Самый лучший комсомолец. Том второй (СЛП-4) - Павел Смолин

«если бы я не бухал, был бы не хуже», а другое — когда вот так, на грани самого настоящего чуда.

— Уберменшам наши старшие по сусалам надавали, так что я не из этих, — отмахнулся я. — Чистить надо? — покачал пистолетом.

— Это обязанность Агафьи Анатольевны, — ответил он, оценивающе посмотрев на меня.

— У которой артрит, судя по внешнему виду суставов на пальцах и общему возрасту, — вздохнул я. — Извините, дядь Игорь, я лучше сам почищу.

— Тоже всегда сам чищу, — уже нормально улыбнулся он.

На человечность проверяет, хитрый какой. Все потребное нашлось прямо тут.

— Татьяна Владимировна с Татьяной Игоревной не приехали? — спросил я.

Это про его жену и дочь, отчества специально ввернул, чтобы он не подумал, что о покойной бабушке Тане.

— Не изворачивайся, я уже большой, — отмахнулся он, считав заложенный между строк посыл. — Не приехали, не надо оно им. И на «ты» можно, родня все-таки. Да и ты уже не октябренок.

— Принял, — кивнул я. — Такой пи*дец, даже сказать нечего.

— Полный пи*дец, — согласился он. — Но чего уж теперь. Всем родителей однажды хоронить приходится, — вздохнул. — Лишь бы не наоборот.

— Охраняют вас, да? Тоже за пять минут до выхода из дома отзваниваетесь? — понятливо перевел я тему.

— Да я уже и не помню, когда без охраны последний раз гулял, — хмыкнул он. — А тебе в новинку, да? Ни с друзьями не погулять нормально, ни с девочкой.

— У меня друзей мало, они понимающие — в меня же стреляли уже, поэтому никто не против по заранее согласованным маршрутам погулять. Ну и в школе видимся — я туда три раза в неделю нынче стабильно хожу. А еще у меня Таня есть — сестра приемная, у нее отца-алкаша прошлой зимой мама зарубила — бил он ее, кровь сворачивал.

Дядя Игорь игранул желваком. Возможность!

— Не люблю алкашей — одни проблемы от них всем подряд и никакого толку, — вздохнул я. — Но и осуждать рука не поднимается — это же биология, лимбическая система у всех разная, равно как и кора головного мозга, которая над этой лимбической системой по идее доминировать должна — именно такое устройства мозга позволяет, например, ходить в атаку на пулеметы: лимбическая система визжит от ужаса, она же за инстинкт самосохранения отвечает, как система более древняя, а «наносная» кора ее подавляет, потому что на пулемет идти надо ради выживания, так сказать, родного племени.

— А алкоголизм здесь причем? — спросил с интересом выслушавший мой монолог дядя.

— Помимо инстинкта самосохранения она отвечает за все низкоуровневые, так сказать, инстинкты и хотелки — жрать послаще, спать подольше, работать как можно меньше и обильно совокупляться.

Игорь гоготнул.

— И у части людей лимбическая система провоцирует повышенную склонность к порокам — один человек пьет, и его лимбическая система как бы думает «приятно, но ничего особенного». Этому человеку контролировать потребление «синьки» легко. А у другого лимбическая система, распробовав алкоголь, прямо-таки визжит от восторга: «Это именно то, что мы искали! Давай, носитель, вливай побольше да почаще!». Такому человеку зависимость побороть объективно труднее, и завязывать нужно раз и навсегда — в случае «срыва» он начнет с того места, где и остановился с последующим неминуемым превращением в проспиртованное противное животное. Вот папа Танин — из вторых, и отец Вовкин — это друг мой лучший — такой же.

Дядя Игорь от «Таниного папы» вздрогнул — его дочь же так же зовут.

— Я тоже из вторых, — грустно признался он. — Завязал — как мамы не стало, так и отрезало. Володьку-то вон вообще по пьяни… — он осекся.

— Безотцовщиной расти печально, и по никогда не виденному биологическому отцу я хронически-фоново скучаю, — грустно улыбнулся ему я. — Но отец-алкаш еще хуже — ходячий источник детских травм, которые придется долго и мучительно прорабатывать, чтобы купировать накладываемый ими на индивида негативный эффект. Винить в собственных косяках родителей — это легко и в целом оправдано, но это — путь слабака. Взрослый человек себя контролировать и перестраивать как надо уметь должен.

— Не поспоришь, — вздохнул Игорь и спросил былинное. — И откуда ты такой взялся?

— Овеществленный призрак коммунизма! — нескромно ответил я, и дядя наконец-то заржал.

* * *

За ужином в компании сына и дам Андропов держался как надо — шутил, радовался, что мы с дядей Игорем нашли общий язык, не забывал демонстративно крякать, поглощая клюкву, не менее демонстративно протирал платочком стеклянный глаз — жутковато, но нам понравилось — и подарил мне «Обитаемый остров» братьев Стругацких — напечатали полностью, в изначальном «авторском» варианте, «откатив» внесенные на этапе худсовета нелепые исправления и купюры. Итог одного из чаепитий с бабой Катей — особо талантливых и великолепно продающихся за рубежом у нас теперь стараются душить поменьше. Совсем не душить нельзя, иначе в какой-то момент деятели раздухарятся и выдадут что-то типа «Архипелага Гулаг». Сам «Остров» пока, к сожалению, большой дефицит — в библиотеку я записывался как все, и почитать роман мне бы довелось не раньше начала лета. Надо будет сняться с очереди и дать почитать ребятам.

Когда дядя Игорь уехал — к жене и ребенку, а мы с Генеральным переместились к разожженному камину в гостиной — починили дымоход — маска спала, и деда Юра, скукожившись в кресле, словно стал в три раза меньше.

— Чем выше, тем сильнее запах жженных перьев, — вздохнул я.

Растерялся — а что я сделаю? Трусоватый от природы, хлебнувший даже не страха, а ужаса за свою непростую жизнь полной ложкой, сломанный и склеенный заново человек, который и наверх-то никогда особо не стремился взлетел выше некуда, по пути потеряв больше, чем кто бы то ни было вообще должен. Чем ему помочь? Рассказами о высшем благе и счастье для всех и даром? В этом деда Юра поднаторел уж побольше моего, я-то диктатор начинающий, а он — действующий.

— Всех из-за меня обожгло, — едва слышно прошептал Андропов. — Танюшку спалил совсем, даже похоронить не смог, — сделав длинную паузу, он уронил слезинку и почти жалобно спросил. — Но ведь не зря?

— Не зря, — покачал я головой. — Одной только человеческой грязи тонны вычистили, которая при основанной на «охотничьей дипломатии» власти, где