Леха - Николай Берг

Это он сильно ошибался после первого ночлега, что хуже быть не может. Становилось все хуже и хуже, и те ночлеги, когда он спал на постеленных ветках под шинелью, теперь казались верхом уюта. И жратва, которая была с момента попадания в это время, тоже была роскошной. Молоко от пуза – что может быть лучше… Вот сейчас, получив за пару дней два черных сухаря и малюсенький кусочек горького шоколада, он понял простую вещь – всегда может быть хуже. И обязательно будет. То, как немцы совершенно спокойно убивали обессилевших пленных, словно делая скучную, но обязательную рутину, напоминало механическую работу. Вся эта армия нашествия выглядела как один большой налаженный механизм, словно им управлял компьютерный искусственный интеллект. И если бы немцы не потели под солнцем, не злились на оседавшую на них пыль – вполне можно было бы подумать, что это не люди, а киборги какие-то. То, что сзади равнодушно пристрелили такого же парня, как он сам, да еще и тезку, – очень сильно подействовало Лехе на нервы. Хотя вот видел он уже много голых немцев – так вроде не терминаторы, обычные люди. Аккурат за речкой стояли несколько десятков немцев – в касках, кителях, со всем оборудованием, но снизу голых по пояс, явно собирались так через брод идти.

От усталости и голодухи Леху уже пошатывало, и Жанаев не раз косился на него с тревогой. Сам азиат тоже вымотался, но все-таки он был покрепче горожанина, опасался, не придется ли тащить того на себе. Очень бы не хотелось.

Леха только удивлялся тому, что идти и смотреть вокруг, а тем более думать, было несравнимо тяжелее, чем просто идти на автопилоте. Он старательно смотрел, пытался думать, но мысли получались каким-то недоношенными, куцыми и несвязными.

«Жрать хочется… очень… опять наши танки стоят… БТ-5… и еще БТ-5… а дома мог ванну принять… с чистой теплой водой… я бы полванны выпил… и чаю… с сахаром… бублик… или сушки… да просто свежий багет с маслом… да черт с ним, свежим… черствый бы тоже того…»

Леха сглотнул слюну, больше похожую по клейкости и вязкости на клей «Момент» производства фирмы «Хенкель», отстраненно подумал, что сейчас у немцев фирма с похожим названием «Хейнкель» самолеты выпускает, и тут же забыл, о чем думал. Чуни мокро облепили ноги, чавкали при ходьбе. Он тоже с удовольствием сейчас сам бы почавкал… Окрошкой холодненькой со сметаной… Подумал, что и пельмени бы пошли с маслом… С трудом отогнал эти мысли, тупо вытаращился на сдвинутый на обочину очередной БТ, который отличался от других таких же тем, что стоял рылом в обратном направлении, без гусениц, которые аккуратно были разложены по бортам, и с оторванной наполовину пушкой. Немного удивился, вспомнив, что в известных книжках про «Ледокол» гусеницы сбрасывались для выхода на автострады и навсегда, а тут вон на полках… И не на автостраде вовсе… тут же мысли опять же привычно съехали на «пожрать бы». С тоской вспоминались даже пакеты «Роллтон». И даже в «Макдональдс» пошел бы.

Попытался сосредоточиться, но ныло и сосало под ложечкой, гудели ноги и текли сопли. После перехода вброд речки хуже стало, да и спанье не принесло отдыха.

«Вот заболею пневмонией и сдохну!» – жалея себя, подумал Леха и содрогнулся от страха. Очень отчетливо вдруг стало ясно, что да – сдохнет. Очень просто. И раньше, чем от пневмонии загнется, – пристрелят, как того оставшегося сзади паренька-тезку. И никто не ужаснется этой трагедии! Тут такие трагедии – на каждом шагу! Морозом просквозило по коже от этого внятного понимания.

Испуганно огляделся. Семенов шел впереди, катал желваки на скулах, зыркал зло и внимательно в разные стороны. Это немного обнадежило: в отличие от остальных, идущих понурив голову и глядя себе под ноги, этот дояр явно замышлял удрать от немцев. Леха шумно вздохнул, повертел головой, мимолетно подивился на стоящую под деревом справа нелепую серую немецкую бронированную машину, которая имела и гусеницы, и колеса, мысленно окрестил этот агрегат «орковским танком», но тут же забыл и о ней. Опять в голову полезли всякие шницели, бефстроганов с яйцом и антрекоты. Впрочем, все это мясо легко уступило место хороводу пицц разного вида и калибра: наверное, потому, что их нужно было ждать не так долго.

Такие мысли, с одной стороны, немного облегчали тягомотную ходьбу, конца которой было не видно, с другой – живот бурчал уже громко и трубно. Немецкий танк, который пер, застилая за собой все роскошным шлейфом тонкой желтоватой пыли, Леха заметил поздно, когда тот оказался настолько близко, что отчетливо была видна неестественно красная рожа торчащего из башенного люка танкиста. Панцерман что-то крикнул внутрь танка, и тяжелая машина («Pz.III, боевая масса – 22,7 т. Экипаж – 5 чел. Вооружение: одна 50-мм пушка, два 7,92-мм пулемета. Толщина брони: лоб корпуса – 50 мм, борт – 30 мм, башня – 57 мм. Двигатель – 300 л.с. Скорость по шоссе – 40 км/ч» – совершенно неожиданно проскочило в голове в течение какой-то доли секунды. И откуда только взялось?) резко вильнув в сторону колонны военнопленных, врезалась в густую толпу и поперла по живым людям, как по траве, снося крайний слева ряд с невиданной легкостью. Леха открыл рот от удивления, и тут его оглушило ревом, визгом и бранью, хрипом и стонами, тошным хрустом и звуком попавших под колесо машины футбольных мячей. Колонна, словно один человек, ахнула. Совсем рядом пронесся пыльно-серый борт танка и мелькающая, зубчатая по краю, чем-то напомнившая чудовищную бензопилу гусеница с мокрыми красно-коричневыми траками. С них брызгало теплой жижей. Резко пихнулся шедший впереди Середа, навалившийся на них с Жанаевым спиной и больно наступивший каблуком грубого армейского ботинка на Лехины пальцы, вовсе не защищенные чуней.

Леха взвыл от боли в отдавленных с маху пальцах. Тут же заткнулся, потому что Жанаев рванул его за рукав из колонны. Успел увидеть бешеные глаза Семенова, его распахнутый криком рот – и тот же самый Жанаев рванул в обратную сторону, через дорогу. Леха чуть не упал, ноги разъехались на чем-то жутком и скользком, чья-то восковая рука снизу цепко ухватилась за штанину, мелькнуло мелово-белое лицо с вытаращенными, закаченными под лоб голубыми, словно фарфоровыми глазами, грудь в гимнастерке – а ниже была тошнотная грязная мокрая красно-сизая мешанина с чьим-то сплющенным, порванным солдатским ботинком там, где должен был быть живот, – но Леха рванулся со всей силы, деревянная рука отцепилась, а бедолага-попаданец прыжком рванул за троицей товарищей. Не понимая, куда они бегут, там же все просматривается на счет «раз». Увидел, что они попадали в канаву, перпендикулярно упирающуюся в придорожный кювет, и сам недолго думая завалился туда же, упершись носом в мокрую гимнастерку между лопаток Жанаева. Тот недовольно зашипел, потом завозился под Лехой. Менеджер, глотая открытым ртом воздух, испугался, потому как Семенов и Середа уже были впереди метров на десять и шустро продолжали удаляться, ползя по-пластунски весьма проворно. Жанаев наконец сумел вывернуться из-под навалившегося на него тела, ткнул пальцем вперед – там, где виляла в стороны задница артиллериста и мелькали царапающие дно канавы подметки его башмаков.

– Палзи! Быстра!

Леха рванул как можно быстрее, стараясь изо всей мочи. Тут же очень больно что-то хлестнуло его по заднице, и злой Жанаев прошипел: