ОГПУ против РОВС. Тайная война в Париже. 1924-1939 гг. - Армен Гаспарян

«Для осуществления преступного замысла Скоблину не было никакой надобности иметь сообщников в среде Русского Зарубежного Офицерства. Это предоставило бы только ряд излишних опасностей как лично для него, так и для руководивших им агентов советской власти. По тщательно проверенному Комиссией дознанию, ни в частях 1-го Армейского корпуса, ни вообще в РОВСе сообщников у Скоблина в деле похищения генерала Миллера не было.

В воинскую среду вносились чуждые ей начала, интриги, слежки и разложения. Вокруг главы РОВСа генерала Мшыера искусственно создавалась атмосфера пустоты и общего недоброжелательства, невольно толкнувшая ближе к Скоблину искавшим войти в его доверие.

Комиссия не может, с другой стороны, не осудить заправил «Внутренней линии»: Генерала Шатилова, капитана Фосса и капитана Закржевского. Комиссия сожалеет и о том покровительстве, которое оказывало их деятельности командование.

Организация «Внутренней линии» внедрилась в РОВС, т.е. в военное объединение, построенное по принципам воинского подчинения, вопреки первоначальному замыслу, в виде некоей тайной силы. Сила эта образовала у себя независимую от местных начальников РОВСа линию подчиненности, во главе с особым центром, ускользавшим от влияния возглавителя РОВСа.

Во-вторых, при таком ее устройстве она являлась орудием неких личных честолюбивых целей к ущербу для самого возглавителя РОВСа и для общего направления жизни Воинского Союза.

В-третьих, работа в этой организации своими формами тайнодействия отравляющим образом повлияла на некоторых ее участников.

Наконец, она возбудила к себе недоверие соприкасавшихся с РОВСом национальных организаций молодежи, следствием чего явился публичный скандал «разоблачений», вредный для всей эмиграции в целом.

Польза же, которая ожидалась при первоначальном возникновении «Внутренней линии», была невелика.

По единодушному выводу Комиссии, «Внутренняя линия» должна быть упразднена».

Но и этого хватило, чтобы вызвать недовольство нового председателя Русского общевоинского союза. Хорошо зная нелюбовь Эрдели к «Внутренней линии» в целом и к Скоблину в частности, Абрамов требовал назначить кого-нибудь другого главой комиссии. Кедров категорически отказывался. В довершение всего Абрамов узнал, к какому выводу пришло следствие относительно его самого: «Вы в течение тринадцати лет были непрерывно и умышленно вводимы капитаном Фоссом в заблуждение, совершенно этого не заметив, и что в такое же заблуждение вы были введены и генералом Шатиловым во время вашего приезда в Париж, когда вы у него жили».

Абрамов тут же сформировал новую комиссию, которая должна была расследовать деятельность «Внутренней линии». Возглавил ее полковник Петриченко. Результаты работы и этой комиссии никогда не публиковались. Известно лишь то, что ничего преступного в деятельности контрразведки Русского общевоинского союза обнаружено не было. Больше того, комиссия пришла к удивительному выводу — дело сфабриковано, Николай Владимирович Скоблин невиновен. Интересно, что это заявление совпало со статьей капитана Орехова в журнале «Часовой»:

«Генерал Миллер принял пост председателя РОВСа как тяжкий крест. Он часто говорил об этом своим ближайшим друзьям и сотрудникам.

Ему было очень тяжело. Он не был и не стремился быть тем, что сейчас модно называть «вождем». Глубоко порядочный, кристально честный человек, истинный патриот, генерал в лучшем смысле этого слова, он добросовестно и честно нес свои тяжелые обязанности.

Очень тяжелые. Международная обстановка крайне осложнилась за эти годы, во Франции произошли перемены, которые, естественно, затрудняли работу РОВСа, внутри Союза произошел ряд прискорбных событий, осложнивших и без того трудную работу его председателя. Но Евгений Карлович с истинно христианским смирением продолжал свое дело. Его работоспособность была изумительной, он занимался делами с 8 часов утра до позднего вечера. Не было почти ни одного собрания — военного, общественного, национально-политического, на котором бы не появлялся Евгений Карлович.

Наряду с трудными обязанностями председателя РОВСа он находил время заниматься еще дорогими ему делами объединений Николаевского кавалерийского училища, Лейб-Гвардии Гусарского Его Величества полка и 7-го Белорусского полка, командиром которого он в свое время был.

Исключительно благородный и благожелательный человек, генерал Миллер относился с доверием ко всем людям. Он не мог допустить фактов обмана, измены и интриги. Вся его натура была вне этого. Увы, жертвой такого идеального отношения к людям он и пал. Пал на посту, как честный воин, как патриот, отдающий Родине и Идее все, вплоть до своей жизни.

Редакция «Часового» всегда с чувством глубочайшего негодования относилась к бессовестным обвинениям и выступлениям некоторых господ, травивших нашего безукоризненно честного и благородного начальника. Свою честность, безупречную и жертвенную, он сохранил до последнего дня своей жизни. Ясно, что предатель просил Евгения Карловича дать слово о сохранении «свидания» в секрете, негодяй знал, что слово генерала Мшглера свято. И оказался прав. Генерал Миллер свое последнее честное слово сдержал, но какой ценой!

Но он оказал и последнюю великую услугу нашему общему делу. По воле Божьей, по чудесному наитию он оставил записку «на случай»… Эта записка открыла убийцу, который без этого, вероятно, добил бы Обще-Воинский Союз в ближайшее же время страшнейшей провокацией.

Расчет большевиков был ясен: убрать благородного, неподкупного возглавителя, и тем или иным путем посадить на его место своего агента. Тогда вся военная эмиграция оказалась бы в руках большевиков. Генерал Миллер не дал этому свершиться. Генерал Миллер спас не только Русский Обще-Воинский Союз, но и всю эмиграцию, а, может быть, в конце концов и все русское дело. Этого не можем мы забыть. Мы обязаны позаботиться о том, чтобы выполнить недосказанную последнюю волю нашего незабвенного генерала и всеми средствами сохранить Русский Обще-Воинский Союз и наше воинское единство. Это зависит только от нас.

Наши же чувства глубокого почитания, преданности и благодарности всегда будут обращены к памяти павшего за Россию рыцаря без страха и упрека, благороднейшего честнейшего Евгения Карловича Миллера».

* * *

Следствие медленно, но верно двигалось к завершению. Были по нескольку разу допрошены жена и сын генерала Миллера. Шатилов, Кедров, Кусонский, Мацылев, Трошин, Григуль, Туркул, Павлов, Семенов и многие другие были единодушны: о деятельности Скоблина Плевицкая знала все.

Певица все отрицала. После первоначального шока к ней вернулась уверенность. Внешне она была самим спокойствием, стоически отбиваясь от обвинений и четко придерживаясь своей линии поведения: она ни в чем не виновата. О деятельности мужа ничего не знает. В его причастность к похищению председателя Русского общевоинского союза не верит. Где он сейчас — не знает. Лишь 1 марта 1938 года она неожиданно для всех ответила следователю: «Пока я была в модном доме “Каролина”, возможно, мой муж мог отлучиться. Но если он уезжал, то не знаю куда».