Соблазненный обольститель - Изобел Карр

– Лорд Глисон? – спросила она, хлопая ресницами.

Филипп покачал головой.

– Что ж, – прекрасная магометанка изящно повернулась, занимая место своего визави. – Вы определенно не мистер Крейг. Он ниже вас ростом. И не лорд Стил – у вас слишком светлые волосы.

Арлингтон рассмеялся, но не ответил.

– Вы даже не намекнете? – разочарованно протянула шахиня, ускользая прочь.

Перед Филиппом, лукаво сверкая глазами, встала Марго.

– Вам придется дождаться полуночи, как и всем остальным, – произнесла она, обращаясь к шахине. Та сердито нахмурилась и, высоко вздернув подбородок, повернулась к своему кавалеру. Звонкий смех Марго только усилил досаду восточной красавицы. – Здесь жарко, как в аду, – сказала графиня, приподнимая локоны, закрывавшие шею, и обмахиваясь ладонью в тонкой перчатке. – Мне хочется чего-нибудь выпить.

Арлингтон, не сказав ни слова, увлек графиню в сторону от танцующих и, прокладывая путь сквозь толпу гостей, повел к выходу из бального зала. Его ладонь лежала на ее талии, и Марго, чувствуя, как по телу пробегают волны горячей дрожи, наслаждалась этим волнующим ощущением. Даже не зная, кто перед ними, ряженые невольно расступались, давая дорогу графу. Грозная маска и развевающийся черный плащ, складки которого походили на крылья хищной птицы, придавали его облику нечто зловещее, вовсе не свойственное золотоволосому лорду Арлингтону.

На террасе обходил гостей лакей с вином на подносе. Взяв по бокалу, Марго с графом отошли к балюстраде, подальше от людского потока, перетекавшего из душного зала в сад и обратно. Марго запрокинула голову, подставляя разгоряченное лицо свежему ночному ветерку. Щека слегка зудела под слоем рисовой пудры.

– Ну, – произнес граф, прислонившись к каменному ограждению на краю террасы. – В Версале маскарады похожи на этот?

Марго обвела глазами разноцветную толпу в причудливых нарядах. Кругом кипело веселье, шумная суматоха охватила весь дом.

– Нет. – Она отпила глоток вина. Какое облегчение вырваться из душного зала. Марго обожала танцевать, но когда в комнату, рассчитанную на полсотни людей, набивается вдвое больше, духота становится невыносимой. – В Версале, устраивая большой маскарад, обычно задают какую-то тему или цвет. Когда я в последний раз посещала подобное увеселение, меня предупредили, что все будут одеты животными.

Граф улыбнулся, глаза его в прорезях маски задорно сверкнули.

– И какой же костюм выбрали вы?

Марго невольно вздохнула, вспомнив свой наряд.

– Я оделась жирафом, взгромоздив на голову башню чуть ли не в четыре фута высотой. – Она жестом изобразила, как выглядела шляпа, дополнявшая костюм. – В тот вечер я едва не сломала себе шею, пытаясь танцевать гавот.

– Вы скучаете по Версалю? – произнес граф, понизив голос, будто боялся задать вопрос или, быть может, услышать ответ.

Марго сжала губы. Арлингтон напрасно тревожился.

– Нет. – Она покачала головой. – Но я немного тоскую по Парижу. Там пекут изумительный хлеб. – При мысли о французском хлебе рот ее наполнился слюной. – Однако Версаль не Париж. Жизнь при дворе диктует свои правила, и нам приходится им следовать, заботясь о репутации, а это подчас бывает нелегко.

– Так вы и вправду создали себе дурную репутацию?

Марго испытующе посмотрела на графа. Неужели он не знает? И хочет ли он знать в действительности?

– Я назвала бы себя сумасбродной, взбалмошной, но, уверена, мои недоброжелатели с неприкрытым злорадством употребили бы слово «mauvaise»[22]. La Folle Anglaise – безумная англичанка, вот кто я такая для них. Выйдя замуж за Этьена, я очертя голову бросилась в водоворот своей новой жизни, его жизни, полной придворных интриг и козней в борьбе за власть. А в Версале политические связи и любовные тесно переплетены, более того, неразделимы. Вы соблазняете мужчину, потому что ваш муж нуждается в его покровительстве, потому что его жена смотрит на вас с презрением, и наконец, потому что это возвысит вас в глазах света.

Губы Арлингтона сжались в прямую линию. Что выражала эта гримаса? Осуждение? Или страдание, горечь? Марго не могла бы сказать с уверенностью: маска скрывала большую часть лица графа.

– Вам пришлось тяжело.

Его слова прозвучали не вопросом, а утверждением. В них слышалось сочувствие. Марго невольно кольнуло чувство вины: граф ошибался, и ей предстояло развеять его заблуждение. Однако она ощущала бы себя еще более виноватой, позволив Арлингтону питать иллюзии, принимать ее за ту, кем она вовсе не была. Их с графом связь не допускала лжи и притворства, а других отношений Марго не желала.

– Нет. – Она покачала головой, стараясь пересилить мелкую дрожь в животе. Благоразумие приказывало ей молчать, но Марго продолжала: – Это было несложно. В том-то и дело. Я с легкостью могла бы остаться в Версале и вести прежнюю жизнь…

– И все же?

Арлингтон еще надеялся. Он не верил, что Марго пожелала сойти с пьедестала, на который он ее вознес. Милый, славный Филипп.

– Но, овдовев, я оказалась в стороне от бурлящего котла придворных интриг и внезапно почувствовала себя иностранкой. Я могла бы вновь утвердиться при дворе, найти влиятельного мужа и, заручившись покровительством сильных мира сего, обладая еще большей властью, вновь ввязаться в битву. Но я вдруг поняла, что мне это не нужно. И тогда… – Марго замолчала, надеясь, что высказалась достаточно ясно. – И потому я вернулась домой.

Арлингтон сжал ее руку и поднес к губам. Сквозь тонкую кожу перчатки Марго почувствовала жар его губ.

– И потому вы вернулись домой.

Его слова прозвучали торжественно, будто были исполнены глубокого смысла. Казалось, он сам в это верил. И какая-то часть существа Марго желала, чтобы он оказался прав.

Генри довольно потер руки, наблюдая, как на противоположной стороне улицы Девир постучал набалдашником трости в дверь небольшого дома на Чапел-стрит. Интересно, что ему здесь понадобилось? Похоже, Генри наконец-то улыбнулась удача. Он уже отчаялся уличить Девира в чем-то неблаговидном. Тот вел самую обычную жизнь молодого светского джентльмена. Однако на текущей неделе жених Оливии дважды приходил в этот дом и трижды – неделей раньше. Иногда он забегал сюда всего на пару минут, а порой оставался дольше.

Поначалу Генри решил, что Девир пользуется этим домом для тайных свиданий с Оливией, хотя ему и не верилось, что кузина способна на подобное опасное безрассудство. Однако потом он заметил в верхнем окне девушку, тоненькую изящную блондинку с огромными глазами.

Хотя отсутствие молотка на входной двери указывало на то, что хозяев нет дома, Девир, похоже, не сомневался, что его впустят. Вскоре тяжелая створка со скрипом приоткрылась, и он проскользнул внутрь. Генри не стал дожидаться, когда выйдет его соперник. Он уже выяснил все, что хотел.