Закрой дверь за совой - Елена Михалкова

На его счастье, она решила, что он пытался ее обокрасть. При одной мысли об этом Василия охватывал нервный смех. Знала бы она, зачем он приходил на самом деле! «Я хуже, чем вор, – думал он, но сразу исправлялся: – Нет, это она хуже!» Она хуже чем воровка, потому что украла у него любовь отца, которая без Динары принадлежала бы ему безраздельно.

Оставшись одна, Альфия прибавила звук. Встала, сбросила тапки. Она мечтательно улыбалась, и если бы Василий увидел эту улыбку, ему стало бы не по себе. В эту секунду старуха действительно походила на сумасшедшую – или на человека, у которого есть цель, что иногда одно и то же.

Она вышла в коридор и в одних носках, крадучись, направилась к комнате невестки, сжимая что-то в кармане халата.

– Брата зовут Тимур Садыков, – сказал Макар. – Женат, безработный, детей нет. В Москве живет лет десять, по профессии строитель. Слушай, ты пятое пирожное лопаешь. Тебе плохо не станет?

– Мне станет очень хорошо, – заверил Сергей. – Говори-говори, я слушаю.

Они устроились в том же кафе, где Илюшин встречался с Динарой Курчатовой. К вечеру посетителей не прибавилось, а единственный официант, принеся заказ, растворился за дверью с надписью «Для персонала». Сергей в который раз подумал, что у Макара нюх на странноватые места.

Но пирожное было выше всяких похвал.

– Да не о чем пока особо рассказывать. – Илюшин отпил кофе. – Курчатова встретилась с братом накануне похода в банк. Говорит, волновалась, хотела пообщаться с родственной душой. Она не собиралась посвящать его в свой план, но он начал расспрашивать, и ей показалось, что вместе они могут увидеть слабые места плана.

– Значит, все-таки дура, – подытожил Сергей.

– Она клянется, что брат ее очень любит.

– Может у него и алиби есть на утро понедельника?

– Алиби надо уточнять. Есть адрес – его самого и любовницы. По-хорошему, надо бы на хвост ему сесть на пару недель, а телефон поставить на прослушку. Но у нас столько времени нету.

– А если он хоть немного умнее сестры, он просто затихарится, и все, – сказал Сергей. – Связи оборвет, будет вести обычный образ жизни. Слушай, а Курчатова платит за то, чтобы мы нашли грабителей или диадему?

Макар удивленно посмотрел на него.

– Диадему, конечно. Что она будет делать с грабителями?

– Тогда впору отказываться от дела. Ну установим мы, что все организовал ее брат? И как доберемся до диадемы? В лес его будем вывозить, с мусорным пакетом на голове?

– Почему сразу мусорным, – пробормотал Илюшин. – Мне из «Ашана» тоже нравятся, они плотные.

Сергей вздохнул.

– Что значит «Алиби надо уточнять»?

– Динара при мне позвонила брату и спросила, не могла ли она видеть его вчера на Бережковской набережной в одиннадцать утра. Тот ей спокойно ответил, что был у любовницы, гулял с ее сыном.

– Она рассказывала ему об ограблении?

– Промолчала.

– Все-таки подозревала! – обрадовался Сергей.

– Не-а. Утверждает, что не хотела его волновать раньше времени. Я так понял, у них за решение проблем отвечает сестра, а не брат.

Бабкин не смог удержаться от смеха. Решение проблем? Украсть диадему, связаться с мошенниками, разболтать о своих намерениях… Дурочка она, что бы ни утверждал Илюшин. Молодая нахрапистая дурочка.

– Знаешь, что странно? – задумчиво сказал Макар. – Она все время говорила о нем как о младшем. Но я в самом начале разговора уточнил его возраст. Он старше то ли на двенадцать, то ли на тринадцать лет. Раньше приехал в Москву. Она призналась, что регулярно дает ему деньги.

– Что, алкаш?

– Почему алкаш? – не понял Макар.

– Ну как – свои пропивает, на ее лечится.

Теперь засмеялся Илюшин.

– Нормальная схема, у меня половина знакомых так живет, – обиделся за алкашей Бабкин.

– Если и алкоголик, ей об этом не известно. Он пару лет назад завел любовницу. А у нее оказался больной сын. Садыков, по словам Динары, сильно привязался к обоим. И она через него помогает той семье.

– Очень благородно с ее стороны, – усмехнулся Бабкин. – Только после знакомства с этой бешеной телкой я что-то не очень верю во всю эту святочную историю. Надо все проверять.

Звякнул колокольчик на входной двери. Макар и Сергей обернулись на звук, но в кафе никто не появился. И официанта по-прежнему не было. У Бабкина возникло чувство, что если заглянуть на кухню, его встретят стерильные белые поверхности без единого следа человеческого присутствия.

– А если я хочу еще мяса заказать, что делать? – пробормотал он.

– Смириться. Скоро за центнер перевалишь.

– Это мышцы. Ладно, давай к делу. Сегодня успеем с любовницей побеседовать, как думаешь?

– Надо бы. – Макар озабоченно взглянул на часы. – Расскажи быстренько про голубятню. Я так понял, никакого выхода на арендаторов птиц у нас нет?

– Ага. Только две приметы: татуировка и широкие шнурки на кедах. Обувь я бы сразу отмел, она нам ничего не дает. Сейчас этих разновидностей кед – сотни. И половина с широкими шнурками. А вот насчет татушки можно поломать голову.

Он придвинул к Илюшину раскрытый блокнот.

– «Энд дестрой», – прочитал Макар. – Что-то знакомое…

Он защелкал пальцами, пытаясь уловить воспоминание. Тем временем Сергей подошел к барной стойке и постучал по ней ладонью, сперва деликатно, затем настойчивее. В такт ударам мелодично зазвенели бокалы над его головой.

– Эй! – крикнул Бабкин. – Шеф!

– …дестрой, дестрой… – бормотал Макар. – Где же я это…

– Господа хорошие! – не унимался Сергей.

– …буквально ведь недавно попадалось…

– Накормите страждущего!

– А, да какого черта! – Илюшин открыл на планшете поисковую программу.

– Хозяева, есть здесь кто-нибудь? – взывал Бабкин.

Макар застыл над строкой ввода. Он ненавидел забывать. Эта прореха в памяти, ощущаемая как вмешательство извне, эта когтистая лапа времени, выцарапывавшая из его мозгов мелкие камешки воспоминаний, вызывала острую досаду. Не смей лезть, не трогай! Это мое!

– Накормит меня сегодня кто-нибудь?

Энд дестрой, энд дестрой… Лозунг? Слоган? Воспоминание дрейфовало где-то на поверхности омута, недалеко от берега. Но длины сачка не хватало, чтобы выудить его.

«Вот как подступает старость. Ты еще в центре на снимке, но забыл, в какой день это снято».

Бабкин печально выстукивал кулаком по барной стойке «We Will Rock You». Он прошел стадии гнева, торга, отрицания и теперь находился на той ступени, когда человек лишь смиренно спрашивает, отчего именно ему довелось оказаться игрушкой в руках судьбы.