Трагедии Финского залива - Андрей Платонов

Конечно, эвакуация Главной базы флота никакими предвоенными документами не предусматривалась, и «домашних заготовок» у оперативного отдела быть не могло. Но операция по прорыву блокады противника НМО-40 предусматривалась. Существует устоявшаяся штабная практика: если не знаешь, как делать — смотри букварь, то есть уставы и наставления. Действительно, не имея собственных наработок надо максимально выполнять требования руководящих документов, где сконцентрирован опыт не одного поколения. Причем, повторимся, это прямая служебная обязанность исполнителей. Даже не «вдохнув» в Решение высокое военно-морское искусство, элементарное выполнение азов прописанных в документах, дает основание рассчитывать на благоприятный исход планируемых действий.

Полученный на войне опыт подтвердил то, о чем было известно еще до ее начала: невыгодное для нас вероятное событие чаще всего происходило при наличии предпосылок, порожденных тактическими ошибками или простой непредусмотрительностью. Наоборот, хорошо продуманному и обоснованному Решению чаще всего сопутствовал элемент так называемой военной удачи.

На недостатках планирования операции мы уже останавливались — оно не выдерживает никакой критики. Именно заложенные в план предстоящих действий принципиальные ошибки (выделение отрядов оперативного прикрытия вместо усиления обороны непосредственно конвоев; невыполнение требований БУМС-37, НТЩ-40 и т. д.) во многом предопределили огромные потери. Но даже в этих условиях все могло развиваться по более благоприятному для нас сценарию — если бы после съемки с якоря не произошла утрата понимания обстановки и потеря управления силами со стороны командующего флотом и его походного штаба. Причем это, опять же, было запрограммировано самой организацией командного пункта на крейсере «Киров» — точнее, его отсутствием. Что являлось прямым нарушением требований основных руководящих документов.

Но и в этих условиях многого можно было бы избежать. Например, несмотря на все недостатки, присущие тралению катерными тралами, в случае широкого использования «рыбинцев» впереди тральщиков конвоя I не произошло бы ряда задержек, вызванных повреждениями тралов Шульца и гибелью тральщика «Краб». К наступлению темноты Юминданинское минное поле осталось бы позади конвоя I, и утром 29 августа он находился бы в районе буя Хайлода. Вообще в составе конвоев имелось 26 катерных тральщиков, вооруженных катерными тралами и облегченными тралами Шульца. Несколько катеров типов КМ и KЛT также имели катерные тралы. Катера всех типов могли буксировать свои тралы с наибольшей скоростью в 6 узлов, а конвои проводились тихоходными тральщиками со скоростью 5,5–6 узлов. То есть в отношении скорости хода катера не задержали бы движение конвоев.

В случае движения конвоев I, II и III, отрядов главных сил и прикрытия по оси фарватера 10 ТБ по одной и той же полосе шириной до 3 кб, тральщики должны были вытралить ориентировочно 45–48 мин и до 30 минных защитников. В связи с тем, что пути конвоев и отрядов более или менее совпали только на отдельных отрезках фарватера, число зарегистрированных мин вытраленных тральщиками 28–29 августа, увеличилось до 59. Кроме того, затралили еще 10–15 мин оставшихся в обрубленных тралах. Один такой трал Шульца, в котором насчитали четыре всплывшие мины, 28 августа оказался на пути Т-210, а другой трал Шульца с минами утром 29 августа обнаружил тральщик № 88. Таким образом, вместе с минами, попавшими в параванные охранители боевых кораблей, их общее количество превысило 100. То есть в два раза больше, чем их реально было на фарватере!

Именно порядок движения «одним и тем же курсом» и намечался планом перехода флота. Однако этим планом не предусматривалось никакого навигационного обеспечения. Следовательно, возможность совершения перехода одним и тем же курсом ставились в зависимость от точности счисления на кораблях и судах, от соблюдения равнения в строю кильватерной колонны. Но все это при форсировании плотного минного поля могло стать реальностью только с использованием плавучих ориентиров.

Об эти злополучные тральные вехи мы уже «спотыкаемся» не единожды. Что, о них опять забыли? Самое обидное в том, что это не так. Именно с предложением по обвехованию протраленной полосы около 11 часов 28 августа на миноносец «Калинин» к своему прямому начальнику прибыл флагманский минер Минной обороны. Командир Минной обороны, он же командир арьергарда, не стал возражать (!) против постановки тральных вех, но вот ведь какая неожиданность — не оказалось их на тральщиках. И это при том, что, кроме нескольких сотен обычных, на складе имелось еще полсотни святящихся тральных вех! Их специально изготовили по инициативе флагманского минера Минной обороны для обеспечения безопасной ночной проводки за тралами. Но все это бесценное для тех условий богатство погрузили с берегового склада на один из транспортов. А сколько бы жизней спасли эти самые вехи!

Специально назначенные катера должны были ставить тральные вехи на кромке тральной полосы тральщиков конвоя I, чем можно было предотвратить подрыв на мине транспорта «Элла». Те же тральные вехи вплоть до наступления темноты служили бы ориентирами для проводки конвоев II и III за тралами — следовательно, не произошло бы длительной задержки вызванной преднамеренным уклонением тральщиков конвоя II от оси фарватера, и суда этого конвоя не скучились бы в плотной части Юминданинского минного поля. Конвой III при условии высылки его вслед за конвоем I мог бы пройти по меньшей мере на 10–12 миль дальше на восток. Корабли и суда конвоя IV также могли бы руководствоваться линией тральных вех, ограждавших кромку тральной полосы.

Применением заранее продуманной системы расстановки близ поставленных тральных вех катеров (МО, KM, KЛT) с подачей с них сигналов, например, зеленым ратьером, можно было попытаться обеспечить ночной переход конвоев II, III и IV через восточную часть Юминданинского минного поля. Наверняка при этом не обошлось бы без единичных потерь на минах — но они уж точно не носили такого массового характера.

Все перечисленное — разрежение минных заграждений катерами, обеспечение безопасности тральщиков постановкой впереди них катеров с катерными тралами, обвехование кромок тральной полосы, использование брандвахтенных судов и иных плавучих ориентиров — предусматривалось действовавшим уставным документом НТЩ-40. Ни одно из этих мероприятий не выполнили. Этим самым не предприняли все возможное для того, чтобы довести влияние минной угрозы до минимума и тем самым создать условия, позволявшие транспортам к утру 29 августа прибыть на Восточный Гогландский плес, то есть в район, находившийся в радиусе действий истребительной авиации КБФ.

Другой вопрос — в какой мере успешное прибытие транспортного флота на Восточный Гогландский плес способствовало бы уменьшению 29 августа потерь от атак вражеской авиации. Все же отдельные суда — танкер и четыре транспорта, — несмотря на периодическое появление наших истребителей и разведчиков МБР-2 самолеты противника в этом районе потопили. Однако наличие на Восточном Гогландском плесе всех боевых кораблей могло бы значительно снизить эффективность атак вражеской авиации.

Обычно решение спасти во время прорыва сил флота из Таллина в Кронштадт, прежде всего крупные боевые корабли объясняют потребностью их артиллерии для обороны Ленинграда. Справедливо. Однако из 131 корабельного орудия калибром крупнее 100 мм, участвовавших в отражении решающего штурма Ленинграда 9-27 сентября, только 45 орудий принадлежали кораблям, пришедшим из Таллина. Это с одной стороны. С другой, из Таллина доставили около 13 000 военнослужащих. При этом погибло около 8000 — считай, две бригады морской пехоты. И неизвестно, что в тот момент было нужнее для защиты Ленинграда: 45 орудий или несколько стрелковых соединений.