Кафедра - Андрей Житков

Около двери квартиры он развязал пакет, сунул под бант на шее у слона три стодолларовые купюры. Опять завязал пакет, придвинул его к двери, надавил на кнопку звонка и встал за дверью, прислонившись спиной к стене.

— Кто там? — раздался голос Вики.

— Розовые слоны! — отозвался Митя.

— О, господи! — вздохнула жена, открывая засовы и замки. Пока она щелкала замками, Митя убежал на лестничную площадку. Замер, затаив дыхание.

— Боже мой! — сказала Вика, открыв дверь. — Даша, смотри какой слон пришел к тебе в гости!

Ребенок подошел к порогу, с удивлением глядя на пакет, распознал огромного слона, заулыбался.

— Соник! — неожиданно произнесла Дашка.

— Давай занесем его, а то простудишься, — Вика взяла пакет и закрыла дверь.

Когда дверь хлопнула, Митя вышел из укрытия, подошел к двери, приложился ухом. За дверью были слышны какие-то булькающие звуки, играла музыка. Он вздохнул и вызвал лифт.

На следующий день, когда Митя вошел на кафедру, Татьяна сказала ему, что звонила жена, просила перезвонить домой. Он, волнуясь, тут же набрал номер.

— Алло, Вик, ты просила перезвонить.

— Да, просила. Знаешь, это неправильно, что ты не видишься с ребенком. Может, ты плохой муж, но отец ты очень хороший. И ты нужен ребенку. Она уже почти большая, слова говорит.

— Я знаю, — улыбнулся Митя.

— Да ничего ты не знаешь! — неожиданно рассердилась Вика. — Я тут как белка в колесе! Мамаша с давлением лежит, не трогайте ее, видите ли! Папаша с утра до ночи на работе вкалывает — долги никак не может отдать! Твоя тоже носу не кажет, будто это чужая внучка. За день так наломаешься!…

— Вика, ты мне хотела что-то сказать?

— Извини, Митяй, сорвалась. Большое спасибо за деньги. Очень кстати. В общем, можешь взять ключ, чтоб не зависеть от меня, и приходи навещать ребенка. Поможешь хоть немного.

— Как часто? — спросил Митя.

— Ну, как сможешь, по необходимости. Ты ведь у нас вечно в работе. Только не подумай, что я тебя простила! Ничего подобного! Ночевать будешь у своей… — Вика замолчала, не зная, как обозвать Настю. — Не вздумай ко мне приставать! Получишь по морде!

Митя оглянулся на лаборантку. Татьяна сидела за компьютером, бойко стучала по клавишам.

— У тебя кто-то есть? — спросил Митя тихо.

— А ты как хочешь? — язвительно спросила Вика.

— Ты сама знаешь.

— Есть-есть, можешь не дергаться на этот счет. Одна я не собираюсь оставаться.

Митя почувствовал, как в висках застучала горячая ревность. Он едва удержался, чтобы не бросить трубку.

— Ну, и кто он? — спросил Митя зло.

— А тебе-то какое дело? Человек. Тебя устраивает?

— Между прочим, мы с тобой еще не в разводе, и то, чем ты занимаешься, называется блядством! — Митя, забывшись от волнения, начал говорить слишком громко. Татьяна обернулась, посмотрела на него удивленно.

— Развестись, это пожалуйста. Хоть сегодня! Я хочу быть свободной, чтобы ты не приперся сюда жить через суд!

— А, то есть ты думаешь, что я на такое способен! Хорошо же ты обо мне думаешь! Ну, ладно, раз пошла такая пьянка, завтра подаем заявления!

— С удовольствием!

— Вика, какого черта? — вдруг опомнился Митя. — Чем мы занимаемся? Мы с тобой, как бабы на базаре. Давай успокоимся и решим все мирным путем.

— Давай, — согласилась Вика. Выговорившись, она тоже слегка остыла. — Завтра мама обещала забрать Дашку на день, мы можем встретиться, поговорить спокойно. Все решим.

— А ключи?

— Ключи остаются в силе. Меня не доставать, заниматься ребенком и только до одиннадцати вечера, как в общежитии.

— Завтра, — Митя положил трубку и вздохнул. — Извини, Татьяна, сорвался!

— Ничего, я привыкла, что мужчины иногда матерятся, — сказала лаборантка.

Митя сидел за письменным столом Зои Павловны, грыз ручку. Перед ним лежал лист бумаги, на котором было красиво выведено: “Первая глава”. Больше на листе ничего не было.

Митя вздохнул. В следующий четверг кафедра, на которой он должен отчитываться по первой главе. Крошка просила сделать три экземпляра: один дать почитать ей, другой Маркуше, третий Анечке. Вообще-то, по всяким там диссертационным правилам, давать было положено за месяц, хотя бы за неделю. Крошка сказала, что он может дать за три дня — успеют. Значит, в его распоряжении всего четыре дня и не меньше пятидесяти страниц печатного текста. Если текста не будет, его не аттестуют, если не аттестуют, значит, выгонят из аспирантуры, если выгонят… Он представил себе искривленное злобой лицо Крошки, Маркушу в красном колпаке палача с огромным топором в руке. “Мы на вас возлагали большие надежды! А вы их не оправдали! Куда пошли две с половиной тысячи долларов гранта? На баб, на выпивку, на разврат? “— кричала Крошка, брызгая во все стороны слюной. Маркуша водил пальцем по лезвию топора, проверяя остроту. Даже под колпаком была видна его гнусная ухмылочка.

— На что пустил ты оказанное славистами доверие?

— На розовых слонов, — пробормотал Митя, давясь слезами.

Митя открыл глаза и вытер выбежавшую из правого глаза слезу. Видение исчезло. Кажется, он просто заснул, как это всегда бывало с ним в читальных залах. Он пододвинул к себе скрепленные листы — кусок диссертации, который он посылал на грант, стал вчитываться, все время с ужасом вспоминая о следующем четверге. Нет-нет, это все вторая глава. Вот она-то как раз почти готова. А для первой все это не годится. В первой должен быть обзор литературы, общие положения, теория, которой у него никогда не было да и быть не могло. Тему ему дали Зоя с Крошкой, это их теория, а не его! Ну почему бы им не пойти ему на встречу и не послушать на заседании вторую главу, которая вся такая замечательная? За четыре дня ни за что первой главы не написать!

Митин взгляд упал на коробки у окна — Зоин архив. Настя так и не разобрала его до сих пор, а назад на антресоли лень было запихивать. Так и пылились они до сих пор в кабинете без дела. Митя поднялся, подошел к коробкам. Сверху коробки были надписаны. “Открытки. Письма. Ученые записки. Статьи. Хлам. Мишура. Учебники. Елочные игрушки. Монографии. Конспекты,”— читал Митя надписи на них. Он открыл коробку с надписью “Ученые записки”…

— Уважаемые дамы и господа, члены Ученого совета, позвольте мне на правах председателя открыть наше первое в этом году заседание. По списку у нас пятнадцать членов, на заседании присутствует двенадцать, нет троих. Кворум есть, можно начинать. Сегодня у нас защищается… — председатель совета — высокий нескладный мужчина со слишком длинными руками, которые нелепо торчали из рукавов кургузого пиджачка, взял в руки Митину диссертацию, зачитал его фамилию, имя отчество и название. Причем название переврал, и Игонина с места его поправила. Митя, бледный и скованный, в парадном костюме, галстуке, жилете, сидел за отдельным столом с красной папкой в руке. В папке было его защитное слово. В зал ученого совета он старался не смотреть. Председатель начал зачитывать его характеристику, решение кафедры. Митя не слушал. Он разозлился на председателя за то, что тот даже не смог прочитать название диссертации и про себя обозвал его Очкастым Журавлем… Он не спал всю ночь. Вместо того, чтобы еще раз перечитать текст выступления, смотрел по телевизору пятый канал французского телевидения, какие-то идиотские фильмы, будто что понимал! Ну так, пару-тройку слов. Несколько раз выключал телевизор и пытался уснуть, но, проворочавшись минут пятнадцать, снова включал телевизор. Утром наорал на Настю, что она не выгладила его рубашку — сорвался. Она хотела прийти на защиту, он сказал — не вздумай, выгоню! Последняя неделя вся на нервах. Еще канцелярия умудрилась потерять внешний отзыв из Саратовского университета! Хорошо хоть у него на руках был факс второго экземпляра, который прислали на кафедру только сегодня утром.