Столетняя война. Том III. Разделенные дома - Джонатан Сампшен

Геклена, которые коннетабль собирался продать. Примерно в марте 1372 года Жан де Рье уехал из Парижа в Кастилию[191].

* * *

На фоне этой бесперспективной для установления мира ситуации, 1 марта 1372 года, кардиналы Кентерберийский и Бове открыли давно запланированную дипломатическую конференцию под стенами Гина. Ни одна из сторон не была представлена людьми, которые были особенно близки к Советам королей. Инструкции Карла V для его собственных представителей были рассчитаны на то, что ничего важного не произойдет. Им было велено маневрировать, чтобы заставить англичан пойти на сделку, и ограничиться простыми заявлениями о доброй воле, не выдвигая никаких собственных предложений. Любое предложение об арбитраже должно было быть отвергнуто. Если англичане пожалуются на отказ от договора в Бретиньи, французы должны были ответить теми же юридическими аргументами и контр-обвинениями, которые Карл V использовал во время язвительных дипломатических обменов, предшествовавших началу войны в 1369 году. Что касается английских послов, то они, по словам французского источника, говорили "более любезно, чем обычно", но маловероятно, что их инструкции были более сговорчивыми. Обе стороны сразу же обменялись несовместимыми взглядами на правовую основу притязаний Эдуарда III на французскую корону. Есть некоторые свидетельства того, что они договорились о предложении, которое должно было быть представлено королям, о приостановке войны на время жизни Эдуарда III, интересная идея, которую по крайней мере один, а возможно и оба короля отвергли. Конференция закрылась через пять недель в начале апреля[192].

* * *

Положение герцога Иоанна IV в Бретани быстро ухудшалось зимой 1371–72 года. Осада Бешереля все еще продолжалась. Между Парижем и Ванном произошла череда безрезультатных посольств, в которых каждая сторона высказывала претензии, накопившиеся за последние три года, а Иоанн IV пытался предотвратить вмешательство Франции в дела своего герцогства. Но как бы отчаянно он ни нуждался в военной помощи, герцог не был готов принять ее на унизительных условиях, предложенных министрами Эдуарда III. Сдача двенадцати крепостей англичанам дискредитировала бы его в глазах подданных. Иоанн IV также считал, как оказалось, справедливо, что англичане, по крайней мере, так же хотели закрепиться в Бретани, как и он хотел заручиться их поддержкой, и что ему предложат более выгодные условия, если он будет их сдерживать. Невилл и Барри, которые должны были прибыть в Ванн примерно в начале декабря 1371 года с предложениями английского Совета, были вынуждены обратиться за более удобными инструкциями. Общие черты соглашения наметились только в феврале 1372 года, после того как Большой Совет принял решение о вторжении в Бретань, а министры Эдуарда III стали согласовывать сроки. Послам Эдуарда III было разрешено отказаться от всех своих наиболее невыполнимых требований, а герцогу была обещана помощь из 600 человек для защиты герцогства от французов с полным контролем над их действиями. Требование о сдаче портов и замков было отменено. Вместо этого англичане согласились сдавать герцогу по первому его требованию любые места, которые они займут в ходе кампании. Более того, Иоанну IV пообещали вернуть графство Ричмонд и полностью освободить от долгов перед Эдуардом III. В обмен на все это герцог должен был разрешить английскому королю высадиться в герцогстве и использовать его как базу для вторжения во Францию. От самого Иоанна IV ожидалось, что он выделит для этого предприятия 1.000 своих солдат. После четырех месяцев пребывания в Бретани Невилл и Барри вернулись в Англию. Примерно 28 марта они отчитались перед Советом[193].

Министры Эдуарда III в это время были озабочены проблемами судоходства и береговой обороны. Островное положение Англии ставило ее в уникальную зависимость от возможности развернуть очень большой флот транспортных судов и кораблей сопровождения, которые должны были быть реквизированы у коммерческих судовладельцев. Ограничивающими факторами при планировании любой заморской экспедиции были наличие кораблей и моряков, а также продолжительность морского перехода. Доставка армии в Бретань на расстояние более чем 200 миль по морю была гораздо более сложной задачей, чем переход через Ла-Манш в Кале, о чем Эдуард III, возможно, помнил по своей первой кампании там за тридцать лет до этого. В 1342 году для перевозки армии численностью около 7.000 человек на полуостров было задействовано не менее 440 судов. Большинству кораблей пришлось совершить переход дважды, и даже в этом случае около 1.400 человек остались на английском берегу. Весь процесс занял три месяца с момента сбора кораблей. Армия 1346 года, численность которой, вероятно, составляла около 14.000 человек, переправилась на Котантен за один переход, но для этого ей потребовалось около 750 кораблей. Перевозка армий в Гасконь была еще более сложным делом. Англичанам никогда не удавалось переправить через Бискайский залив за один раз более 3.000 конных воинов, даже когда они контролировали все его побережье[194].

Согласно жалобам Палаты Общин в конце 1372 года, растущие трудности, с которыми англичане столкнулись при транспортировке своих армий на континент, были вызваны серьезным упадком торгового флота. Документальные свидетельства, хотя и неполные, подтверждают это. В 1347 году Эдуард III задействовал 737 кораблей для эпической осады Кале — самый большой английский флот, о котором имеются достоверные свидетельства за весь средневековый период. Из них 682 судна были реквизированными торговыми судами, а остальные либо принадлежали королю, либо были зафрахтованы за границей. Для сравнения, в начале 1370-х годов адмиралы, приложив немало усилий и поскребя по сусекам, смогли реквизировать примерно треть от этого числа, от 200 до 250 океанских судов. Более того, их средняя грузоподъемность, хотя и была больше, чем в первые годы правления Эдуарда III, все еще была слишком мала для эффективного использования в качестве военных транспортных судов. Судовладельцы Венеции, Генуи и бискайских портов Кастилии регулярно использовали для торговли суда в 300 тонн и выше. Но торговый флот, доставивший Джона Гонта в Кале в 1369 году, который при 255 судах был самым большим из всех, собранных англичанами в этот период, включал всего восемь судов грузоподъемностью более 200 тонн. 70% реквизированных торговых судов были грузоподъемностью менее 100 тонн[195]. Сравнительно небольшие размеры английских кораблей создавали особые проблемы в эпоху полностью конных армий. Необходимо было перевозить большое количество лошадей: как правило, одну на лучника и три на каждого латника[196]. Их приходилось размещать под палубой в разборные деревянные стойла. Английские корабли были предназначены для перевозки сыпучих грузов в глубоких трюмах и имели очень ограниченную площадь палубы, что делало их особенно непригодными для перевозки людей и лошадей. В первые годы правления Эдуарда III средняя вместимость английских кораблей составляла не более восемнадцати-двадцати человек с лошадьми на судно. В более поздние годы века она составляла от двадцати до тридцати человек с лошадьми, в зависимости от протяженности морского перехода.