Гордое сердце - Эдит Лэйтон

Он ощутил волну свежего воздуха, когда отворилась дверь в центральный холл.

— Майор Эрик Форд, — возвестил дворецкий. Драмм впервые за день искренне и широко улыбнулся.

— Ты меня спас, — говорил он часом позже, когда они с Эриком наконец остались одни. — Появился кто-то еще, для кого они стали прихорашиваться. Благодари Бога за свою физиономию.

— Спас тебя? Да ты выглядел, как свинья перед полным корытом.

— Милое сравнение, но не точное, — с улыбкой ответил Драмм. — Скорее как свинья на блюде, запеченная с яблоком во рту.

— Аннабелл выглядела лучше, — искоса взглянув на дружка, сказал Эрик.

— Если твои интересы лежат в этой области, то, пожалуйста, скажи мне, я выкраду ее для тебя и сделаю все для того, чтобы вы соединились. Она не такая уж плохая, просто не для меня. Хотя кто знает, — торопливо добавил он, поскольку не был уверен, как все может обернуться, и подумал, что нехорошо говорить жестокие вещи, даже своему другу, о леди, на которой придется когда-нибудь жениться.

— Как нога? — спросил Эрик, наполняя бокал из графина, стоящего на буфете.

— Ужасно чешется. Я испытываю жуткое искушение сорвать шины и скрести ее до крови. Но совсем не болит и даже не ноет, — похвалился Драмм. — Я понемногу тренируюсь у себя в комнате, чтобы уж совсем не превратиться в желе, но ходить пока не могу. Жаль, что дождь кончился, — продолжал Драмм. — Я радуюсь, когда вижу грозовые облака, потому что тогда у меня нет сожаления о том, что я не могу пройтись по парку. Но когда светит солнце и весь народ гуляет, это невыносимо. А когда меня возят по городу, словно младенца в коляске, это еще хуже. Я так мечтаю получить костыли, как когда-то, мальчишкой, всматривался, не растет ли у меня борода, — будто костыли могут доказать всем, что я уже стал мужчиной. Господи, я становлюсь плаксой и одновременно грубияном. Солнечные деньки приносят ощущение, как будто меня предали, и это злит, но сейчас меня злит все.

Драмм замолчал, задумавшись, что заставляло его испытывать подобные чувства. С тех пор как он вернулся в Лондон… Внезапно его лицо осветилось живейшим интересом.

— Ну вот, с ногой у меня дела обстоят лучше, чем с головой! Как Александра? А мальчики?

— Мальчики — прекрасно. А Александра здесь, в Лондоне.

— Не может быть! — сказал Драмм, и глаза его засверкали. — Скажи, когда она приехала?

— Сегодня утром. Я недавно оставил ее у Джилли и Деймона. Она была приятно взволнована предстоящей поездкой, но когда приехала, испугалась. Они ее успокоят. Девушка хотела знать, когда можно тебя посетить.

— Сейчас, через час, в любое время, которое ее устроит!

— Я ей передам. А не хочешь ли узнать, что я выяснил насчет твоего несчастного случая?

— Боже! Я подозревал, что у меня действительно сильнее всего пострадала голова. Конечно, хочу. Пожалуйста, расскажи, что ты обнаружил?

— Ничего определенного. Но очень много подозрительного. Я не обнаружил даже намека на какого-нибудь мальчишку с украденным ружьем. Но выяснил причину, по которой кто-то мог взбеситься, увидев тебя в окрестностях. Похоже, милый папаша Александры был бонапартистом, а не только скрягой.

Драмм кивнул.

— Неудивительно. Как я понял, он был человеком такого типа, который для развлечения мог мучить котят. Ну и что с того? Он давно умер.

— Поблизости жили его друзья таких же политических взглядов.

— Но они не могли знать, что я буду там проезжать, — резонно заметил Драмм. — И какой в этом смысл? Война закончилась. Наполеон мертв. Любой разочарованный революционер мог с таким же успехом взять ружье, стать в центре Лондона, уж если на то пошло, и палить куда попало. Маловероятно. Я все еще считаю правдоподобной версию с мальчишкой-идиотом и украденным оружием.

Эрик не сводил с него глаз.

— А я подумываю о том, что это может быть месть особого рода. Сумасшедший, выбравший тебя по причине, которую может понять только другой сумасшедший. Не сомневайся, такое возможно. Ты работал на правительство, и любой мог догадаться, что все твои поездки в Европу за прошедшие годы не были просто путешествиями ради удовольствия.

— Половина наших общих знакомых участвовала в этой войне, — хмыкнул Драмм.

— Но военная форма делает человека незаметным. Ты ездил на Эльбу не так давно — перед тем как умер маленький император, ты побывал на острове Святой Елены. Дважды, если я не ошибаюсь. Кто-то мог по крайней мере заметить это.

Драмм пожал плечами.

— Я был обычным курьером.

— Верю. Но английские сторонники Бонапарта — это странные люди, которые поддерживали его не только по философским причинам, но и руководствуясь личными соображениями. Я кое-что разузнал о них. Зачем англичанину работать на иностранного императора? Это были люди, которые хотели разрушить знакомый им мир в надежде, что в новом мире они добьются большего. Но они не зашли настолько далеко, чтобы объявить о себе или вступить в открытую борьбу. Это книжные черви, у которых нет своей собственной жизни. Те, кто живет жизнью других, умирают, если их кумир уходит. Привязать себя к своему богу тем, что мстить кому-то за его поруганное имя, — вот блюдо как раз в их вкусе.

— Блюдо? — рассмеялся Драмм. — Понятно. Ты предлагаешь, чтобы я нанял кого-нибудь пробовать мою пищу?

— Может быть. Сейчас ходит даже дикий слушок, будто Наполеона отравили. Я, правда, не захожу настолько далеко. Я просто прошу тебя быть поосторожнее.

— О, поосторожнее. — Улыбка Драмма стала печальной. — Тебе незачем беспокоиться. Будь уверен — я всегда осторожен во всем, что говорю и делаю. Я самый сдержанный человек из всех, кого ты встречал. Сдержан во всем, к несчастью для меня.

На следующий день в салоне графа Драммонда собралась еще более внушительная коллекция девиц на выданье, которые принимали различные позы, хихикали и вообще любыми способами пытались привлечь внимание апатичного хозяина дома. Драмм очень обрадовался появлению Эрика, потому что, несмотря на настоятельные просьбы их мамаш, многие молодые дамы пожелали отвлечься от прикованного к креслу костлявого ехидного господина, невзирая на то что он граф, и вместо этого постараться привлечь внимание огромного красавца блондина.

Даже Аннабелл не могла удержаться и не пококетничать с Эриком, а история их отношений не была лучезарной. Когда-то он пытался отвлечь ее от Рейфа, исключительно для того, чтобы защитить новую невесту Рейфа. «А может, дело было не только в этом?» — думал Драмм, глядя, как они стояли рядом. Они были превосходной парой, каждый представлял из себя картину физического совершенства. И конечно, если кто-то и мог обнаружить сердце у этой красавицы, это был Эрик.

Но их флирт мог ничего и не означать. Эрик — добрый человек, сама любезность, а Аннабелл настолько свободно держится в обществе, что может притворяться, даже не замечая этого. Она кокетничает с такой же легкостью, как остальные дышат. Беседуя с Эриком, она тем не менее находила время, чтобы понимающе поглядывать на Драмма, и часто улыбалась ему, как бы показывая, что осознает всю нелепость их ухаживания и не воспринимает его всерьез. Сегодня Аннабелл выглядела прекраснее, чем обычно, в небесно-голубом платье с темно-синей верхней юбкой. Она высоко уложила свои локоны, чтобы аппетитная фигурка казалась выше и стройнее. Сапфировая подвеска сверкала на высокой груди великолепной формы. Драмм не мог не восхищаться ею.