Последний орк - Сильвана Де Мари

— У кого-нибудь есть чистая вода? — спросил капитан.

— У меня полфляжки, но от нее и собакам тошно, — отозвался Лизентрайль.

— Зачем тогда ты таскаешь ее с собой?

— Еще день такого солнца, капитан, и за нее драться будут.

Они устроили привал, чтобы поискать воды и дать отдохнуть больному. Капитан по запаху нашел воду — жалкие остатки ручья на дне ущелья. Невыносимо долго, по капле, наполнялись фляги. Возвращаясь к лагерю, Ранкстрайл различил еле слышный скулеж. Это оказался спрятавшийся в кустах, а точнее говоря, застрявший в колючках маленький волчонок. Очевидно, он упал сверху, с края обрыва, или его оттуда сбросили.

Его язык потрескался от жажды, одна лапа была поранена. Обессиленный волчонок почти не мог больше выть. Маленький, но смелый: когда Ранкстрайл протянул руку, чтобы подобрать его, тот мужественно рявкнул. Капитан обрубил колючую ветку, которая удерживала зверя, и освободил его. Крепко схватив его за загривок, Ранкстрайл поднял волчонка, и они уставились друг на друга, глаза в глаза. Щенок еще раз рявкнул, потом снова заскулил. Шерсть его была очень светлого серого оттенка, а глаза цвета каштанового меда напомнили Ранкстрайлу о Высокой скале. Неподалеку от щенка лежала его мать — крупная красивая волчица, погибшая дня три назад от одной из стрел орков.

Ранкстрайл дал волчонку немного гнилой воды Лизентрайля, в которой больше не было нужды, так как теперь у них была свежая, и зверек понемногу пришел в себя. Когда капитан взял его на руки, волчонок лизнул его в щеку и, обессиленный, моментально заснул. Ранкстрайл решил оставить его у себя.

— Эй, капитан, ты что, шутишь? — спросил Лизентрайль с возмущением, которое всегда поднималось в нем при виде полной потери здравого смысла, и с воодушевлением, с которым он всегда рад был вмешаться в чужие дела. — На охоте он будет настоящим проклятием. К тому же его нужно будет кормить. Волки не жрут черствый хлеб и бобовую шелуху, это тебе не куры. Из всех наивных идей, которые могут прийти кому-либо в голову, идея завести волка в стране овец и пастухов — самая наивная. Самая наивная — это еще вежливо сказано. Вежливо — это когда вместо того, чтобы высказать в лоб то, что думаешь, говорят что-то другое, что звучит лучше. Самая наивная — это то же, что и самая идиотская.

— Я уже понял, — сухо ответил капитан.

Несмотря на уговоры капрала, Ранкстрайл и слышать не хотел о том, чтобы оставить волчонка там, где они его нашли. Зверь спал у него на руках, и у них был общий враг.

Щенок оказался удачной находкой для капитана, который все тяжелее проводил свои беспокойные ночи, преследуемый постоянным кошмарным сном о волчьих клыках. Ранкстрайл и волчонок спали вместе, прижавшись друг к другу, и свернувшийся под боком теплый пушистый щенок стал для капитана кем-то вроде младшего брата, прогонявшего беспокойство и страшный сон, который посещал его теперь все реже и стал менее ужасным.

Волчонок рос. Один из новобранцев когда-то был акробатом и работал с дрессированными собаками — он предложил свои услуги по выучке зверя. Волчонок оказался смышленым и схватывал на лету основные правила сожительства с людьми, в том числе и свое имя — просто Волк. Он повсюду следовал за Ранкстрайлом, быстрый и незаметный, словно его тень. Их так и звали: Медведь и Волк.

И без того устрашающая фигура капитана выглядела еще мрачнее и суровее в сопровождении Волка. Пастухи старались держать свои стада подальше от Расколотой горы. Женщины запирались в домах, когда солдаты проходили через деревни.

Орки по-прежнему никак не давали о себе знать. Капитан сделал все, чтобы они не прошли незамеченными через границы, но настроение его от этого не улучшалось. Были они здесь или нет, он казался одержимым орками.

Лошади Малавенто были созданы скорее для ярма, чем для седла. Но пока их не продали, они паслись в верещатнике и ничего не имели против, если к ним приближались наемники, желавшие, когда совсем нечего было делать, научиться верховой езде. Табунщики учили солдат основам этого искусства в обмен на уроки фехтования и стрельбы из лука. Так многие из наемников, включая капитана, научились держаться в седле.

Во время одной из верховых прогулок на этих сильных и спокойных лошадях капитан, Лизентрайль, Тракрайл и Нирдли прибыли в Таллил, последнюю деревню в земле Бонавенто, находившуюся еще в руках людей. Повсюду виднелись прекрасные образцы резьбы: на скрипучих дверях, подвешенных на ржавых петлях, на расшатанных ставнях перекошенных окон, на разбитой черепице. Посреди грязных улиц, над которыми тучами вились невыносимо жужжавшие мухи, валялись капустные кочерыжки и козий навоз, и никто их не убирал. За начинавшим дичать виноградником виднелся заросший пруд.

— Да им что, совсем наплевать, как они живут? — возмутился Лизентрайль.

— Наверное, это потому, что орки совсем рядом, — ответил Нирдли. — Как когда ты живешь с тем, у кого полно вшей, — ты их тоже подцепишь.

— Может, это просто от страха, — предположил Тракрайл. — Они и впрямь на границе: может, боятся, что надо будет бросить все не сегодня завтра. Кто боится остаться без крыши над головой, не тратит силы на то, чтобы ее чинить.

Резьба поражала своим великолепием: горельефы и барельефы сменяли друг друга, открывая взору прекрасные сады и чудесных сказочных животных. Капитан подумал, не здесь ли была его родина, названия которой он, как оказалось, никогда не знал. Он приблизился к какому-то старику, который, низко наклонившись, мотыжил своей тяпкой жалкую капусту, назвал ему имена отца и матери и спросил, не знал ли тот, случайно, его родителей, которые, возможно, были родом из этой деревни. Старик ничего не ответил, лишь неопределенно помотал головой, даже не поднимая взгляда от капусты.

Капитан отошел.

— Мы ему не понравились, — заключил Лизентрайль. — Может, ему не нравятся гномы? — предположил он, пытаясь объяснить неучтивость старика. — Люди зовут их гомункулами, не то что ты — господами Народа Гномов, и никому не понравится встретить одного из них на пороге собственного дома.

Прошло лето. Ледяной северный ветер вновь принялся обдувать плоскогорье.

С приходом второй осени, быстрый, как ветер, на своем гнедом коне, чуть ли не до смерти искусанный комарами Силарии и в кровь исцарапанный колючками Золотых лесов, неожиданно прибыл гонец из Далигара.

В землях графства появился дракон. Кто-то летел на нем верхом, и они знали кто. Это не мог быть никто другой, кроме Эльфа — Проклятого, Ненавистного, Врага, Того Самого.

Он был угрозой для всего графства. Сама жизнь Судьи-администратора находилась в опасности.

Капитан немедленно призывался обратно: легкая кавалерия была уничтожена орками, и для защиты города никого не осталось.

Только он и его солдаты.

Из всех глупостей, которые Ранкстрайл слышал в своей жизни, эта казалась ему, без сомнения, самой большой.