины, и сегодня видела его в городе.