Я в степени N - Александр Староверов

Останавливаюсь. Не могу идти. Трудно очень. Вынимаю очередную сигарету, закуриваю. Никотин вредит здоровью, но помогает выживанию. Так же, как алкоголь и другие осуждаемые обществом вещества. Осуждать все могут, помог бы кто лучше… Отпускает немного, я задираю голову вверх, выдыхаю дым в безбрежное синее небо и вижу солнце. Постойте… А солнце, а небо и трава, а простые радости, подаренные нам Господом? Ради них стоит жить, однозначно. Удивительной, незамечаемой в суете красоты мир – это аргумент. Это всем аргументам аргумент. Аргументище! Жить стоит просто ради воздуха, ради того, что глаза видят. Я жить, жить хочу! Не желаю больше ничего знать, просто хочу жить, как и всё сущее… Не желаю, а знаю. Беда и проклятие человека – это знание. Если человек, то всё про себя знаешь. Знание против инстинкта. Насилие, изнасилование, каждая молекула внутри протестует – не надо, не знай, забудь, живи… А все равно знаешь.

Счет на моем табло один – один. Как и всегда: не выяснил ничего, вечная ничья и сомнения. Но сегодня край настал. Крайний случай, финал. Не может быть сегодня по правилам ничьей.

Хорошо, значит, дополнительный тайм. Второй и, возможно, самый главный и решающий вопрос: ради чего мне не быть? Люди живут просто так, не ради чего. Но уж умирать надо за что-то. Так за что? А за то же самое… За детей, чтобы запомнили папку человеком, за Аньку, чтобы хотя бы на могилке моей свободно задышала, чтобы всплакнула там, поняла – была любовь. Прошла, но была. Давно мне Славик сказал: «Не можешь жить человеком – умри. Но умри как человек». Он прав, как всегда, только так не хочется умирать. Забудут все через несколько лет, и какая тогда разница: человеком – не человеком… Они забудут и будут дышать, видеть осеннюю зелено-желтую травку, лучики холодеющего предзимнего солнца они кожей ощутят. А меня не будет. Сначала прошлым стану, потом позапрошлым, потом перегнию с прошлогодней листвой и исчезну. Не хо-чу! Не хочу умирать неизвестно за что. Вся эта дешевая мораль не мною придумана, дед в меня ее вложил, а в него тоже кто-то. Книжки постарались, книжки – вот где отрава. Спасаясь от страха смерти и одиночества, веками безумцы писали книжки. Выдумывали черт знает что – мораль, нравственность, фигню про слезинку ребенка, про любовь, творящую чудеса… Им страшно просто было. Я знаю, как это происходит: страшно – вот и пишешь. Творишь мир, исправляешь, улучшаешь, выдумываешь – и вроде не страшно. Вся эта паршивая книжная мораль не стоит мушки, ползущей по лицу живого человека. Не то что смерти… Выживу если – брошу писать и читать. И думать, по возможности. Жить буду, просто жить! Перерабатывать кислород в необходимый для фотосинтеза растений углекислый газ. Вот он – смысл жизни. Открылся мне наконец-то… А тогда за что мне умирать? Получается, не за что. Разве… постойте… подождите, подождите… А что, если… Что, если за деньги? Звучит глупо очень, но если вдуматься, вдуматься… Моя смерть все решает, всем будет хорошо. Пожалуй, кроме Железного Шурика. Ему будет плохо, а я не против, я согласен. Пусть будет. Я ему ведь зачем нужен? Обстановку в стране стабилизировать, власть верхушке помочь сохранить. Для этого необходимо писать книжки, делать заявления. Фигушки ему, трупаки книг не пишут, и заявлений от них не дождешься. Трупаки вообще никому не интересны, сразу вся эта кодла интерес ко мне потеряет, если умру. И к моим магазинчикам. Зато Анька, дети, родители не будут ни в чем нуждаться. Со временем они перестанут помнить о моей жесткости и неоднозначности. Святым я у них стану со временем. Я же хитрый – послал перед встречей с упырями адвокату инструкции на случай ареста. Передаст он письмо Аньке, когда копыта отброшу. А детей мой подвиг, мой образ светлый воспитает даже лучше, чем я сам. Намного лучше! Не получится у меня так, как у светлого образа. С фотосинтезом – это была минутная слабость. Я же не дерево. Вот родился бы деревом – тогда да, фотосинтез. Человеком я, к несчастью, появился на свет, приходится соответствовать. Ой, как смешно, обхохочешься, деньги решили все. Жил ради денег и помру ради них…

* * *

Я останавливаюсь недалеко от центрального входа в парк культуры и начинаю ржать – даже не как лошадь, а как целый табун лошадей. Нет, это правда смешно. Круг замкнулся. Бабло побеждает зло и превращает тварь дрожащую в человека. Сказал бы мне кто вчера – не поверил, но, похоже, так и есть…

Я смеюсь настолько безудержно, что на меня начинают обращать внимание идущие мимо люди. Охранник Вася нервно приближается вплотную и кладет руку на плечо. Это меня несколько отрезвляет. Умереть, оказывается, непросто, особенно под надзором тени Железного Шурика. Да и хватит ли духу? Солнце… Вот оно, подло и красиво блистает в безбрежном голубоватом небе, деревья, травка, цветочки… Хорошо было Славику в подвалах Лубянки, в аду, среди чертей-урок… Разбежался – и головой об стену. Там ничего не отвлекало, все однозначно, нет вариантов. А здесь – и стены не видно поблизости, и при Васе особенно не разбежишься… Может, под машину, под паровозик с детишками, медленно ползущий мимо, броситься? Медленно он ползет, не хватит скорости, а даже если и хватит – не хочется своей смертью незнакомым людям гадить, не по-людски это. Затаскают менты водителя по допросам, деньги вымогать станут, да и результат не гарантирован – могу не сдохнуть, останусь инвалидом и буду всем только мешать.

Но, черт возьми, как же я сразу не догадался? А ведь это выход! Это шанс на жизнь. Маленький, призрачный, но все-таки шансик. И главное – пример прямо перед глазами, с детства знакомый. Славик тогда, в сорок шестом, в камере, обманул себя – притормозил в последний момент перед стеночкой. Он мне сам рассказывал, я точно помню. Стыдился проявленной слабости: вот, мол, как тварь дрожащая в последний момент внутри взыграла. Но ведь по факту не обманул, выжил и жил потом долго и счастливо. Более того, своей решимостью сдохнуть сподвиг дедушек Железного Шурика к переговорам. А те ведь не из железа – из титана сделаны были, из брони непробиваемой. Мой Железный вообще от такого фортеля в труху осыпаться может, потому что ржавый внутри. Только как это сделать технически за оставшийся мне час? И здесь, в хипстерском парке, под приглядом ловкого и быстрого Васи?

Я оглядываюсь по сторонам, не находя ни одного подходящего места. И вдруг скорее не вижу, а вспоминаю, угадываю за деревьями всем известное сооружение. Оно идеально подходит для моих целей. Это мост. Крымский мост. Москвичам и гостям столицы он больше известен как мост самоубийц.

* * *

Я стою на середине Крымского моста и любуюсь уходящей вдаль панорамой Москвы-реки. Я не один стою, в полуметре от меня – Вася, чуть дальше – группа то ли японцев, то ли китайцев, делает снимки красот на свои последние айфоны. Добрался я сюда не без приключений. Вася не хотел пускать: «Сказано гулять по парку – значит, по парку».

– Звони начальству, – велел я. Он позвонил и передал мне трубку.

– Ты куда намылился? – послышался голос Железного Шурика. – Сбежать хочешь, дурачок?

– От вас сбежишь, пожалуй… – ответил я как можно более развязно. – Куда ж с подводной лодки денешься? Просто я урбанист от рождения, бесят меня деревья, если честно. Вот выхлопные газы – другое дело. Мне под них думается хорошо. Да чего вы боитесь? Присылайте второго Васю, если боитесь. Закуйте меня в кандалы, наденьте поводок – чего хотите делайте, но дайте газиками подышать, мозги СО2 проветрить. Прогуляюсь до метро «Парк культуры» и вернусь.