Свидетель - Галина Манукян

— Не умрешь, — вздохнула я, мысленно поражаясь изобретательности Валеры.

Не ясно было, зачем ему Ника. Тоже как свидетель? Хочет собрать больше козырей против Шиманского, учитывая, что я слепа? Логично, Ника ведь находилась в момент убийства у черного входа в клуб.

Ника вспомнила о чемодане с вещами, и ее возмущения снова достигли апогея.

Я не могла сосредоточиться ни на ее словах, ни на собственных рассуждениях, и не потому что закладывало уши от перепада высот. Просто в моих объятиях внезапно вырисовался неожиданный образ — не моей подруги, яркой блондинки с выразительным ртом и большими глазами, темнота подбросила мне лицо пожилой женщины в теле, с сеточкой морщин у карих глаз, с седыми, строго убранными назад густыми волосами. Мне стоило усилий, чтобы не наклониться и не коснуться с почтением подола ее сари, назвав Ма… — «мама» на хинди.

Сейчас в Нике совсем ничего не было от той немного высокомерной индианки, с детства прививающей сыновьям необходимость следовать законам Ману. Казалось, в нынешней жизни она отыгрывала обратную роль, став ветреной, взбалмошной и капризной. Пожалуй, такое странное чувство несоответствия, какое охватило меня, испытывают взрослые дети стариков, когда тех, кого они когда-то побаивались, в немощной старости приходится нянчить, журить за забывчивость и баловать вкусненьким. Впрочем, ослабшие телом, утратившие четкость мысли и смягчившиеся старички все так же могут проявить своенравие. Разница лишь в том, что Ника была пожилой тогда, а теперь стала юной, будто начала историю от обратного, как Бенджамин Баттон.

Я погладила руку подруги. Негодование Ники поубавилось, хотя визгливые нотки еще проскальзывали, когда она вставляла в монолог обиженной девы подробности участия моего отца.

— Деньги! — вскрикнула она и, зарывшись в сумочку чуть ли не по локоть, выдохнула. — На месте.

— С чем, чем, а с деньгами тут проблем нет. — Я взяла ее ладонь в свою. — Не бойся, со всем разберемся.

— Я поражаюсь твоему спокойствию! — пыхтела Ника. — Это даже неприлично — улыбаться в такой ситуации!

А я поразилась иному — прикосновение развернуло передо мной, как киноленту, картины из жизни госпожи Шри Дэви Капур.

Юной девочкой ее выдали замуж за человека вдвое старше — ювелира, с которым вел дела ее отец. Тихая, поначалу робеющая перед многочисленными родственниками мужа, Дэви осваивалась и присматривалась. Родила первенца, Матху, и вместе с дарами от супруга, обрела уверенность. Родила второго, Ананда, и поставила на место бездетную золовку. В день появления третьего, Раджа, умерла от болезни свекровь. И, оправившись от родов, Шри Дэви с боем заняла место старшей женщины в доме: гоняла теток, невесток и строго воспитывала детей — и своих, и племянников. Могла и отшлепать, и устыдить, и наказание похлеще назначить.

Больше всего неприятностей доставлял ей старший, Матхурава, ибо вел себя неподобающе наследнику дома. Он то проказничал, возмущая непокорностью, то с мечтательным видом сидел часами у реки и рисовал палкой на песке замысловатые цветы. Отцу стоило больших усилий заставить Матху учиться ремеслу, а матери — вбить уважение к правилам. Матхураву женили рано, чтобы образумился. Но стать серьезным заставила его не юная супруга Амиша, а ее смерть через полгода после свадьбы.

Впечатлительного Матху будто подменили: он стал грубым, черствым и деловым. Шри Дэви даже укоряла себя немного, что чересчур уж давила на невестку, не желающую почитать традиции. Матхурава второй раз жениться отказывался наотрез, а когда скончался его отец, отпустил усы и принялся сурово управлять семейным делом.

Шри Дэви глубоко оскорбило его решение отправить ее жить к среднему брату, Ананду. Не потому, что она любила Ананда меньше, а потому, что закон предписывал матери жить со старшим сыном.

Я сжимала кисть Ники, впитывая ревность и обиду пожилой матери, а еще страх того, что с сыном происходит что-то не то. После поездки в Непал он стал совсем странным. Шри Дэви совершала пуджу[12] богам, раздавала милостыню странствующим санниясинам, прося их помолиться за старшего из рода Капур…

— Ой, — вскочила Ника, прерывая стройный ряд образов в моей голове, — мне нужно в туалет! Эй, кретин, где здесь туалет?!

— Назад по салону и за перегородкой налево, — подсказал Сергей с раздраженным смешком.

Ника метнулась туда. В салоне воцарилась благая тишина, разбавленная лишь гулом двигателей. Я сидела, ошеломленная узнанным. Надо было собраться и поговорить с Валерой, выяснить все, но я зависла между прошлым и настоящим, будто на воздушной подушке. Ника и Шри Дэви были слишком разными, но пожалуй, в одном оставались едины — последняя блюла законы Ману, а Ника отчаянно стремилась к тому, чтобы «все было, как у людей». Для обеих была важна семья. Но, видимо, так как Шри Дэви немало сделала для того, чтобы подчинить близких и разрушить их счастье во имя собственного удобства и общественных правил, Ника с детства была лишена поддержки родных и теперь никак не могла устроить свою судьбу. Еще одна насмешка кармы… И еще один участник той истории здесь.

Надо, отчаянно надо вспомнить, — понимала я, — чем она закончилась! Знала ли Шри Дэви Сону? Пока не ясно.

Мне вдруг стало страшно, что мы все «не выплывем». Слишком завязаны, запутаны друг с другом. В сердце защемило: а вдруг нас собрали в один самолет, чтобы он просто напросто упал? Ведь ничего, кроме гнева друг на друга и напряжения тут не было. Словно в подтверждение моих мыслей самолет провалился в воздушную яму. У меня заложило уши и перехватило дыхание. Мои спутники ничего не знают, но я… Ведь мне не зря дано свыше это видение!

Я коснулась мыслями Валеры. Он же, по сути, спасал меня от Шиманского. По-своему. Да, просто ценного свидетеля, которого надеется вылечить и все-таки задействовать на суде, но какая разница? Вселенная вновь предложила мне спасение — своим, непредсказуемым способом, а я ответила гневом. Это было неправильно.

Из мрака вынырнула фигура Валеры. Он прошел вперед, видимо, в кабину пилота.

Я решительно встала. Ткнулась коленями в столик и, выставив руки, последовала осторожно за ним. Нащупала полированную перегородку, открыла дверь и, скользнув за нее, уткнулась в чье-то плечо. Отпрянула, ударилась спиной о дверную ручку, скривилась от неприятного ощущения.

— Варя! Осторожно, — не успел оградить меня от удара Валера.

— Ничего, все нормально.

Я вздохнула и подняла к нему лицо. Как жаль, что я его не вижу! Контур — это так мало!

Валера тоже выдохнул громко. И неловкую паузу прервало наше одновременное:

— Прости меня!

Я смутилась. Он тоже, но заговорил первым:

— Надо было сказать… Но ты возражала еще в машине. Время поджимало.

— Да, — кивнула я. — Я не должна была кричать. Спасибо, что увез меня от Шиманского.