Вампиры Лос-Анжелеса - Роберт Рик МакКаммон

меня! – Он двинулся вдоль коридора, словно пантера заглядывая в каждую пустую комнату.

– Эй, послушай! – воскликнул кто–то позади. – Мне это не нравится…

– Заткни пасть и двигай за мной! – сказал Мавен, но на этот раз в голосе была неуверенность, и пара подростков приостановилась. Но Луис не отставал. Мавен прорычал ругательство и вошел в ближайшую комнату, дважды выстрелил в закрытый платяной шкаф, открыл дверцу, ожидая увидеть пару исходящих кровью трупов. Но там ничего не было, кроме забытой вешалки–плечиков. Луис натолкнулся на Мавена, и тот сказал:

– Назад, малец!

На втором этаже слышался топот ног – отряд головорезов проверял верхний этаж.

И тут он поднял голову.

Они висели под потолком, прицепившись к балкам, как летучие мыши.

Мавен завопил, понял руку с пистолетом, и в этот момент начали падать тела. Кто–то приземлился на плечи, и выстрел пропал даром. Мавен упал, в ухо ему кто–то страшно зашипел. Теперь крики раздавались уже по всему зданию, слышался шум падающих тел, выстрелы, треск дерева, в которое били пули, шум осыпающейся штукатурки. Что–то тяжелое ударило в плечо Луиса, он упал на пол, голова его была прижата к шершавой доске. Сквозь красный туман до него донесся вопль Мавена, просящий пощады, потом он вдруг тонко завопил, как женщина. Выстрел дробовика снес дверь черного хода с петель. Темные фигуры прыгнули в коридор навстречу ворвавшимся в здание войскам головорезов. Защелкали выстрелы. В темноте шла целая дюжина отдельных яростных стычек. Луис, в голове которого что–то тяжело стучало, попытался встать с пола, но получил удар ногой в ребра. Он согнулся, ослепленный слезами, пальцы старались нащупать на полу выпавший нож. Где–то послышался новый ужасный вопль, эхом пронесшийся по всему зданию. Луис был сбит с ног, тяжелое тело прижало его к полу. Он слышал стоны, за которыми послышались жуткие и странные звуки… словно кто–то втягивал в себя жидкость. Мозг Луиса пылал. “Я не хочу умирать вот так! Я не хочу умирать вот так! Я не хочу умирать, как…”

Ледяная рука сжала плечо и перевернула лицом кверху, словно он был сделан из соломы. Рядом с ним присела какая–то фигура, прижимая Луиса к полу. Глаза ее горели в темноте. И следующий миг Луис узнал Засу Хотшота, бывшего лейтенанта “Головорезов”, которого, как предполагалось, выпотрошили “Гадюки”. Облегчение пронзило его, и он сказал:

– Это ты, Хотшот?

Значит, он не умрет, не умрет, он не…

Хотшот усмехнулся.

Четыре клыка в его рту – два, выступавших из нижней десны и два из верхней,– были желтого цвета, и с них капала какая–то жидкость. Нижние клыки слегка загибались вовнутрь, как рыболовные крючки, верхние – чуть скошены друг к другу, образуя жуткое “у”. Лицо Хотшота светилось, как ужасная луна, пальцы, худые и твердые, как когти, глубоко впились в плоть Луиса, не давая ему пошевелиться.

И вдруг Хотшот начал наклоняться вперед, глаза его начали закатываться в жадном предвкушении.

Луис завопил – это было единственное слово, которое сейчас огненными буквами горело в сознании: “В а м п и р о!”

Хотшот довольно каркнул и наклонил голову к своему угощению. Нижние клыки пронзили плоть, надежно зацепившись. Луис поднял руки, чтобы оттолкнуть голову Хотшота, но было слишком поздно, и руки ослабели. Когда опустились верхние клыки, струя крови брызнула в лицо. Хотшот моргнул, слегка переменил положение головы и словно издалека, Луис услышал, как сосут кровь, словно кто–то пил через соломинку кока–колу или втягивал носом кокаин с золотой ложечки. Палец Луиса ударил в глаз Хотшота, и тут же в мозгу его раздался голос, тихий, как будто говорили во сне: “ЛЕЖИ СПОКОЙНО, МАЛЕНЬКИЙ БРАТ. СПОКОЙНО”.

Рука Луиса упала на пол, как мертвая птица, ему вдруг стало холодно, ужасно холодно. Но там, где к его плоти прижался рот Хотшота, словно ярился ад. Луис лежал неподвижно, арктический холод проникал в вены, дюйм за дюймом, беспощадно. В голове дули ледяные ветры, оглушая своим шумом. И к тому времени, когда вена его горла была отпущена и стала плоской, как раздавленный червяк, Луис уже спал.

Постепенно отвратительные сосущие звуки, раздававшиеся по всему дому, стали тише. Через несколько минут их сменил другой звук – волочимых по полу тел.

9.

Таракан – еще подросток, но уже с ярко–выраженным безумием в глазах – открыл дверь.

В маленькой спальне с горчично–желтыми обоями и кислым запахом табачного дыма и пота мать оседлал новый незнакомец. Голые ягодицы мужчины то напрягались, то расслаблялись, когда он совершал поршнеобразные движения бедрами, лежа на матери. Руки Бев впились в плечи мужчины, вся спина его была исцарапанной. Кровать дрожала, пружины стонали под двойным весом тел.

В футе от кровати стояла пустая бутылка из–под виски.

Таракан вошел в комнату, наклонился и поднял ее. Он видел лицо Бев – пустое, пьяное, маскообразное. Казалось, что она смотрит прямо на него – ее глаза были похотливыми и приглашающими. Между ног Таракана запульсировал ненавистный басовый барабан желания. Он поднял бутылку за горлышко и сделал шаг вперед, уже выбрав место, чтобы нанести удар. Когда бутылка опускалась, он услышал крик. “Нет!”, это кричала Бев. И бутылка опустилась уже не на голову незнакомого мужчины, а на правое плечо, потому что крик заставил его дернуться. Бутылка ударила в кость плеча, разбилась. Острые края впились в плоть. “Ах ты, подонок!..” – завопил мужчина и ударил тыльной стороной ладони, попав мальчику в нос и бросив его на пол. Таракан, из ноздрей которого струилась кровь, поднялся на ноги и, завывая зверем, кинулся на врага. Бутылка была забыта, он готов был убить этого человека голыми руками. Мужчина развернулся и нанес сокрушительный удар в подбородок, который сначала бросил подростка в воздух, а потом заставил его рухнуть на пол, словно груда мяса.

– Эй, держись от меня подальше! – крикнул мужчина, быстро нагибаясь, чтобы убрать разбитую бутылку. – Или, клянусь Богом, я тебя прикончу.

Таракан снова двинулся вперед, черные глаза казались шариками черного мертвого мрамора, но тут в кровати зашевелилась Бев, и он остановился. Ноги ее были разведены в стороны и меж них срамно блестел признак пола, словно врата ко всем наслаждениям, которые когда–либо являлись Таракану в мучительных сновидениях. Он повернулся в ней, позабыв о незнакомце, и на трясущихся ногах подошел к кровати. Лицо Бев покраснело. Она сжала ноги вместе и натянула простыню до подбородка. Ее сын