Созидающий башню - Елена Райдос

– Да пошёл ты…,– ещё одна зубодробильная тирада устремилась в адрес коварного подселенца.

– Я знаю, как бессмертные относятся к самоубийцам,– Медина ничуть не обиделся на отборные ругательства,– так что, думаю, будет правильно тебя слегка простимулировать. Открою тебе страшную тайну, Сэм, ты четыре жизни помогаешь пришельцам уничтожать человечество.

– Чего?! – голос Семёна сорвался за хрип. – О чём ты говоришь?

– Этот мир для нас является просто кормушкой,– Медина откровенно наслаждался произведённым эффектом. – Не стоит возмущаться, вы же тоже питаетесь низшими формами живой жизни, я имею ввиду животных и растения. Для нас люди представляются именно такой низшей формой, только мы употребляем в пищу не вашу плоть, а вашу жизненную энергию. В мироздании всё так устроено, если ты кого-то ешь, то можешь быть уверен, что и тобой кто-то питается.

– Вы нас тупо доите? – Семён всё-таки не удержался от вопроса. – Как коров?

– Не совсем,– Медина слегка замялся, подбирая слова. – Пока вы живы, мы действительно откачиваем энергию ваших эмоций, а после смерти уже поглощаем всю энергию сознания без остатка.

– И что же тогда происходит с отвампиренными сознаниями? – пробормотал Семён.

– Их структура распадается, и они прекращают своё существование,– голос вампира даже не дрогнул. – Но так происходит не со всеми сознаниями, а только с теми, которые при жизни добровольно отказались от своей свободы. Впрочем, всё не так фатально, как может показаться,– пояснил он,– уничтожается только та часть сознания, которая воплощена в данной реальности. В этом примитивном мире имеются тысячи реальностей, так что где-то обязательно эти сознания сохраняются. Со временем они снова воплощаются в данной реальности, так что кормушка не оскудевает.

– А те, кто сохранил свою свободу…,– Семён уже не пытался возмущаться, ему сделалось тошно.

– Проходят естественный путь перевоплощения,– закончил за него Медина,– и мы получаем ещё один шанс эту свободу у них отнять. Всё очень рационально, не правда ли? К сожалению, когда Орден вынужденно стал публичным, работать стало труднее, но это дело поправимое.

– Не понял,– вскинулся Семён,– а причём тут Орден?

– Орден как раз и обеспечивает приток тех, кто отказывается от своей свободы,– Медина вроде бы даже удивился непонятливости своего собеседника. – Ты же не думаешь, что овцы добровольно пойдут на бойню, если будут понимать, что их там ждёт? Нет, овцы должны думать, что пастухи их любят, что видят своё предназначение в том, чтобы заботиться о стаде, вот тогда в овчарне будет мир и порядок. Совсем как в вашем мире, не находишь? Вы же тоже верите, что какие-то высшие силы постоянно пекутся о вашем благополучии, а бессмертные даже готовы отдавать свои жизни за пастухов. Глупцы, вы же все не более, чем еда.

– Проваливай,– прорычал Семён,– иначе…,– он не договорил, потому как ощутил, что остался один.

Пожалуй, ещё никогда бессмертный не был так близок к чёрной меланхолии, даже когда Медина изолировал его сознание, такого отчаяния он не испытывал. Что ж, своей цели провокатор достиг, от подобных откровений действительно жить не хотелось. Всего несколько дней назад Семён метался, не понимая, как примирить желание посвятить всю свою жизнь любимой женщине и своей семье со стремлением служить человечеству целиком в лице одного конкретного Ордена. И ведь в конце концов сделал выбор в пользу Ордена, правда, только потому, что считал себя угрозой для Киры, но это уже детали, главное, он смог заставить себя уйти.

А оказалось, что организация, которой бессмертный оставался предан даже после того, как она же его и казнила, тупо обслуживает пришельцев, уничтожающих людей. Наверное, для Семёна было бы проще продолжать оставаться в неведении и по-прежнему пребывать в розовых иллюзиях о благодетелях человечества, благородно посвятивших свои жизни его прогрессу и процветанию. Четыре жизни он с радостью и, чего уж греха таить, гордостью, купался в этих иллюзиях, закрывая глаза на те мерзости, которые ему приходилось делать по приказу «спасителей» человечества. Четыре жизни он беспрекословно выполнял эти приказы, не делая попыток оценить их нравственную сторону, и ведь ни разу даже не усомнился в праве каких-то уродов решать за людей, какой должна быть их жизнь.

Теперь-то Семёну сделалось понятно, что именно бессмертные выполняли в Ордене всю грязную работу, устраняя тех, кто мог помешать превращению людей в безвольный скот. Им с младенчества вбивали в голову идею преданного служения благородному делу спасения человечества, а оказывается, бессмертные были просто загонщиками, которые поставляли дичь для стола вампиров. Конечно, их можно было бы оправдать тем, что беднягам не оставили выбора, за невыполнение любого, даже самого безумного приказа бессмертного ждала позорная и мучительная казнь. Но в глубине души Семён осознавал, что установки подчинения по большому счёту не были актом принуждения, напротив, они освобождали бессмертных от необходимости делать выбор, а заодно и от угрызений совести.

Во что превратилась бы жизнь бессмертных, если бы каждый раз им приходилось оценивать свои поступки с позиции нравственности? Разумеется, если бы они знали правду о деятельности Ордена, то никакие установки подчинения не заставили бы этих парней отдавать свои жизни за прожорливых иномирных тварей, но даже считая себя защитниками людей, бессмертные со временем ломались. Недаром среди них не было ни одного, кто бы продержался в отряде больше пяти воплощений, груз вины делался уже неподъёмным. А что делать тому, кто узнал правду? Как исправить всё то зло, что он по незнанию и, главное, нежеланию знать принёс в этот мир?

Только в этот момент Семён осознал, что волею случая получил сумасшедшую возможность искупить свою вину. Даже у фальшивого Магистра имеются рычаги, чтобы разоблачить подноготную Ордена, по крайней мере, пока его самого ни разоблачили. Он вскочил на ноги и принялся в возбуждении мерять шагами кабинет. Ни о каком самоубийстве Семён больше не помышлял, напротив, он был даже рад, что подлый пришелец бросил его тут на растерзание своим приближённым браткам. Много времени на раздумья мятежному Магистру не потребовалось, уже через пять минут он уселся за письменный стол, принял величественную позу и вызвал секретаря.

– Общий сбор для всех бессмертных,– решительно скомандовал Семён. – Завтра утром они должны быть в ставке.

Окно выходило на плац, огороженный высокой стеной. Рассвело совсем недавно, и густые синие тени пока заполняли этот каменный колодец почти до самых краёв, только самый краешек западной стены начал несмело освобождаться из ночного плена, освещённый лучами пока невидимого солнца. Семён уже битый час стоял у окна, уткнувшись лбом в холодное стекло, и рассеянно наблюдал за тем, как просыпается ставка Ордена. Первые бессмертные начали собираться в Гвенде ещё вчера вечером, кто-то явился на зов Магистра прямо посреди ночи, но большинство прибывали только сейчас, и Семёну было интересно посмотреть на местных бойцов.

Бессмертным не спалось так же, как и тому, кто отдал приказ об общем сборе, на плацу маячили небольшие группки из пяти-шести человек, которые живо обменивались своими предположениями о причинах вызова. Парни, судя по всему, не подозревали, какие откровения вскоре обрушатся на их головы, они весело перекидывались шуточками, беззлобно подкалывали друг друга, смеялись и обменивались новостями. Семён ощутил, что остро завидует их беззаботности. Наверное, больше всего на свете ему хотелось бы сейчас присоединиться к такой вот дружеской компании, задорно хлопнуть приятеля по плечу и почувствовать, что он наконец оказался среди своих. Ему отчаянно не хватало этого братства, которое он четыре жизни воспринимал как данность и даже не представлял, что настанет день, когда друзья станут его палачами.