Одного поля ягодки - Светлана Алешина

Более того, я наябедничала с огромным удовольствием, что Этель скрывает какого-то очень подозрительного типа по имени Лео. То есть не желает о нем ничего рассказывать.

— Неправда! — возмутилась Этель.

Пожалев, что она так хорошо шпарит по-русски, я снова сказала:

— А если этот твой Лео и есть тот самый человек, который заинтересован в твоем исчезновении? Если они договорились с Элен, а? Украдут тебя и потом получат денежки с папашки?

— Этого не может быть, — проговорила Этель тихо. — Лео… Он совсем не плохой. Он никогда не причинил бы мне вреда!

* * *

Виталик приходил в себя.

Его веки с трудом поднялись. Больше всего он сейчас боялся, что его глаза снова увидят этого гада.

Почему-то его лицо было мокрым…

Почему?

Перед глазами все плыло. Вдруг он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и вздрогнул.

— Черт, — тихо выругался он. Губы были распухшими, поэтому вместо ожидаемого «черта» получилось «ш-шерш»…

Неужели этот гад не ушел? Он же все сказал!

Впрочем, руки были свободны. Он пошевелил ими и с облегчением вздохнул:

— Шер-ш.

— Кого мы шерш? — услышал он знакомый голос и снова вздрогнул.

Прямо напротив него возвышался Жаба собственной персоной.

— Славик? — скорее простонал, чем спросил, Виталик. — Как хорошо, что это ты!

— Хорошо, что это я? — искренне удивился Жаба. — А кто тут был? Почему у тебя дверь была распахнута? Ты ожидаешь гостей?

— Нет, — попробовал улыбнуться Виталик. — Все гости, по счастью, уже вышли вон…

— Да, — протянул Жаба, насмешливо рассматривая лицо Виталика. — Ну и рожа у тебя. Ни один фейс-контроль в приличном месте не пройдешь! Кто это тебя так уделал? Ревнивый супруг?

Что-то помешало Виталику откровенно рассказать обо всем. Сейчас он даже не мог сказать, кого он больше боится: Жабу или своего недавнего гостя.

Впрочем, боялся он обоих.

«Один стоит другого, — уныло подумал он, глядя в откормленное и надменное лицо Жабы. — Оба вы дешевые убийцы!»

И ему впервые захотелось оказаться так далеко от этого места и здешнего общества, чтобы даже воспоминаний об этих суках не осталось. Но это было невозможно.

«Бежать бы отсюда, да некуда», — с тоской подумал он, смотря в бесцветные Жабины глаза, не обещающие ему ничего хорошего.

* * *

— Этель, — произнес Ларчик, глядя на нее теперь так задушевно, что Этель неминуемо должна была ему довериться. — Видите ли, Этель, я не хочу вас пугать, но ситуация у нас весьма опасная! Не знаю, рассказала ли вам Саша о том, что произошло в баре…

— Рассказала, — кивнула Этель.

— По приметам человек, пославший Саше записку, очень опасен. Он спутал ее с вами, значит…

Он выдержал эффектную паузу, искусством которой он владел не хуже великого Щепкина, и, когда щеки Этель побледнели, продолжил:

— Значит, он охотится на вас.

— Если бы он на меня охотился, он не стал бы писать эти глупые записки, — хмуро попыталась возразить Этель.

— Жаба — человек нестандартный, — усмехнулся Ларчик. — Я уже говорил Саше, что он всегда играет в кошки-мышки. Конечно, то, что он встретил в баре Сашу, несомненная удача…

— Я бы так не сказал, — подал голос доселе молчавший Пенс. — Потому как получается теперь, что он будет преследовать Сашку, так?

— Сережа, ты и сам прекрасно понимаешь, что Сашка куда более способна к сопротивлению, чем Этель!

— Что? — возмутилась Этель. — Откуда вы знаете, на что я способна, а на что нет?

— В том-то и дело, что не знаем, — съязвила я. — Может быть, вы вообще это все сами придумали с Лео.

— Нет, — проговорила она, но как-то не очень уверенно. — Зачем мне это?

— Чтобы получить все те же деньги.

— Я не хочу отцовских денег, — возразила Этель.

— Почему? — искренне удивилась я.

— Потому что…

Она немного грустно посмотрела на Пенса и пробормотала:

— Потому что они грязные, его деньги! Очень грязные!

Ларчик взглянул на нее с недоверием.

— Подождите, Этель, — сказал он. — Но ведь вы сюда приехали на его деньги?

— Нет! — горячо возразила Этель. — Не на его. Я заработала. Понимаете? Я целый год работала учительницей у одного русского эмигранта. Учила его ребенка французскому, и заодно его жену. Именно там я так и освоила язык.

— Успокойтесь, — попросил Лариков.

Этель явно обиделась. Ее руки были сцеплены в «замок» на коленях, а в глазах светилось такое упрямство, что я сразу поняла — мое собственное упрямство по сравнению с ее упрямством ничего не стоит.

— Слушайте, Андрей Петрович, — мягко сказала я. — Что вы привязались к ее отношениям с господином Мальпером? Живет Этель на его «грязные» деньги или не живет — ваше-то какое дело?

Она не ожидала от меня поддержки, поэтому взглянула с удивлением и благодарностью.

— Да никакого, — согласился он. — Меня просто интересует, почему мадемуазель Мальпер считает его деньги грязными и кто такой Лео. Думаю, что и вас это интересует, Александра Сергеевна! Или я ошибаюсь?

— А я не знаю, почему они грязные, — грустно призналась Этель. — Сначала мы жили нормально. Скромно, конечно, но весело и нормально. А потом появились какие-то ужасно неприятные люди, и сразу потекли деньги. Люди, впрочем, скоро исчезли, но деньги остались. Я так и не узнала, кто они были, отец избегал о них говорить. Я правильно сказала?

— Правильно, — кивнула я.

— А то у меня иногда еще не все получается со смысловыми оборотами, — улыбнулась немножко виновато Этель. — А для меня это важно, потому что я очень хочу переводить стихотворения. Ну так вот. А Лео… Он к этой истории никакого отношения не имеет. Во всяком случае, мне так кажется. Лео — очень хороший человек, и вряд ли он вообще что-то может знать о делах моего отца. Хотя и работает с ним.

— Если он с ним работает, то должен знать, — хмуро возразил Ларчик.

— Но папина фирма не имеет никакого отношения к его «подпольному бизнесу»! — запротестовала Этель.

— Нам надо познакомиться с этим вашим Лео, — продолжал настаивать Лариков. — Может быть, удастся найти ниточку без излишней опасности для нашей Александры. Вы хоть понимаете, что мы ради вас подставляем девушку под удар, а вы прячете от нас своего «сердечного друга», который может прояснить эту дурацкую ситуацию?

Она молчала. А Пенс снова возмущенно засверкал очами — ему все-таки явно была близка к сердцу моя судьба.