Ведьма из-за моря - Виктория Холт

Я увидела, что Дженнет тоже заражена этим поверьем.

— Если ее обвинят в колдовстве, что будет с Сенарой?

Дженнет встревожилась.

— Тогда обвинят в колдовстве и ее дочь, — продолжала я.

— Но она же еще совсем крошка!

— А какое им до этого дело? Если заберут одну, заберут и другую.

Лицо Дженнет приняло решительное выражение, как бывало всегда, когда нужно защитить ребенка.

— Это все ерунда, — с жаром возразила она. — Было кораблекрушение, и Мария — с того корабля, и это просто совпало с Хэллоуином.

Я поняла, что говорила с ней правильно. Я была уверена, что Дженнет подействует на остальных, но она не смогла совсем уж рассеять подозрения. Мария появилась в ночь Хэллоуина, а для людей, которые верили в колдовство, это было важно.

Март был необычайно теплым, и весна в том году была ранняя. Маргаритки и одуванчики окрасили луга в белый и золотой цвет. Я унаследовала любовь к цветам от бабушки и всегда радовалась, когда они появлялись. В это время года я обычно выезжала в поля в поисках диких нарциссов и анемонов, а также пурпурно-синих цветов ползучей ивы, о которых я слышала от матушки. В этом году было по-другому. Выехав, как всегда, в луга, я думала о будущем Марии, о том, что будет с ней и ее дочерью, ибо не могли же они бесконечно оставаться в нашем доме.

«Куда они пойдут? — думала я. — Мария — испанка, но как она доберется до Испании? Может быть, она могла бы доплыть на одном из кораблей отца? Но поскольку наши страны враждуют, это нелегко организовать. Думаю, со временем Мария нам все скажет.

Она уже пять месяцев живет у нас. Конечно, если бы не ребенок, она не осталась бы так долго».

Я удивлялась, почему Колум не замечал ее присутствия. Мария считалась нашей гостьей, но, должна признать, временами она вела себя как хозяйка дома. По своему характеру Колум не мог стерпеть такого, но после первой вспышки гнева никакого продолжения не последовало. У меня не выходило из головы предостережение Эдвины, потому что ее предсказания часто сбывались.

Однажды в чудесный мартовский день, возвратившись с одной из прогулок, я оставила лошадь в конюшне и, проходя во двор через узкую арку, услышала голоса. Я остановилась, узнав Колума и Марию. Это так удивило меня, что я встала как вкопанная. Я не могла их видеть, как и они меня, но голос Колума с его глубоким тембром был слышен хорошо.

Они ссорились, и я чувствовала скрытый гнев в голосе Колума.

— Убирайся! — говорил он. — Я не потерплю тебя под своей крышей! Убирайся, и забирай свое отродье!

Она засмеялась. Это был грудной смех, полный злобы и ненависти. Она говорила, запинаясь, но суть ее замечаний была понятна.

— Ты в долгу передо мной, до тех пор, пока я этого желаю! Ты погубил наш корабль… Ты… ты — убийца! Ты взял наш товар, ты взял наши жизни… Я живу, мой ребенок живет, поэтому ты должен нам все, что нам понадобится.

— Я ничего тебе не должен.

— Подумай, хозяин замка! Я уйду отсюда и расскажу…

— Ты расскажешь… что ты расскажешь?

— Как ты разбогател…

Я отпрянула в тень. От страха тошнота подступила к горлу. Я подумала о тех штормовых ночах и о людях, возвратившихся в Морскую башню.

— Кое-что я помню, — продолжала Мария. — Корабль, огни, большие камни… в море. Огни должны были предупредить нас об опасности, но их там не было. Я знаю, что ты делаешь. Ты заманиваешь корабль на камни и грабишь его.

— Кто поверит этой чепухе?! — воскликнул он.

Она опять засмеялась.

Я не могла оставаться на месте: в любую минуту Колум мог прийти со двора и увидеть меня, подслушивающую. Я повернулась и побежала прочь. Я не могла сказать, что это было для меня ударом. Эта мысль уже поселилась во мне… с того момента, как я увидела людей с фонарями, а может быть, и раньше.

Значит, вот что он делал. Он посылал своих людей с фонарями, они уезжали за несколько миль, чтобы огнями якобы указать, где был замок Пейлинг и «Зубы дьявола», как раз перед ним, и, думая избежать предательских камней, корабли шли прямо на них.

Это была дьявольская выдумка, и Колум делал это, чтобы захватить груз и продать его. Сколько кораблей они погубили таким образом?

Я вспомнила пять штормовых ночей, когда он занимался этим делом. Не каждый раз, конечно, ему удавалось поживиться, но то, что он вообще мог делать это, привело меня в ужас и изменило мое отношение к нему.

Я не знала, что делать. Он был мне мужем, отцом моих детей, но его профессия — если это можно так назвать — ужасала меня.

Я глупо сделала, что пришла в спальню, ибо почти сразу же дверь распахнулась и появился Колум, красный от гнева после разговора с Марией. Я не могла молчать:

— Я только что поднялась сюда. Я была во дворе и слышала, что говорила тебе Мария.

Он с удивлением посмотрел на меня. Глаза его сузились.

— Я знаю, что это правда. Колум, это ужасно!

— И ты тоже! — сказал он. — Ну хватит, мне хочется наказать вас обеих.

— Она права: ты заманил корабль, на котором была Мария, на камни ради его груза. Случайно ей удалось спастись. Я…

— И ты привела ее сюда. Если бы я знал, что ты сделаешь…

— Да, ты бросил бы ее обратно в море, потому что 1Ы такой человек. Для тебя человеческая жизнь — ничто, ты пренебрегаешь ею, если она стоит на твоем пути. Меня тошнит, когда я думаю об этом.

— Тогда, мадам, вам лучше привыкнуть к такому состоянию. Если я женился на трусливой женщине, то помоги ей Бог, ибо я заставлю ее подчиниться мне и держать рот на замке! — Он вдруг подошел ко мне и схватил за руку. — Ты кому-нибудь говорила об этом? Может быть, своей матери?

— Как я могла сказать ей? Ей будет противно, и она будет настаивать, чтобы я вернулась домой. Он отпустил мою руку.

— Дом твой здесь, и, клянусь Богом, ты останешься в нем, пока я хочу этого. Что же до презрения твоей матушки, то я не верю, что твой отец так уж чист. Интересно, сколько испанцев убил он?

— Мы всегда воевали с Испанией.

— Они умирали, потому что была война или потому, что у них было золото и драгоценности? Ответь мне.

Я знала, что он говорил правду, и знала, что моя мать, честная и добрая, оставалась с отцом и по-своему любила его, несмотря на то, что руки у него были в крови.

Я хотела уйти, побыть одной, подумать, спросить себя, что хотела я сделать, ибо не была уверена в себе. Я хотела быть с Колумом. Я должна была признать, что он удовлетворял мои чувства: когда мы были вместе, я обо всем забывала. Его сила, его власть над всем и всеми в замке — в такие минуты я чувствовала, что хотела подчиняться, я принимала его грубую любовь, она удовлетворяла часть моей натуры. Но когда его не было со мной, когда я думала о нем, во мне возникало отвращение и я хотела вернуться в Лайон-корт. Я хотела поговорить с кем-нибудь и понять себя. Поговорить с матушкой я не могла, потому что то, что я скажу ей, обеспокоит ее. Она не захочет, чтобы я продолжала жить с человеком, который заманивал людей в ловушку и убивал ради выгоды, но все-таки она же продолжала жить с отцом?