Стальной век. Социальная история советского общества - Вадим Дамье

Хотя число стачек в 1925 г. в среднем составляло 20–30 в месяц (пик приходился на летние месяцы), недовольство среди городских рабочих и особенно безработных сохранялось. Рабочие нередко отказывались участвовать в официальных мероприятиях, говоря: «Здесь нам делать нечего, здесь одни коммунисты и комсомольцы, действительных рабочих нет». Часто делались высказывания, что членов партии надо «заставить работать», как всех. Безработные, в свою очередь, были настроены все более решительно: «Надо открыто заявить коммунистам — вы править государством не умеете и уходите к черту под лодку». По всей стране неоднократно вспыхивали бунты на биржах труда и демонстрации безработных; раздавались призывы «вспомнить пятый год»: «Нам терять нечего, мы на краю гибели»215. Все больше тревожило власти и недовольство в армии; солдаты называли коммунистов «привилегированной кастой». Снова активизировались анархисты, пытавшиеся работать даже среди военнослужащих.

В 1926 г. наблюдался новый подъем забастовочного движения: в апреле произошло 55 забастовок, в мае — 73, в июне — 139, в июле — 113, в августе — 82. Бастовали металлисты, сезонные рабочие, текстильщики, продолжали бунтовать безработные. В деревне вспыхивали столкновения между крестьянскими (середняцко-бедняцкими) и кулацкими группировками216. Обеспечить социальную стабильность большевистскому режиму не удавалось.

Социально-экономическая и политическая неустойчивость и неопределенность путей развития страны обостряли разногласия и противоборство в большевистском руководстве. Сразу после XII съезда разгорелась острая борьба за наследство умиравшего Ленина. Реальная власть оказалась в руках Сталина, Каменева и Зиновьева — так называемой «тройки». Осенью 1923 г. Троцкий решился бросить им открытый вызов. Воспользовавшись резолюцией пленума ЦК о необходимости оживления партработы и развития «рабочей демократии» внутри партии (сентябрь 1923 г.), он направил письмо ЦК и ЦКК РКП (б), обвинив правящую верхушку и аппарат в обюрокрачивании и отрыве от масс. Его требования внутрипартийной демократизации были фактически поддержаны в «заявлении 46», подписанном его сторонниками, сторонниками группы «демократического централизма» и «рабочей оппозиции». «Режим, установившийся внутри партии, совершенно нестерпим, — говорилось в заявлении, — он убивает Самодеятельность партии, подменяя партию подобранным чиновничьим аппаратом, который действует без отказа в нормальное время, но который неизбежно дает осечки в моменты кризисов и который грозит оказаться совершенно несамостоятельным перед лицом надвигающихся серьезных событий»217. Т. н. «левая оппозиция» 1923 г. требовала пересмотреть запрет фракций и провести внутрипартийные консультации.

Ответ со стороны «тройки» не заставил себя ждать. В январе 1924 г. XIII партийная конференция, по докладу Сталина, осудила оппозицию как «мелкобуржуазный уклон»218. Пленум ЦК поручил комиссии во главе со Сталиным развернуть чистку Красной армии — ведомства Троцкого. Это стало началом заката влияния бывшего «человека № 2» в партии. Решения конференции, по свидетельству Крупской, глубоко обеспокоили тяжело больного Ленина219, что и спровоцировало у него последний, смертельный инсульт. В 1925 г. не унимавшийся Троцкий был снят с поста наркома обороны.

В борьбе с правящей верхушкой Троцкий и его сторонники попытались сформулировать собственные предложения о развитии страны. Не выступая в принципе против НЭПа и регулируемых государством рыночных отношений как таковых, они призывали внести существенные коррективы в экономический курс. Троцкий полагал, что в основе постоянного кризиса лежит недостаточный уровень развития промышленности. «…Крестьянин на недостаток промышленных товаров отвечал все более упорной стачкой: не вывозил на рынок зерна и не увеличивал посевы», — вспоминал он в работе «Преданная революция» («Что такое СССР и куда он идет?»), написанной уже после высылки из СССР в 1929 г. Подобно другим русским социал-демократам (как большевикам, так и меньшевикам), Троцкий считал основным препятствием на пути прогресса тенденции к натуральному хозяйству: «…Не получая промышленных продуктов, крестьянство возвращалось к хозяйству для собственных потребностей и возобновляло старые кустарные промыслы».

Но для индустриального рывка необходимы были средства, и «левая оппозиция» склонялась к тому, чтобы изъять их у крестьянства, продолжая таким образом старую царскую политику в отношении сельской общины. «В стране, исчерпавшей вконец свои накопления и запасы, промышленность не могла развиваться иначе, как путем заимствования хлеба и сырья у крестьян», — писал Троцкий220 221 279. Он предостерегал как от «слишком больших» изъятий, умерщвлявших у крестьян «стимулы к труду», так и от «слишком малых». Экономист Е.А.Преображенский, примыкавший к

«левой оппозиции», утверждал, что выкачивание средств из деревни — ~ «279

важнейший источник «первоначального социалистического накопления». При этом «левые» предлагали возложить основную нагрузку на зажиточные слои деревни, предоставив более бедным слоям различные льготы. Облегчить положение сельской бедноты должно было и поощрение кооперации. Но в первую очередь «левые» объявляли себя защитниками социальных и материальных интересов городских рабочих.

Представители оппозиции (Н.Осинский, Е.А.Преображенский, Г.Л.Пя-таков) добивались усиления директивного планирования «сверху» при наличии свободно устанавливаемых государственными трестами оптовых цен для «достижения наибольшей прибыли», открытия рынка дешевым заграничным промышленным товарам («торговой интервенции») и ужесточения кредитной монополии. Троцкий отдавал себе отчет в том, что отстаиваемые меры не в состоянии привести к кардинальному решению проблем

страны. Но он надеялся на то, что в обозримом будущем все же наступит победа «мировой революции», и это выведет Россию из экономического тупика. Важно было продержаться до этого момента, поддерживая высокие темпы развития, пока можно.

В большевистском руководстве, однако, усиливались позиции приверженцев иного варианта — «правого» (Н.И.Бухарина, А.И.Рыкова и группы молодых экономистов). Те обращали внимание на то, что основными поставщиками товарного хлеба были крупные хозяйства капиталистического типа («кулацкие»): весной 1926 г. почти 60 % предназначенного для продажи хлеба было в руках 6 % крестьянских хозяйств222. С точки зрения «правых», именно на них, а не на работавшие на самообеспечение мелкие хозяйства в деревне, и следовало делать ставку. На основе окрепшего сельского хозяйства, способного создать в деревне значительный «прибавочный продукт», предполагалось как накормить население, так и принести в страну капиталы, благодаря расширению экспорта аграрной продукции. Что касается промышленности, то упор, по мнению «правых», нужно было сделать, в первую очередь, на производство предметов широкого потребления, а затем уже — поднимать тяжелую промышленность. Они обвиняли «левых» в том, что предлагаемое ими ускоренное развитие тяжелой промышленности в рамках индустриализации приведет, напротив, к снижению уровня жизни трудящихся.