📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгПриключениеЛорд Джим. Тайфун (сборник) - Джозеф Конрад

Лорд Джим. Тайфун (сборник) - Джозеф Конрад

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 ... 113
Перейти на страницу:

Он медленно покачал головой и посмотрел на меня терпеливым, вопрошающим взглядом.

– Стыдно, – сказал он. Вот мы сидим и болтаем, словно два мальчика, вместо того чтобы поразмыслить и найти какое-то практическое средство… лекарство против зла… великого зла, – повторил он с ласковой и снисходительной улыбкой.

Тем не менее наша беседа практической не сделалась. Мы избегали произносить имя Джима, словно старались сделать наш разговор бесплотным.

– Ну, – сказал Штейн, вставая, – сегодня вы будете спать здесь, а утром мы придумаем что-нибудь практическое… практическое.

Он зажег канделябр и направился к дверям. Мы миновали пустынные темные комнаты; нас сопровождали отблески свечей, которые нес Штейн. Отблески скользили по натертому полу, проносились по полированной поверхности стола, загорались на мебели или вспыхивали и гасли в далеких зеркалах. На секунду появились две человеческие фигуры и два огненных языка, крадущиеся в глубинах кристальной пустоты. Он шел медленно, на шаг впереди меня; глубокое и внимательное спокойствие было разлито на его лице; длинные белокурые кудри, прорезанные белыми нитями, спускались на его слегка согнутую шею.

– Он – романтик, – повторил Штейн. – И это очень плохо, очень плохо… И очень хорошо, – добавил он.

– Но романтик ли он? – усомнился я.

– Gewiss, – сказал он и, не глядя на меня, остановился с поднятым канделябром. – Очевидно! Что заставляет его так мучительно себя познавать? Что делает его существование реальным для вас и для меня?

В тот момент трудно было поверить в существование Джима, заслоненное толпами людей, словно облаками пыли, заглушенное громкими требованиями жизни и смерти в материальном мире, – но его подлинную реальность я воспринял с непреодолимой силой.

Я увидел ее отчетливо, словно, пробираясь по высоким молчаливым комнатам среди скользящих отблесков света, внезапно освещающих две фигуры, которые крадутся с колеблющимися свечами в бездонной и прозрачной глубине, мы ближе подошли к абсолютной истине, и истина, подобно самой красоте, плавает, неясная, полузатонувшая, в молчаливых неподвижных водах тайны.

– Быть может и так, – согласился я с легким смехом, и неожиданно громкое эхо тотчас же заставило меня понизить голос, – но я уверен, что вы – романтик.

Опустив голову и высоко держа канделябр, он снова пошел вперед.

– Что-ж… я тоже существую, – сказал он.

Он шел впереди. Я следил за его движениями, но видел я не главу фирмы, не желанного гостя на вечерних приемах, не корреспондента ученых обществ, не хозяина, принимающего заезжих натуралистов, – я видел лишь реальную его судьбу, по стопам которой он умел идти твердыми шагами; его жизнь началась в смиренной обстановке, он познал великодушие, энтузиазм, дружбу, любовь – все восторженные элементы романтизма. У двери моей комнаты он повернулся ко мне.

– Да, – сказал я, словно продолжая начатый спор, – и между прочим, вы безумно мечтали об одной бабочке; но когда в одно прекрасное утро мечта встала на вашем пути, вы не упустили блестящей возможности. Не так ли? Тогда как он…

Штейн поднял руку:

– А знаете ли вы, сколько блестящих возможностей я упустил? Сколько потерял грез, встававших на моем пути? – Он с сожалением покачал головой. – Кажется мне, что иные мечты могли быть очень красивы, если бы я их осуществил. Знаете ли вы, сколько их было? Быть может, я и сам не знаю.

– Были ли его мечты красивы или нет, – сказал я, – во всяком случае он знает ту одну, которую упустил.

– Каждый человек знает об одной или двух пропущенных возможностях, – отозвался Штейн, – и в этом беда… великая беда.

На пороге он пожал мне руку и, высоко держа канделябр, заглянул в мою комнату.

– Спите спокойно. А завтра мы должны придумать какой-нибудь практический выход… практический…

Хотя его комната находилась дальше моей, но я видел, как он пошел назад. Он возвращался к своим бабочкам.

Глава XXI

– Думаю, никто из вас не слыхал о Патусане? – заговорил Марлоу после долгой паузы, в течение которой он старательно раскуривал свою сигару. – Это не имеет значения; много есть небесных тел, сверкающих ночью над нашими головами, и о них человечество ничего не слыхало. Они находятся вне того, чем живет человечество. До них нет дела никому, кроме астрономов, которым платят за то, чтобы они говорили о составе, весе и стезе небесных тел, об их уклонениях с пути – своего рода научные сплетни. О нем упоминали в правительственных кругах Батавии, а название его известно немногим, очень немногим в коммерческом мире. Однако никто там не был, а я подозреваю, что никто и не хотел туда ехать; так же точно, мне кажется, всякий астроном серьезно воспротивился бы переселению на далекое небесное тело, где, лишенный земных выгод, он, ошеломленный, созерцал бы незнакомое небо. Однако и небесные тела, и астрономы никакого отношения к Патусану не имеют. Отправился туда Джим. Я хочу только пояснить вам: устрой ему Штейн переселение на звезду пятой величины – перемена не могла быть более разительной. Он оставил позади свои земные ошибки и ту репутацию, какую приобрел, и попал в совершенно иные условия, открывавшие простор его творческой фантазии. Совершенно иные и поистине замечательные! И проявил себя в них тоже замечательно.

Штейн знал о Патусане больше, чем кто бы то ни было другой. Больше, думаю, чем было известно в правительственных кругах. Не сомневаюсь, что он там побывал или в дни охоты за бабочками, или позднее, когда, по своему обыкновению, пытался приправить щепоткой романтизма жирные блюда своей коммерческой кухни. Очень мало было уголков архипелага, где бы он не побывал на рассвете их бытия, раньше чем свет – и электричество – был доставлен туда во имя более высокой морали… и более крупных барышей. Наутро после нашей беседы о Джиме он упомянул за завтраком о Патусане, после того как я процитировал слова бедного Брайерли: «Пусть он зароется на двадцать футов в землю и там остается».

Заинтересованный, он посмотрел на меня внимательно, словно я был редким насекомым.

– Что ж, и это можно сделать, – заметил он, прихлебывая свой кофе.

– Похоронить его как-нибудь, – пояснил я. – Конечно, занятие неприятное, но это лучшее, что можно придумать для него – такого, как он есть.

– Да, он молод, – отозвался Штейн.

– Самое юное человеческое существо, – подтвердил я.

– Schon![17]У нас есть Патусан, – продолжал он тем же тоном. – А женщина теперь умерла, – добавил он загадочно.

Конечно, я не знаю этой истории. Я могу лишь догадываться, что некогда Патусан был уже использован как могила для какого-то греха, провинности или несчастья. Нельзя заподозрить Штейна. Единственная женщина, когда-либо для него существовавшая, была малайская девушка, которую он называл «моя жена-принцесса» или, реже, в минуты откровенности, «мать моей Эммы». Кто была эта женщина, о которой он упомянул в связи с Патусаном, я не могу сказать, но по его намекам я понял, что она была образованна и красива – наполовину голландка, наполовину малайка, – с историей трагической, а быть может, только печальной; самым прискорбным фактом этой истории был, несомненно, ее брак с малаккским португальцем, клерком какой-то коммерческой фирмы в голландских колониях. От Штейна я узнал, что этот человек был во многих отношениях личностью неприятной, пожалуй, даже отталкивающей. Единственно ради жены Штейн назначил его заведующим торговой станцией «Штейн и Ко» в Патусане; но с коммерческой точки зрения назначение было неудачно – во всяком случае для фирмы, – и теперь, когда женщина умерла, Штейн не прочь был отправить туда другого агента. Португалец – его звали Корнелиус – считал себя особой достойной, но обиженной, заслуживающей с его способностями лучшего положения. Этого человека должен был сменить Джим.

1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 ... 113
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?