За все надо платить - Александра Маринина

А вот на втором этапе Оборину в голову должна прийтигениальная идея. И она уже знала, какой эта идея должна быть.

Но в одном она сказала правду: ей и в самом деле пришлосьсолгать мужу, будто она едет к приятельнице на дачу и, если заболтаетсядопоздна, возвращаться вечером уже не будет. Александр Иннокентьевич отнесся кэтому совершенно спокойно, он был уверен, что если Ольга ждала его столько лет,то попусту рисковать своим семейным благополучием не станет. Иначе зачем быливсе эти жертвы? И потом, впереди их ждет такая жизнь, что было бынепростительной глупостью сейчас поставить их брак на грань развода. Нет,доктор Бороданков был достаточно трезвомыслящим человеком, чтобы не впадать вгрех ревности. Единственный мужчина из окружения Ольги, вызывавший у негоопасения, – Шоринов. Во-первых, он финансирует проект и, когда препаратбудет готов, начнет получать невероятные прибыли, не уступая по степени богатствасамому Бороданкову. А во-вторых, он был когда-то любовником Ольги, но это онатак говорит. А что, если они не прервали отношений до сих пор? Не затевают лиони вместе какую-нибудь комбинацию, чтобы потом оставить его, Бороданкова, сносом?

Александр Иннокентьевич никогда не говорил жене об этомоткрытым текстом, но Ольга Решина знала, что он думает именно так. Она хорошоизучила своего супруга и ход его мыслей могла предсказывать на неделю вперед. Ипотом, она видела тень недовольства, которая каждый раз омрачала лицоБороданкова, когда она разговаривала с Шориновым по телефону, а тем более когдасобиралась на встречу с ним.

Но, как бы там ни было, будить в муже ревность ни в коемслучае нельзя. Как знать, вдруг взбрыкнет. Ведь тогда Ольга останется уразбитого корыта. У Шоринова молоденькая любовница, и если он и решится наразвод, то уж точно не ради нее, Ольги. Бороданков завоюет мировую славу иуедет на постоянное жительство за границу. Шоринов будет грести деньги наэксклюзивном производстве бальзама. А она?

Нет, рисковать нельзя. Поэтому ни о каком Оборине ее мужзнать не должен. А когда узнает, то это будет уже совсем другая песня…

* * *

Ночь Настя Каменская провела без сна. Снова и снова в головеее возникал приятный баритон, который она хотела бы никогда больше не слышать.Снова и снова вспоминала она осень девяносто третьего года, два года назад,когда впервые услышала этот голос. Тогда он подчинил ее себе, заставил взятьбольничный, сидеть безвылазно дома и временно устраниться от работы пораскрытию убийства никому не нужной алкоголички Вики Ереминой. Она сделала так,как он велел, но сумела собраться, сосредоточиться и, заручившись помощью иподдержкой своего начальника полковника Гордеева, внесла смуту в рядыпротивников, перессорила их и разрушила, не выходя из квартиры, всю иххитроумную постройку. Тогда они потеряли двух человек. Один погиб, другойостался инвалидом и комиссовался. Но то было тогда… А что ему нужно сейчас?

Он ничего не требовал, не угрожал, не ставил никакихусловий. Он просто поинтересовался ее самочувствием. Напомнил о себе. Зачем?Почему именно сейчас? Неужели Тарадин?

Этот человек, имени которого Настя не знала, позвонил какраз тогда, когда Тарадин засветился в «Лозанне» и, отсидев больше суток вкамере для задержанных, пришел к ней домой. Выходит, его отслеживали изотделения милиции и довели до Настиного дома. Но что они хотят? Зачем она им?

Несмотря на взвинченность и нервозность, она принялась пообыкновению просчитывать варианты – это всегда ее успокаивало. Вариант первый:человек с приятным баритоном является представителем тех людей, которыезамешаны в убийстве любовницы Денисова. И если он позвонил именно сейчас,значит, Тарадин подошел к ним слишком близко.

Вариант второй: этот человек не имеет ничего общего субийцами Лилианы Кнепке. Тогда кто он? Для чего звонит ей? Ответ очевиден икрайне неприятен. Это человек самого Денисова. Эдуард Петрович достаточнопроницателен, чтобы понимать: она, Настя, боится оказаться повязанной с ним. Аиспользовать ее ему нужно. И сейчас он пытается сломать ее руками человека сприятным баритоном, а потом заставить работать на себя опять же через него. Онаи знать не будет, что выполняет задания Эдуарда Петровича. Денисов, услышав еелишенный энтузиазма голос по телефону, понял, что она отнюдь не рада егопросьбе, и решил использовать объективно сложившуюся ситуацию с Тарадиным ипоисками убийцы для того, чтобы сделать Настю своим послушным орудием. Вот этоуже совсем плохо. О том, что неведомая контора имеет длинные руки, недреманноевсевидящее око и своих людей во всех правоохранительных органах, Настя узналаеще два года назад. О чем-то догадалась сама, а об остальном ей рассказалВолодя Ларцев, которого контора шантажировала дочерью и в конце концов похитиладевочку. И если к такой сильной организации сейчас присоединился сам Денисов,то головы Насте Каменской не сносить, это уж к гадалке не ходи.

Хмурая, невыспавшаяся и вялая, она с трудом поднялась спостели, стараясь не разбудить Лешу, долго стояла под душем, чтобы хоть немноговзбодриться, влила в себя две чашки горячего крепкого кофе и поплелась наработу. Чем ближе подходила она к зданию на Петровке, тем больше крепла в нейрешимость немедленно поговорить с Гордеевым. Если помощь Тарадину можно былооказывать партизанскими методами, то теперь ситуация повернулась так, чтоскрывать ничего нельзя. Выйдет только хуже.

Войдя в кабинет, она торопливо скинула куртку и позвонила повнутреннему телефону Гордееву.

– Заходи, – разрешил полковник.

Небольшого росточка, круглый, с блестящей необъятнойлысиной, он меньше всего походил на великого сыщика и грозу преступного мира,зато внешне полностью соответствовал прозвищу Колобок, которое тянулось за нимс незапамятных времен. В это утро он, в отличие от Насти, пребывал в хорошемрасположении духа и даже что-то напевал.

– Что у тебя, Стасенька?

– Беда, – бухнула она прямо с порога.

– Ну уж так и беда! – весело улыбнулся ВикторАлексеевич. – Что, прямо с самого утра?

– Нет, со вчерашнего вечера, – ответила онасерьезно. – Виктор Алексеевич, похоже, меня опять контора достала.

– Какая контора? – не понял полковник.

– Та же, что и два года назад. Та, на которой Ларцевсломался.

Гордеев снял очки, швырнул их на разложенные на столебумаги, поднялся и медленно подошел к окну. Какое-то время он стоял спиной кНасте, и она пыталась угадать, какое у него сейчас выражение лица. Злое?Растерянное? Задумчивое? Наконец он повернулся и снова сел за свой стол.

– Так, – произнес он.

Настя ждала продолжения, но Гордеев опять умолк. Он сиделнеподвижно, как каменное изваяние, сложив руки перед собой точно так же, какдержит их один известный политический деятель на рекламном плакате «Если дорогтебе твой дом». Смотрел он при этом не на Настю, а на стену поверх ее головы.Потом он перевел взгляд на наручные часы.