Дагги-Тиц - Владислав Крапивин

Когда Лодька шел уже один, через мост над логом, слева светили переливчатые звезды Ориона и жизнь была прекрасна…

Дома Лодька узнал, что заходил Лев Семенович.

— Хотел поздравить тебя, — сказала мама.

— Ой, а я и не знал, что он уже приехал!.. А почему он меня не подождал?

— Торопился. Сказал, что заскочил по дороге на вокзал. Должен там встретить знакомого, какого-то ученого-птицеведа. Они вместе работают…

— Орнитолога… — уточнил Лодька. — Это, наверно, Борис Лукич, брат писателя Корнеева…

А потом уже он задумался:

— Странно… Раньше он к нам ни когда не заходил…

— Раньше не было причины, — рассудила мама. — Дни рожденья у тебя не каждый месяц… Он оставил для тебя подарок…

Подарком оказался маленький заграничный нож с большим количеством инструментов и лезвий. Вроде того, который Лодька выиграл у Фомы и забросил за стену пекарни. Только ручка была не зеленая, а ярко-красная. А когда Лодька смотрел на нож через роскошный чертежный угольник из алой прозрачной пластмассы, рукоятка выглядела белой (эффект, известный еще из книжки «Занимательная физика»).

Лодька смотрел сквозь алый угольник не только на нож, а на все окружающее. И все делалось, будто освещенное лучами фантастической, появившейся из дальнего космоса звезды — земляничным, рябиновым, вишневым (вдруг вспомнилась матроска Юрика Кошелькова — ее яркий, не выцветший квадрат под воротником)… Даже большущую, как альбом, книгу Льва Толстого «Хаджи-Мурат» (мамин подарок), Лодька попробовал читать через это праздничное небьющееся стекло, но слипались глаза. Впрочем, они и так слипались. Лодька уютно прилег на свою кушетку, но мама оказалась настороже:

— Нет, голубчик, так дело не пойдет! Раздевайся и укладывайся как следует. Все равно уже пора. А то завтра тебя не добудишься…

Назавтра в школе у Лодьки украли подаренный Львом Семеновичем нож.

И как усмотрели, сволочи, как сумели! Лодька и похвастался-то им всего трем человекам — сперва Борьке, а потом, в классе, Игорю Калугину и Олегу Тищенко, причем не на виду у всех, а в сторонке. Подозревать Игоря и Олега было нелепо, не такие это люди. Значит, кто-то заметил издалека и «сработал». На большой перемене Лодька в очереди за пирожком с повидлом и чаем незаметно пощупал нож сквозь ткань бокового пиджачного кармана — здесь. А когда вернулся в класс и тронул карман снова, там было пусто.

Расстроился он ужасно. А что делать?

Конечно, можно было утешить себя мыслью, что, значит, не судьба ему иметь вот такой ножик. Потому что второй случай подряд… Но на этот раз Лодька не хотел соглашаться с судьбой. После уроков он опять встретил Борьку и поделился бедой.

Оба пришли к выводу, что виноваты, скорее всего, Бахрюк и его прихлебатели.

— Но ведь не докажешь, — рассудил Борька. — Надо сперва понаблюдать. Если заметим, тогда можно сказать Атосу и другим парням из десятого. Им-то и Бахрюк, и его блатные дружки по кумполу…

Так и договорились — наблюдать незаметно и пристально…

Однако в этот день следить было уже не за кем, уроки закончились.

А назавтра Лодька не пошел в школу.

Геометрический бред

Еще с вечера заболела голова, заскребло в горле. А утром он сказал, вяло шевеля языком.

— Мама, кажется, у меня температура. По правде…

Бывали случаи, что Лодька изображал хворого, чтобы не ходить на уроки, поваляться денек с книжкой, и мама легко распознавала эти трюки, но иногда «проявляла понимание» — так и быть, полентяйничай денек. Но сейчас она сразу увидела — никакого притворства. Принесла градусник.

Температура была не такая уж серьезная: тридцать семь и пять. Но горло оказалось опухшим. Впрочем, Лодьке было не привыкать к ангинам. Если не сильная, это вроде дополнительных каникул. Особенно, когда есть «Хаджи-Мурат».

— Лежи, не поднимайся. Если станет хуже, позови тетю Тасю, она сегодня дома. И не вздумай бегать на улицу, я поставлю у дверей ведро… Приду на обед — принесу лекарства…

К обеду Лодька почувствовал себе получше. Правда, температура не исчезла и глотать было неловко, зато можно бездельничать и читать. Мама заставила проглотить его противные порошки, велела съесть тарелку теплого молочного супа («Инквизиция какая-то…» — сказал Лодька) и сообщила:

— Я заходила по делам в вашу школу, встретила Бориса, попросила передать Зое Яковлевне, что ты выбыл из строя на неделю…

— Неужели так надолго? — возликовал Лодька.

— Дурень. Посмотрел бы сам на свое горло…

— А Борька придет?

— Я сказала, что не надо. Ангина инфекционна…

Борька однако пренебрег советом и появился, едва мама ушла на работу.

— Зайди к Стасе, передай, что я на неделю «отбросил коньки», — попросил Лодька. — И пусть она не приходит, ангина — она ведь с микробами. Да и сам держись подальше.

Конечно, Борька сказал, что зараза к заразе не липнет. Но потом слегка озаботился. Даже отодвинулся чуток.

— Вообще-то да. Эта хворь, она ведь прежде всего к горлу клеится. А мне скоро выступать. Ну, ничего… А Стасе я, конечно, скажу…

Борька ушел, а Лодька ткнулся носом в подушку и проспал до маминого возвращения. Мама, обследовав больного, печально покивала:

— Значит, я правильно сделала, что отпросилась назавтра с работы… Первым делом вызовем утром врача.

— Не на-адо…

— Цыц, — велела мама. Всыпала в Лодьку новую порцию порошков и пошла советоваться с вернувшейся из училища Галчухой (медик все-таки…).

Пожилая и немного знакомая врач Капитолина Аркадьевна пришла на следующий день только после обеда. Пожаловалась, что много вызовов, «а я одна на два участка, с ног валюсь». Но Лодьку осмотрела не сердито и внимательно. Впрочем, дело было ясное:

— Типичная пышно цветущая ангина. Или от инфекции, или результат разгильдяйского гуляния с распахнутым воротом… Татьяна Федоровна, есть новое весьма эффективное средство, антибиотик, я выпишу рецепт. Сложность в том, что вводить лекарство надо внутримышечно, а у нас нет медсестры, чтобы ходить ко всем больным. У вас есть кто-нибудь умеющий?.. За шприцем надо будет зайти в поликлинику…

— Справимся, — пообещала мама.

Когда Капитолина Аркадьевна Ушла, Лодька опасливо спросил:

— Разве ты умеешь делать уколы?

— Галя умеет. Их же учат этому…

— Еще чего! — взвыл Лодька. В какое место делают уколы хворым мальчишкам, известно всякому.

Мама на вопль не обратила внимания. Позвала Галчуху.

— Галочка, посмотри рецепт. Сможешь сделать этому вредному пациенту несколько инъекций?

— О чем разговор… — услышал Лодька деловитый (и, кажется, чуточку злорадный) ответ. Мелькнула мысль: «Вот оно возмездие!» Судьба мстила ему за ту щелку под потолком. На миг размягчающая, даже сладковатая покорность судьбе накрыла его, как периной. Но тут же Лодька вспомнил Славика Тминова. Уж если этот первоклассник гордо воспротивился унижению, как он четырнадцатилетний парень, может согласиться на такой позор!