СССР при Брежневе. Правда великой эпохи - Димитрий Чураков

Особенно сильным было наследие 1920-х – начала 1930-х годов, когда в советском обществе безраздельно господствовала единственная правящая партия. Попытки Сталина в конце 1930-х – начале 1950-х годов отделить партию от государства и повысить роль государственной вертикали власти были отвергнуты. После смерти вождя некоторые его последователи, такие как Л.П. Берия и Г.М. Маленков, еще пытались следовать сталинским курсом в этом вопросе. Но победа в борьбе за сталинское наследие Хрущёва прервала эту линию развития советского общества. Наоборот, с 1955-го и особенно с 1956 года не только на словах, но и на деле проводилась политика возврата «к ленинскому» стилю работы и «принципам Октября», причем, как и следовало ожидать от людей, подобных Хрущёву, к самым ошибочным, давно доказавшим свою непригодность в российских условиях. Хрущёв возвратил диктатуру партии, к которой призывал еще один из его прежних кумиров – лидер левой оппозиции Г.Е. Зиновьев. Как писал Карл Маркс, все в истории повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй раз – в виде фарса59.

Важнейшим, доминирующим компонентом советской политической системы являлась КПСС. Происходит процесс ее перелицовки из политической партии авангардного типа в массовое народное движение. За отмеченный период ее численность возросла почти вдвое – с 11,5 млн до 19 млн членов! Партия, как и все общество, тоже имела весьма сложную, разветвленную структуру, которая регламентировалась партийным уставом. Теоретически главным партийным органом выступал съезд. В промежутках между съездами за положением и в самой партии, и в стране должен был наблюдать и принимать свои «судьбоносные решения» ее Центральный Комитет. Однако очень часто ключевые управленческие решения принимались не партсъездами и даже не пленумами ЦК, а Политбюро. Иногда еще проще – лично генеральным секретарем с наиболее влиятельными членами его ближайшего окружения. Так, например, было принято решение о вводе советских войск в Афганистан.

Несмотря на важность тех позиций, которые занимали сам генсек и Политбюро, их власть не являлась неограниченной. Центральный Комитет КПСС и партсъезды играли весьма существенную роль. Можно сказать, что они выполняли функцию своеобразных представительных органов власти. ЦК КПСС и партсъезды представляли мнения практически всех социальных групп населения и регионов СССР. В определенном смысле можно сказать, что они формировались на коалиционной основе. Участниками коалиции при этом выступали не политические партии, а значимые центры силы, отражавшие весь спектр советского общества: молодежь, рабочие, женщины, крестьяне, военные, регионы, разные национальности, министерства и т. д. Все они, в той или иной мере, были представлены на партсъездах и в ЦК партии. С этим делегированным наверх общественным мнением в СССР привыкли считаться, по крайней мере его учитывали при определении ключевых направлений развития страны. Преувеличивать коммуникативные функции партийных органов не приходится, но и недооценивать их было бы глубоко ошибочно.

В годы стабилизации советской системы состоялось четыре партсъезда. На каждом из них принимались достаточно важные для страны, а иногда и для всего мира решения. Так, на XXIII съезде КПСС, который проходил весной 1966 года, было принято решение о восстановлении прежних наименований: Политбюро ЦК КПСС (вместо президиума) и генерального секретаря (вместо первого). Акт сугубо символический, мало что менявший не только в институциональном, но даже и в персональном плане. Окончательного разрыва с хрущевским наследием в партийном строительстве и восприятии облика партии не произошло. Помимо этого в уставе партии был восстановлен параграф о возможности созыва партконференций – шаг к демократизации партийного режима (свою роль он выполнит в годы «перестройки»). Среди хозяйственных решений XXIII съезда следует отметить не только принятие директив по VIII пятилетнему плану, но и меры в социальной сфере. Это, прежде всего, снижение налогов на зарплаты и увеличение пенсий. Эти меры коснулись большинства жителей СССР.

Следующий, XXIV съезд правящей партии состоялся весной 1971 года. Именно на этом съезде была выдвинута и обоснована громко прозвучавшая за рубежом Программа мира. Ее последовательная реализация Советским Союзом способствовала серьезному потеплению атмосферы международных отношений. Тогда же в качестве основного вектора внутренней политики провозглашается курс на повышение благосостояния советских граждан, который теперь определял не только базовые показатели IX пятилетки, но и «общую ориентацию хозяйственного развития страны на длительную перспективу». Кроме того, на съезде было принято решение об обмене партийных билетов. Делегаты одобрили новый вид партбилета. На красной книжице изображался портрет В.И. Ленина, который дополняла его знаменитая фраза «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи». Оценивая это решение в одной из своих записок в ЦК КПСС, Брежнев настаивал: «Сейчас в стране идет обмен партийных билетов, и мы с вами на Политбюро решили дать в партбилете замечательные слова В.И. Ленина: Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи! Да, для нас партия, ее дела, ее съезды – святая святых. И мы не должны позволить никому даже в малейшей степени посягнуть на это»60. Увы, на практике с этого времени появляется целая серия анекдотов и скабрезностей, в которых это утверждение вождя зло обыгрывалось…

В начале 1976 года Москва принимала делегатов XXV – в своем роде юбилейного – съезда КПСС. В советских СМИ он освещался с особым размахом. Благо к тому времени телевизоры были уже почти в каждой советской семье, а некоторые семьи начали обзаводиться вторым телевизором, причем некоторые – цветным. Впрочем, трансляции и репортажи со съезда далеко не во всех случаях могли рассчитывать на тот эффект, который от них ждали. К тому времени стоящие во главе государства старцы начали восприниматься все более критически. Так что на съезде было бы важно придать динамизм и большую осмысленность поступательному развитию страны. Однако вместо этого съезд пошел по пути самовосхваления: в его документах было отмечено «возрастание руководящей роли Коммунистической партии в развитии социалистического общества». В контексте такого рода «теоретических новаций» конкретные планы роста материального производства и благополучия граждан (при том – весьма внушительные) отдавали формализмом и мало кого вдохновляли.

Последний «застойный» съезд пришелся на начало 1981 года. На нем шла речь о том, что в тот момент волновало в нашей стране многих, в томи числе многих моих сверстников и лично меня – а именно о готовой взбунтоваться Польше. Очень хорошо помню разговоры старших ребят, готовящихся к призыву. Тогда от армии как от чумы еще не бежали, но особо уже не рвались. Видимо, у многих события в Польше, так же как и двумя годами раньше в Афганистане, всколыхнули генетическую память предков – древних славян, героических русичей. Очень многие старшие ребята стремились поскорее получить в руки автомат или сесть за рычаги танка и как следует напомнить полякам 1612 год. Так что партийные делегаты очень даже отражали настроения пассионарной части молодежи, когда записывали в своей резолюции: «Братскую Польшу мы в беде не оставим и в обиду не дадим!»61 XXVI съезд проходил в самой сложной хозяйственной ситуации за весь брежневских период. Поэтому на нем прозвучали слова о недостатках в управлении экономикой, планировании и реализации своих же планов. Но что это было: ритуальное самобичевание или предвестие действительных перемен? Сейчас точно уже не скажешь.