Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь - Варлен Стронгин
Шрифт:
Интервал:
Но ни Астахов, ни Вокс не оставляли в покое театральную секцию, руководимую Булгаковым. Не знаю, в чьей голове родился план показать солдатский интерес к классической музыке, вероятнее всего, у Михаила, склонного к розыгрышам. Но именно он и Тася целый вечер готовили письмо в газету «Коммунист» от имени красноармейцев, которых не пустили на оперу «Демон», и Астахов поверил ему и опубликовал, хотя давно не печатал самого Булгакова, помещал лишь критические выпады Вокса против него. Письмо местами носило пародийный характер, но, подписанное «красноармейцами», оказало магическое влияние на Астахова, его сотрудников и увидело свет. В редакции письмо озаглавили «Погоня Подотдела за капиталом»:
...
«5 июня для Кавказского караульного полка был выдан пропуск в 1-й Советский театр с предложением пропустить на оперу «Демон» 25 человек. Администратор театра т. Мамин сказал, что они и так 3 дня работают для красноармейцев, а сегодня у них премьера, и ввиду этого пропускать он нас не может. А сами решили схватить хороший куш и продавали билеты для лиц, занимающих высокие посты, а также имущих владикавказцев буржуев-дармоедов, им за хорошие деньги предоставлялись свободные места и ложи. Видя все это, приходится вывести заключение, что тот, кто имеет деньги и власть, тот всегда будет на любом из представлений и увеселительных зрелищах. Мы же, красноармейцы, не имеющие ни гроша в кармане, не сможем слушать не только оперу «Демон», что для нас, не имевших возможности смотреть представления в течение полутора лет, из-за своего отступления в горы, не весьма приятно, да и неподходяще. Товарищи, когда же нам, борцам за Советскую власть и героям Красной Армии, отдающим новой власти самое дорогое – жизнь, представится та возможность, за которую мы боремся уже в течение трех лет? Наш девиз – свободное братство и смерть капиталу – поработителю трудящихся.
И что же мы видим? Презренный металл свое берет, а красноармейцы, коим вот именно теперь, и только теперь, нужно просвещение, – они ходят по-за углами, не имея возможности платить 200–300 рублей за билет. В то время как мы служили, невзирая на наши минимальные оклады, Подотдел искусств старается продать билеты подороже, ему жизнь красноармейцев безразлична, ему желательно устроить жизнь артиста так, чтобы он ни в чем не нуждался и жил бы по-старому, жизнью артиста буржуазии, а не рабочего.
Также принято выслушивать советы наших передовиков, вроде т. Асеева, который предложил борцам такое: «Да вы, мол, товарищи, не беспокойтесь, ведь вам, красноармейцам, можно устроиться где-нибудь, ну за моим стулом или в проходах». Стыдно и позорно в стране, которая борется за равенство и вообще привилегии трудящихся, гоняться за большой суммой денег, как т. Мамин, и, как предлагает т. Асеев, устроиться на помочах. Надо же, в конце концов, понять, что все мы борцы и в свободное время между собой равны, а поэтому для лиц, имеющих деньги и служебное положение, есть свободное место, а для тебя, рядового красноармейца и маленького командира, есть место повисеть в воздухе. Громогласно заявляем, что таким вещам нет места в Советской России!
Просьба другие газеты перепечатать.
(Следуют подписи.)»
– Ну как, Тася? Вроде получилось? – поинтересовался Михаил, не скрывая удовольствия от написанного.
– Прекрасная стилизация! И бедственное положение артистов задето! Завтра начнется в городе шумиха! – сказала Тася.
Рано утром она побежала в газетный киоск и купила газету.
– Я же просил купить три экземпляра! – удивился Михаил.
– Неудобно было. Вокруг продавца столпился народ. Я взяла один номер, чтобы не обращать на себя внимание. Ведь все знают, что я жена Булгакова, – грустно вымолвила Тася. Михаил, чтобы скрыть смущение, посмотрел в окно. Вот уже прошла неделя, как он репетирует в театре свою пьесу «Парижские коммунары» и после каждой репетиции провожает домой актрису Ларину, играющую в пьесе парнишку с баррикады Анатоля Шоннара. Миша послал пьесу на конкурс в Москву, об этом сообщили в местной газете, даже о том, что ее постановка готовится в центре. Это его собственная выдумка, чтобы привлечь внимание актрисы, заинтересовать ее ролью. В приписке к письму Наде Михаил не может сдержать своих чувств: «Пойду завтра смотреть во 2-м акте моего мальчика Анатоля Шоннара. Изумительно его играет здесь молодая актриса Ларина». Над ролью Шоннара он работает особенно тщательно. Меняет фразы, реплики, вместо Анатоля дает ему имя Жак – все с целью показать актрисе свое внимание и расположение. Георгий Евангулов просит Михаила срочно явиться в Подотдел, чтобы достойно ответить на письмо красноармейцев. Этого требует Астахов. «Красноармейцы не могут жить без «Демона», – чешет он затылок. – Никогда не подумал бы. Растет народ. Не по дням, а по часам. Опера – еще куда ни шло, но Гоголя, Чехова, Пушкина… Дурить народу голову их бреднями мы не позволим!»
Булгаков не появляется в Подотделе. Его видят с Лариной в том кавказском кафе, где подают шашлыки с аракой.
Евангулов сам пишет ответ газете: «В тот вечер, когда произошло недоразумение, все билеты были проданы. Пускать же в зал зрителей сверх комплекта нельзя. Что же касается того, что Подотдел искусств старается продать билеты подороже, то довожу до сведения красноармейцев, что артисты совершено не заинтересованы в приходе денег в кассу, так как вся касса полностью, без вычетов, поступает в Народный банк. Артисты же получают свое жалованье, как все служащие. То, что посещать театр в первую очередь имеют право буржуи, неправда. Три раза в неделю идут бесплатные спектакли для красноармейцев…»
Евангулов склоняется над письмом. Он честный талантливый человек и понимает, что оно не во всем правдиво, смахивает на обычную отписку. Лучше о том концерте известно Булгакову, но куда он запропастился?
Начало мая. Во Владикавказе расцветает весна. Тепло. Деревья оживают после зимней стужи, покрываясь нежной зеленой листвой. Тася садится на скамейку в Александровском сквере. Рядом усаживается высокий стройный осетин и бросает на нее пламенные взгляды. По выправке – бывший белый офицер. Он уже несколько дней буквально преследует Тасю на улицах, на базаре, караулит у ее дома. Она хмуро и осуждающе смотрит на него, видя, что он хочет заговорить с нею. Он не решается. В душе Тася не против поговорить, чтобы отвести душу. Но она – ангел Миши, в любом случае, как бы он ни вел себя. Они повенчаны и не расходились. Она не жалеет, что поклялась быть его ангелом. Видимо, вообще трудно быть ангелом, тем более такого увлекающегося и интересного мужчины, как Миша. Лучше не думать о его Лариной. У нее по-детски наивные красивые глаза, чувственные руки, она привлекательна своеобразной мальчишеской угловатостью…
Внезапно Тася резко поднимается со скамейки. Она покажет Мише, что в трудные моменты тоже способна на эмоциональный взрыв. Она не собирается устраивать скандал, сцены ревности, а садится за письменный стол. Ее заметка через три дня появляется в газете «Коммунист». Заметка не столь иронична, как Мишина статья, но основана на факте и весьма парадоксальна: «На днях в советских учреждениях раздавался табак. Получили его только работники-мужчины, а работницы-женщины были лишены этого права. А разве женщина не несет одни с мужчиной повинности и ответственность? Советская власть старается сделать все, чтобы женщина чувствовала себя равноправной с мужчиной всюду – от фабрики до театральных подмостков, а кто-то пытается лишить ее этих прав, вернуть к старому униженному положению, мол, то, что позволено мужику, не позволено бабе. Таким мужчинам не должно быть дано право решать проблемы, связанные с мужчинами и женщинами, им не должно быть места в советских учреждениях».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!